Закон о цифровых повестках — это шаг в сторону настоящего цифрового гулага. Выпадение из новой системы будет означать для россиян социальную смерть Рассуждает политолог Татьяна Становая (Carnegie Politika)

Госдума приняла поправки в закон «О воинской обязанности и военной службе», революционно меняющие правовые отношения граждан и государства. Многие уже сочли поправки антиконституционными: речь идет не просто об изменениях в организации призыва на воинскую службу, а о создании масштабного механизма цифрового контроля над гражданами России, который ограничивает базовые права вроде свободы передвижения, права на труд и неприкосновенности частной собственности. Впоследствии такой подход может расползтись на другие сферы, выстраивая государственную систему тотальной цифровой слежки, принуждения и наказания. Цифровой гулаг, о котором так много говорили во время пандемии, обретает реальные очертания. Чем это грозит россиянам, рассуждает политолог Татьяна Становая. «Медуза» публикует ее материал с любезного разрешения проекта Carnegie Politika.

Ускоренные роды

Идея создать цифровой механизм, который позволил бы мгновенно проводить военную мобилизацию, появилась в российской власти сразу после начала войны. Уже тогда стало ясно, в каком запущенном состоянии находится система учета военнообязанных.

Однако с реализацией возникли проблемы. В ноябре 2022 года Путин поручил Минцифры, Минобороны и Федеральной налоговой службе создать специальный реестр, но неофициально чиновники признают, что работа была провалена. Цифровизация данных военкоматов была кое-как выполнена, но довести систему до ума и создать единую базу не получилось. Среди причин: нежелание Минобороны пускать в свои базы гражданских чиновников, не говоря уже о невозможности без соответствующего закона эффективно обязать другие органы власти передавать туда данные о гражданах.

В результате год с лишним спустя после начала войны выяснилось, что реестра по-прежнему нет. Как нет и межведомственного взаимодействия. А на носу — возможное украинское контрнаступление с непредвиденными последствиями.

После серии обсуждений в Кремле и при личном участии Владимира Путина было решено резко ускорить работу, расширить участие Минцифры и максимально быстро принять соответствующие поправки в законодательство, не особенно заморачиваясь ни публичным обсуждением, ни подготовкой аудиторий.

Все произошло настолько быстро, а сами поправки оказались настолько революционными, что в недоумении остались даже чиновники президентской администрации (особенно кураторы внутренней политики), единороссы и представители военной корпорации в Госдуме, накануне уверявшие, что никаких электронных повесток не будет.

Тараном в процессе выступало даже не Минобороны, а Генштаб, единственный из всех органов власти заранее знавший, что электронным повесткам быть. Для большей быстроты за основу взяли старый законопроект о почтовых повестках, валявшийся в Госдуме с 2018 года. Его опять рассмотрели во втором чтении (первая попытка была в марте 2022 года) и внесли радикальные правки, суть которых стала известна депутатам только в последний момент.

От пандемии к призыву

Принятые поправки не просто ускоряют создание реестра, но ведут к появлению в России совершенно новой системы контроля над гражданским поведением. Власти задумались о ней еще в 2019 году, задолго до войны и даже конституционных поправок. Тогда кураторы внутренней политики начали обсуждать формирование новой парадигмы политического порядка — системы формальных и неформальных правил, связывающих комфорт граждан с политической лояльностью. Так, чтобы поощрять «прогосударственное» поведение и создавать проблемы тем, кто отклоняется от одобряемой линии.

Например, в рамках этой логики в регионах стали создавать специальные центры управления (за них отвечает АНО «Диалог»). Формально — чтобы работать с жалобами населения. В реальности — чтобы изучать любую публичную активность (вплоть до соцсетей) на предмет политических рисков.

Те граждане, кого записывали в неблагонадежные (например, за лайки Алексею Навальному), впоследствии могли столкнуться с трудностями в вузе или на работе, а то и вообще получить статус иноагента. То есть с гораздо более гибкими репрессиями, чем традиционные суды и приговоры.

Речь идет о тотальном сборе цифровой информации о каждом гражданине, формировании его своего рода «цифрового тела», контроль над которым осуществляет государственный агент. Все это достаточно массово работает уже несколько лет, пока довольно бессистемно, но госаппарат постепенно учится.

Пандемия позволила сделать гигантский шаг вперед в этом вопросе. В регионах появились системы распознавания лиц, чиновники накопили большой опыт работы с разными цифровыми инструментами вроде QR-кодов, учета вакцинации через «Госуслуги», отслеживания нарушений с помощью камер, приложений и так далее.

Фактически речь шла о первой попытке создать цифровую систему контроля, где соответствие определенным требованиям (вроде своевременной вакцинации) давало бы полный доступ к правам, а нарушение вело бы к их ущемлению (например, запрету пользоваться общественным транспортом).

Воплотить все это в жизнь и оформить законодательно тогда не получилось — власти побоялись общественного недовольства. Но сейчас ситуация другая, риск сопротивления со стороны общества невысок, а негативные последствия дадут о себе знать только через время, — неслучайно власти так усердно повторяют, что никакой мобилизации не будет. А значит, ничто не помешает воспроизвести подобные практики в самых разных сферах.

Новое принуждение

Война вывела на новый уровень потребности государства в цифровом контроле. Цифровой реестр должен собрать информацию о военнообязанных из всевозможных источников: от поликлиник и судов до налоговых и избиркомов. «Госуслуги» будут лишь интерактивным интерфейсом этой новой цифровой реальности. Неважно, есть у вас там аккаунт или нет, вы можете вообще не пользоваться интернетом, — за неявку в военкомат по электронной повестке все равно вводятся «обеспечительные меры».

Эти меры ущемляют ключевые гражданские права: вводится запрет на выезд из страны, управление транспортом, заключение сделок с недвижимостью, регистрацию ИП, получение кредитов. Более того, регионы получили право по своему усмотрению добавить к этому перечню что-нибудь еще — например, ограничить получение льгот и субсидий.

Одновременно вводятся меры против уехавших за границу, о которых полгода спорили представители российской власти. Неявка по повестке теперь отправляет человека в красную цифровую зону, где нормальная жизнь уже невозможна. Можно, конечно, попытаться обжаловать все это в призывной комиссии (со всеми вытекающими рисками) или суде, но ограничительные меры к тому времени в любом случае вступят в силу.

То есть речь идет уже не просто о регулировании призыва или мобилизации, а о переформатировании традиционной системы государственного принуждения. Появляется автоматизированный механизм контроля поведения без вовлечения самого гражданина, его адвокатов или судов. Гарантированные Конституцией права становятся условными — их реализация ставится в зависимость от статуса гражданина в системе государственного цифрового контроля.

Власть, кажется, сама еще не до конца представляет масштаб затеянных перемен и то, как они будут выглядеть на практике. Песков растерянно отвечает про срочность создания реестра из-за войны, но признает, что многое еще предстоит доработать. Околовластные эксперты жалуются, что новые нормы приняли без всякой подготовки общества и особенно молодежи.

Цифровизация всего

Прецедент такого масштаба создает соблазн распространить похожие подходы на другие сферы. Тем более что много где уже есть заделы. Например, существует реестр разных категорий иностранных агентов, а в скором времени должен заработать реестр физических лиц, «связанных с иностранными агентами». «Обеспечительные меры» можно предусмотреть и для них.

Процесс цифровизации репрессий во многом полицентричен — у кураторов внутренней политики свои реестры, у Минобороны — свои. Но цель всегда одна — сформировать лояльное цифровое большинство. В президентской администрации неофициально говорят, что в новой реальности больше не будет «избирателей»: «будут начальники и цифровые серверы, и иногда митинги протестов, которые никак не будут влиять на политику».

Речь идет о цифровой системе контроля над обществом с помощью регулирования доступа к правам и благам каждого конкретного гражданина. Выпасть из этой системы будет означать, по сути, социальную смерть. А цифровизация становится не просто сбором и хранением информации — теперь она формирует социальные профили под нужды государства. В Кремле верят, что доминирование государства в информационном пространстве позволит формировать даже потребности граждан: «алгоритмы знают о тебе так много, что подберут для тебя индивидуально и повестку, и предложение».

Правильная дозировка страха и заботы в сочетании с четко обозначенными границами дозволенного даст возможность моделировать любое политическое поведение. Конечно, это отчасти мечты кремлевских чиновников, но они все равно показывают, насколько радикальной может быть трансформация политики в цифровую эпоху.

Поправки об электронных повестках — это первая, но далеко не последняя попытка государства ввести элементы цифрового тоталитаризма. Попытка сформировать красную и зеленую зону доступа к общественным благам, причем сделать это за рамками традиционных институтов — просто автоматически.

Фонд Карнеги за Международный Мир и Carnegie Politika как организация не выступают с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды авторов, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир.

Читайте также на Carnegie Politika

• Попытка № 2. Что опыт первого газопровода в Китай говорит о перспективах второго
• Свобода или секс. Новый роман Янагихары для американского и русского читателя
• Лифт вверх не поднимает. Почему не взлетают карьеры чиновников-вахтовиков из Донбасса