Советско-африканский роман Что фильм «Наша Африка» может рассказать о будущем «нашего Крыма»

«Медуза» продолжает представлять фильмы из конкурсной программы фестиваля документального кино «Артдокфест» — он пройдет с 19 по 23 октября в Риге и с 6 по 12 декабря в Москве. На этот раз журналист «Медузы» Дмитрий Карцев рассказывает о картине Александра Маркова «Наша Африка» — истории отношений СССР с 17 африканскими государствами с 1960-х по 1990-е, смонтированной из советских документальных пропагандистских фильмов.

1960-е годы во многом стали определяющими для противостояния капиталистического и социалистического лагерей в Холодной войне. Обе сверхдержавы, СССР и США, которые декларировали идеалистические цели (одна — строительство нового мира, другая — борьбу с диктатурой), почти синхронно продемонстрировали империалистическую изнанку своей политики.

Десятилетие прошло под знаком Вьетнамской войны и запаха американского напалма, но его кульминацией стала «Пражская весна», которая показала лицо социализма, и вовсе не человеческое. Великое противоборство идеологий стало навязчиво напоминать банальный передел сфер влияния в духе XIX века. И, возможно, решающее репутационное поражение нанесли советскому проекту его собственные вожди. Судорожно схватившись за взволнованную Чехословакию, они похоронили под танками не только сотню чехов, но и веру западных интеллектуалов в то, что СССР мог стать авангардной альтернативой их собственной политической системе.

Таков европейский фон событий, показанных в фильме Александра Маркова «Наша Африка». Смонтированный из кадров 60 советских документальных лент, он рассказывает историю советско-африканского «романа» — от обретения независимости 17 государствами этого континента в 1960 году, прозванном «годом Африки», до распада самого СССР в 1991-м.

Все эти фильмы были пропагандистскими, и в рамках традиционного позитивистского подхода к истории, пытающегося отыскать подлинные факты и выявить объективные тенденции, не имеют особой ценности как исторический источник. В лучшем случае удается увидеть некоторое противоречие между бравурными идеологическими посылами авторов этих лент и сложными эмоциями людей, невольно пойманными камерой. Но попытка определить, что на самом деле думали и чувствовали люди, по выражению их лиц сама по себе слишком сильно смахивает на спекуляцию.

Современные постколониальный и деколониальный подходы помогают лучше понять информационную ценность пропаганды. Советские дикторы иронизируют над уверенностью западных правительств в том, что те «даровали» бывшим африканским колониям независимость, то есть над тем, что они до конца относились к Африке исключительно как к объекту приложения собственной власти. Драма в том, что сам СССР тоже отказал новым «друзьям» в субъектности.

Вот советские геологи обучают африканцев искать полезные ископаемые. Вот советские врачи проводят первые вакцинации среди местного населения. А советские учителя учат русскому языку. Достижение — это когда СССР удается сделать Африку похожей на него.

С точки зрения Мадины Тлостановой, пожалуй, главного российского адепта деколониального подхода, едва ли не главная историческая драма России (и ее соседей) состоит в том, что она стала имперской метрополией, сама при этом чувствуя себя периферией западной цивилизации. В результате она «заняла догоняющую позицию, а также обросла целым рядом психологических тревог, шизофреническими коллективными комплексами, идеологией осажденного лагеря» и «проецировала собственные комплексы неполноценности на свои неевропейские колонии на Кавказе и в Центральной Азии, пользуясь самопровозглашенной ролью реформатора и цивилизатора».

Африка никогда не была колонией СССР, и новым африканским элитам приобщение к советскому проекту обещало стремительную модернизацию и вход в «первый мир» сразу из «третьего», минуя «второй». Это принципиальное отличие от Восточной Европы, которой Россия никогда не обещала дать того, чего бы у нее уже не было.

Но поцелуи генсеков с президентами сменяются в «Нашей Африке» сначала дружескими встречами советских военнослужащих, а потом стрельбой, взрывами и горящими африканскими деревнями. Проблема в том, что, провозгласив себя мировой державой нового типа, Советский Союз так никогда и не разорвал с дореволюционной имперской традицией. А она была заточена как раз на соревнование с Западом — и все остальное было лишь функцией от этой глобальной цели. В какой-то степени это навязчивое стремление даже усилилось, поскольку сама господствующая идеология СССР, марксизм, была западного происхождения. Возможно, поэтому и Африка была обречена стать очередным полем битвы двух систем.

Фильм называется «Наша Африка», и отсылка к «нашему Крыму» не случайна. В российском пропагандистском дискурсе конкурируют две мотивации присоединения полуострова. Одна отсылает к восстановлению «русского мира» и защите «своих», другая — к противодействию НАТО и Америке, которые якобы готовились изгнать из Крыма российский флот и превратить его в своей форпост. Чем дальше, тем активнее геополитическое обоснование выходит на первый план, и кажется, что именно им следует объяснять действия российских властей в 2014 году. В «нашей Африке» геополитическая игра закончилась войной всех против всех.

Проблема в том, что хорошего сценария не видно. Как показывают события последних десятилетий, ни один из крупных регионов, освободившихся от имперской опеки, не смог спокойно пережить уход первого поколения постколониальной элиты. Везде это привело к нестабильности, войнам, иногда к геноциду. За «нашей Африкой» последовал Ближний Восток. Кто следующий на очереди — Средняя Азия?

Левые сторонники деколониального подхода винят во всем колонизаторов и призывают отказаться от представлений о едином мире и универсальном пути развития: ведь фрустрация по поводу несоответствия этому пути и провоцирует насилие. Но точно ли в этом причина? Не приведет ли отказ от этой идеи просто к окончательной реставрации древних форм угнетения, помноженных на новые технологии? Все-таки в «нашей Африке» (а до этого в «не-нашей», то есть в принадлежавшей Западу) хоть какое-то время не воевали.