Война разрушает науку и в России, и (еще куда сильнее) в Украине. Что можно этому противопоставить? Профессор Университета Северной Каролины Александр Кабанов — о международной солидарности ученых

После окончания войны самой актуальной задачей Украины станет восстановление разрушенной страны. Можно надеяться, что ей будут изо всех сил помогать наиболее развитые в экономическом, научном и технологическом отношении страны. Что касается России, то она рискует на годы — если не на десятилетия — оказаться страной-изгоем, что скажется в том числе на ее научной жизни. Российским ученым предстоит непростой и долгий путь обратно в международное сообщество. Профессор Университета Северной Каролины, член-корреспондент РАН Александр Кабанов полагает, что его коллегам стоит уже сейчас начать открытый разговор о той ситуации, в которой оказалась наука — причем не только в России, но и в Украине. Чтобы помочь этому разговору, группа научных журналистов в годовщину войны запустила проект t-invariant. В статье для «Медузы» Кабанов рассказывает, какие проблемы российских и украинских ученых предстоит решать в первую очередь.

Оптимизма по поводу будущего науки в России нет. Действия властей не оставляют надежды

В России сейчас можно иногда услышать, что «слухи о смерти российской науки сильно преувеличены». Я не разделяю такого оптимизма. Есть хорошо известный исторический прецедент: в первой половине ХХ века Германия была одной из ведущих научных держав, а немецкий язык, наряду с английским и французским, — одним из трех главных языков научной литературы. После Второй мировой ситуация кардинальным образом изменилась: на несколько десятилетий Германия потеряла главенствующие позиции в науке, а английский стал и до сих пор остается основным языком научного общения.

Судьба науки на постсоветском пространстве мне представляется еще печальнее. Россия выпала из числа ведущих научных держав мира еще 30 лет назад после распада СССР. В последние 10–15 лет была предпринята серьезная попытка модернизации науки, включавшая создание конкурентных грантовых механизмов, повышение требований к научным публикациям, открытие новых научно-образовательных программ в университетах, привлечение иностранных ученых, участие в международном сотрудничестве. Эта попытка оказалась отчасти успешной — и теоретически могла бы в ближайшие полтора-два десятилетия вывести страну на передовые позиции в некоторых областях.

К сожалению, по мере ухудшения отношений России с миром, нарастания антизападной риторики, идеологизации и милитаризации российской жизни (которая науки и образования тоже коснулась) эффективность реформ снижалась. Так что перед началом войны ситуация уже была плачевной. Вторжение в Украину нанесло по науке еще более мощный удар. Достижения предыдущих лет были окончательно перечеркнуты. Научная жизнь в стране отброшена на десятилетия назад. Вот только некоторые из главных потерь:

• Российские ученые практически исключены из международного научного процесса: сократились научные контакты и доступ россиян на международные научные конференции; участие ученых из США, Европы и Японии в российских конференциях сведено к минимуму в лучшем случае. Из российских университетов уволились западные специалисты. 
• Сократилось международное научное сотрудничество России с Западом, в ходе которого российские ученые развивали собственные компетенции и перенимали новые идеи. Многие страны и научные фонды запретили своим ученым участвовать в российских грантовых программах, а также сотрудничать с исследователями, которые работают в институтах, связанных с российским правительством. Кажется, на этом фоне идет переориентация россиян на Китай и Индию. Но замена всего мира на две страны — это проигрыш, так как в совокупности они производят всего около трети мировой научной продукции. Кроме того, зависимость от Китая автоматически ставит ученых России в слабое положение. Особенно с учетом того, что Пекин пока предпочитает забирать идеи и технологии, а не делиться ими.
• Потеря учеными из России доступа к современным методам исследования, программному обеспечению, базам данных, реактивам, расходникам, научным приборам, техническому обслуживанию, запасным частям и другой критически необходимой инфраструктуре грозит замедлением и отставанием исследований в большинстве областей. Попытки «импортозамещения» несостоятельны по определению: ни одна страна (включая США и Китай, превосходящие Россию по научному потенциалу в десятки раз) в одиночку не обладает всем необходимым для современной науки.
• Тяжелая ситуация с научными журналами, что резко усложняет коммуникацию ученых. С советских времен сохранились журналы Российской академии наук (РАН) и некоторые другие во многих областях науки. Они, хоть и уступали по качеству международным изданиям, переводились и распространялись по всему миру. Сегодня эта система под угрозой исчезновения. С одной стороны, делаются попытки передать публикацию научных журналов академии в не очень (мягко говоря) успешное издательство «Наука». С другой — из-за американских санкций возникли проблемы с присвоением статьям в российских изданиях глобального индекса doi, по которому статью можно найти среди сотен миллионов других документов. Одновременно под эгидой суверенизации вместо российской же электронной библиотеки e-library, которая прекрасно зарекомендовала себя, РАН и РФФИ на бюджетные деньги создают новый портал, где должны размещаться все журналы РАН. Новый ресурс не работает, журналов РАН там нет, и в итоге с начала 2023 года ни один из них вообще не доступен для читателей в русской версии. Кроме того, шесть лучших журналов, не входивших в систему РАН, не публикуются и не распространяются уже более года, потому что издававший их англоязычную версию британский Институт физики (IOP) прекратил этим заниматься.
• Разгром общественных и гуманитарных наук и торжество невежества. После начала вторжения в России резко усилились политизация, идеологизация и милитаризация общественной и научной жизни. Множество важных тем табуировано. Высказывание мнений, противоречащих «линии партии», криминализировано. При этом сама «линия партии» четко не сформулирована и меняется с развитием событий. В этих условиях общественные науки, до того достаточно бурно развивавшиеся, оказались фактически разгромлены. В гуманитарных науках насаждаются идеологемы, противоречащие фактам. Пропагандистская машина глубоко антинаучна: вспомните «боевых комаров», «биолаборатории», а также «служебных людей», придуманных директором Курчатовского института и старым знакомым президента Путина Михаилом Ковальчуком. На фоне псевдопатриотической и антизападной риторики неизбежно восхождение псевдоученых, оппортунистов и демагогов.

• «Утечка мозгов» из России. Я начал с истории Германии, которую после прихода нацистов к власти покинули сотни ученых, включая Альберта Эйнштейна, Ганса Бете, Макса Борна, Эрвина Шредингера, Джеймса Франка и многих других. Исследователей уровня перечисленных нобелевских лауреатов в современной России нет. Однако отъезд из страны тысяч молодых ученых после начала войны и особенно после объявления «частичной мобилизации» может оказать не меньшее, если не большее отрицательное воздействие на будущее российской науки (о потерях, в частности, математической школы писал в своем первом выпуске t-invariant.org).

Украинская наука расстреляна в упор. Но ученые продолжают работать, а государство им помогает

Говорить о проблемах и перспективах науки в России невозможно, неправильно и нечестно, если при этом не сказать о положении ученых и развитии науки и образования в Украине, страдающей от российской агрессии. Всем ученым, и в первую очередь россиянам, нужно знать и помнить, что вторжение принесло украинской науке.

Еще до начала полномасштабного вторжения украинская наука и образование страдали от недостатка финансирования, отсталой инфраструктуры, нехватки профессионалов. Как и Россия, Украина унаследовала от СССР архаичную организацию научного знания. Несмотря на попытки модернизации в последнее десятилетие, Украина отставала даже по сравнению с относительно благополучной РФ. Нельзя забывать и о том, что после событий 2014 года Украина столкнулась со сложными общественно-политическими и экономическими проблемами, которые сказались на всех сферах.

Несмотря на это, Украина продолжала укреплять отношения с Евросоюзом, а молодые украинские ученые ездили на стажировки на Запад и публиковали статьи с коллегами из сильных европейских и американских университетов. Действовали программы научного обмена, такие как программа Марии Склодовской-Кюри, которая сыграла значительную роль в интеграции украинцев в европейскую науку. Несмотря на то, что украинским ученым приходилось работать в гораздо более сложных условиях, чем их российским коллегам, была надежда на дальнейшее развитие научного знания по мере стабилизации обстановки и дальнейшей интеграции с Западом. Этим надеждам, увы, не суждено было сбыться. 

С первых дней войны стали появляться сообщения о гибели украинских ученых и студентов. Среди тысяч мирных жителей Украины, убитых в результате ракетных обстрелов и боевых действий, — экономист Олег Амосов, математик Юлия Ждановская, физик Василь Кладко, химики Андрей Кравченко и Александр Корсун. Защищая родину, погибли на фронте историк Олег Андрейцев, археолог Юрий Коваленко, химик Андрей Кравченко, биофизик Владимир Федоров, биолог Бижан Шаропов.

Все эти люди убиты на своей земле. Их имена можно найти в интернете. К сожалению, полный список погибших украинских ученых и студентов гораздо длиннее, и нам еще предстоит увидеть полностью их скорбный мартиролог. 

На сегодняшний день уже более 60 вузов в Украине пострадали от бомбардировок, девять из них разрушены полностью. Самый большой урон нанесен университетам в Луганской, Донецкой, Харьковской, Запорожской, Черниговской и Николаевской областях. Значительные повреждения получил Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко — аналог российского МГУ имени Ломоносова.

Академическая жизнь в Украине нарушена и опустошена. Среди миллионов вынужденно перемещенных людей множество ученых и студентов. Разрушена инфраструктура университетов: лабораторные корпуса, оборудование, аудитории и общежития. Нарушено снабжение материалами и реактивами, необходимыми для работы. Отсутствие электричества делает невозможным использование научных приборов, что особенно пагубно в случае критического оборудования с непрерывным циклом работы. Нарушен доступ к базам данных, затруднена коммуникация с коллегами в Украине и других странах.

Если катастрофа российской науки несколько отложена, украинскую, можно сказать, расстреляли прямо в упор. По всем параметрам положение украинских ученых, особенно в экспериментальных областях, гораздо тяжелее, чем у россиян. При этом несмотря на огромные трудности и повседневные тяготы, украинские преподаватели продолжают дистанционно учить студентов, часто разбросанных по Украине и остальному миру. Украинские ученые участвуют в научных конференциях удаленно, выступают с докладами — и просят прощения за перебои в связи.

Например, осенью 2022 года десятки украинских ученых, в том числе из прифронтовых городов, таких как Сумы и Харьков, присутствовали на ежегодной конференции по материалам. Это была одна из самых крупных делегаций, уступающая по численности лишь Сербии — стране-хозяйке. Еще больше украинских ученых, свыше ста человек, участвовали в конференции по наноматериалам, которая проходила в Кракове тоже в прошлом сентябре.

Самоотверженность и солидарность украинцев перед лицом войны поражают. Нам удалось привезти в США аспирантку Любовь Пальчак, которая бежала из Краматорска после начала российских бомбежек. Теперь она поступила в аспирантуру Университета Северной Каролины. Невзирая на трудности с английским, адаптацию к новой обстановке, необходимость заботиться о семилетнем сыне, после занятий и работы (иногда ночью) она продолжает дистанционно учить студентов своего университета в Украине. Она не может их бросить — потому что им больше не на кого сейчас надеяться.

Еще в мае 2022 года президент Владимир Зеленский нашел время и силы выступить по видеосвязи перед членами ассоциации американских университетов. Он рассказал о положении украинских ученых и студентов и призвал американцев к партнерству. Ему есть чем заняться, но его внимание к вопросам науки и образования не ослабевает. Совсем недавно Украина сменила министра образования и науки. Новый министр Оксен Лисовой, по-видимому, пользуется доверием украинского общества; уже сейчас ему поручено заняться вопросами послевоенного восстановления.

Развязанная война — преступление против всего украинского народа. Нельзя не преклоняться перед героизмом защитников Украины и волей украинцев к победе. Как ученый и профессор я потрясен и возмущен вредом, нанесенным научному и образовательному сообществу Украины. Россиянам важно помнить, что нынешний тяжелый кризис в российской науке — это фактически «самострел». В отличие от Украины, которая страдает от агрессии со стороны своего соседа.

Эрозия взаимного доверия в мировой науке началась еще до войны. Российская агрессия сделала эту тенденцию разрушительной

Вред, нанесенный войной науке и образованию, простирается далеко за пределы Украины и России. Сам по себе «валовый научный продукт» этих двух стран незначителен, и даже его полное исчезновение не критично в масштабах всего мира. Но после 24 февраля 2022 года перед мировым научным сообществом встали вопросы, затрагивающие сами принципы ведения научной деятельности.

Вскоре после начала вторжения украинские и многие западные ученые выступили с призывами изолировать россиян, прекратить всякое научное сотрудничество с ними, запретить участвовать в международных проектах и конференциях, отказывать в рецензиях и перестать принимать к публикации их научные статьи. Совсем недавно в ведущем научном журнале Nature опубликован призыв бойкотировать российских ученых, пока продолжается война. Его подписали нескольких тысяч украинских коллег.

Практически все ученые, которых я встречал на Западе, включая представителей русскоязычной академической диаспоры, разделяют гнев и боль украинцев по поводу колоссальной несправедливости и зла, совершаемого по отношению к ним. Многие считают аргументы в пользу изоляции ученых страны-агрессора убедительными. Однако мнения по этому поводу разделились. Большая часть научных журналов и крупнейших издательств, категорически осудив российскую агрессию, заявила о приверженности принципам Комитета по публикационной этике (COPE, Committee on Publication Ethics), который запрещает дискриминацию авторов по национальному, этническому, политическому или религиозному принципу. Эта позиция остается неизменной, хотя те же издательства прекратили распространение своих продуктов и сервисов в России.

Широкую огласку получила задержка журнальной публикации 250 статей международного коллектива Большого адронного коллайдера из-за того, что многие ученые не хотели, чтобы их имена стояли рядом с соавторами из страны-агрессора. После дебатов, продолжавшихся почти год, было найдено компромиссное решение: соавторы из России и Беларуси будут перечислены наряду с другими, но без указания их организаций и источников финансирования (которые, впрочем, можно найти по уникальному идентификатору ORCID, публикуемому для всех ученых).

Сложности, с которым сталкивается научное сообщество в обсуждении этих вопросов, неслучайны. Смысл научных публикаций — в том, чтобы делиться полученными результатами с окружающими и тем самым двигать научное знание вперед во всем мире. Этим наука существенно отличается от спортивных соревнований, от участия в которых россиян тоже требуют отстранить из-за войны. Спорт — это демонстрация личных и национальных достижений и зрелище для публики. Наука и научные публикации нужны профессионалам. 

Сторонники бойкота говорят, что российские ученые «работают на войну». Это не так: большинство научных областей и работ никакого отношения к военным не имеет. Кроме того, исследователи, занимающиеся «двойными технологиями», статей в международных журналах, как правило, не публикуют, в том числе из-за действий российских силовиков, которые задолго до вторжения начали преследовать ученых за разглашение якобы секретной информации в лекциях и научной переписке.

Горькая ирония в том, что ученые, возможно, самая антипутинская и антивоенная часть российского общества. Еще до начала вторжения тысячи российских ученых последовательно выступали против сползания страны в тоталитаризм (вот пример, еще один, а вот еще). В первые часы и дни после начала полномасштабной войны десятки тысяч ученых России подписали протестные письма.

В ответ российские власти немедленно ввели репрессивные законы за антивоенные высказывания, а также инспирировали письма в поддержку действий российских войск. Среди провластных заявлений наиболее пагубным для российской науки оказалось обращение Российского союза ректоров, под которым стояло около 300 подписей, включая, к сожалению, и ректора МГУ Виктора Садовничего, председателя этого союза. По слухам, некоторые из ректоров даже не знали о своих именах под обращением; часть подписей вскоре исчезла, другие были добавлены с большой задержкой. Сегодня это обращение наиболее часто приводят в качестве аргумента в пользу того, что необходимо бойкотировать российские университеты, ученых и науку в целом. На фоне преступлений, творящихся в Украине россиянами, симпатии западных коллег далеко не на стороне России — и новые ограничительные меры против них вполне возможны.

Одно из последствий войны состоит в том, что в России нет институтов, которые в состоянии выступить с убедительными аргументами в защиту ученых. Казалось бы, могла высказаться РАН, так как ее прежний президиум не запятнал себя откровенной поддержкой войны. Однако на последних выборах президент РАН Александр Сергеев вынужденно снял свою кандидатуру, сославшись на «психологическое и внешнее административное давление» на членов академии. К сожалению, новое руководство РАН не обладает достаточным авторитетом, а главное, академической независимостью, чтобы выступать на мировой арене со своих позиций в защиту российской науки и ученых. Это тоже результат вторжения в Украину.

На самом деле еще до 24 февраля утверждения о том, что «наука вне политики» и «у науки нет границ», были поставлены под сомнения. В США во времена Трампа приняли программу «Китайская инициатива», направленную на защиту лабораторий и технологических бизнесов от «иностранного вмешательства» и шпионажа. Эта программа получила печальную известность из-за грубого и неправомерного вмешательства государства в жизнь и работу ученых, в основном китайского происхождения. Против нее выступили многие американские исследователи и авторитетные научные сообщества. К тому моменту, как администрация Джо Байдена отменила эту программу, она уже успела навредить научному знанию в США, поломала судьбы и вызвала отток некоторых талантливых ученых в Китай. Все это в целом ведет к эрозии доверия и сотрудничества между учеными, критически необходимого для развития науки и человечества в целом.

Война резко обострила противоречия, которые копились в последние годы. Трудно себе представить, что всего 15 лет назад мы говорили о международном научном сотрудничестве, о грантах с участием ученых разных стран, о развитии Сколтеха в Москве вместе с Массачусетским технологическим институтом и о других совместных проектах. И если прежде большинство ученых разных стран были солидарны в защите общих ценностей в науке, российское вторжение в Украину подорвало эту международную цеховую солидарность. К сожалению, разногласия между учеными мешают тому, чтобы сосредоточиться на важных проблемах, решению которых мы можем реально способствовать. В частности, на помощи ученым и студентам, пострадавшим в результате войны.

Власти западных стран готовы помогать ученым, пострадавшим от войны. Но необходимы также усилия со стороны тех, кто уехал раньше

В марте 2022 года свыше ста известных русскоязычных ученых — выходцев из России, Украины и Беларуси, — представлявших разные научные области, поколения и периоды эмиграции, выступили с заявлением о необходимости помощи исследователям, аспирантам и студентам, пострадавшим в результате войны. В этом заявлении речь шла о помощи как украинцам, покинувшим страну из-за внешней агрессии, так и россиянам и белорусам, оказавшимся в эмиграции. Спустя год острота проблемы не снизилась, а только возросла. Ключевая трудность — возможность передвижения людей между странами для устройства на учебу или работу.

Среди многих миллионов украинцев, бежавших от войны на Запад, велико число студентов, аспирантов и ученых. В подавляющем большинстве случаев это женщины, часто с маленькими детьми и иногда родителями. Несмотря на то, что украинцы могут свободно перемещаться по Европе, приехать и устроиться на работу или учебу в США, Великобританию и в другие страны им достаточно сложно, даже если для них есть место. В частности, Госдепартамент США с самого начала предупредил, чтобы украинцы не рассчитывали на визы, которые нужны для работы или учебы. Известны случаи отказа в таких визах на том основании, что человек не может доказать, что потом вернется обратно в разрушенную войной страну.

К счастью, в США очень быстро запустили программу Uniting for Ukraine (U4U), по которой американские граждане могут спонсировать приезд украинцев на срок до двух лет. Решение по этой программе принимается быстро, без лишней бюрократии. С недавнего времени приехавшие могут сразу приступать к работе и учебе, пока оформляется официальное разрешение. Участники U4U имеют право на базовую социальную поддержку и медицинскую страховку, которые действуют до устройства на постоянную работу и продолжают распространяться на несовершеннолетних членов семьи, а также неработающих пенсионеров.

По этой программе изначально планировалось впустить в США всего 100 тысяч человек, и хотя их число сейчас возросло до 200 тысяч, среди получивших возможность въехать — лишь небольшое число ученых. Другое очевидное ограничение — далеко не всегда существует возможность найти спонсора, который возьмет на себя обязательства по поддержке беженца. И это не потому, что среди американцев недостаточно желающих помочь (некоторые привозили десятки людей), а потому, что конкретный беженец часто не знает, к кому можно обратиться. В итоге приехать в США, где есть возможности для обучения и работы в лучших лабораториях, смогли пока гораздо меньше украинцев, чем американцы в состоянии принять. Ограничение на пребывание в США (два года) также вызывает большое опасение, поскольку война, к сожалению, может продлиться дольше, а для полноценного обучения студента, аспиранта или даже постдока требуется от четырех до шести лет.

В непростой ситуации оказались и беженцы из России, уехавшие из-за несогласия с властями, опасений политических преследований или нежелания воевать. Хотя общее число таких беженцев на порядок меньше, чем украинцев, среди них много технических специалистов и ученых. Приезд в США по рабочей или учебной визе для них также затруднен, причем по той же причине, что и для украинцев. Известны случаи отказа в нужной визе на том основании, что они вряд ли захотят вернуться в путинскую Россию. Более того, в некоторых случаях даже тем, кто получил рабочую визу, на границе отказывают во въезде, визу аннулируют, и человека отправляют обратно из-за того, что он или она работают или работали ранее в учреждениях, попавших под американские санкции, таких как Московский физико-технический институт (Физтех) или Сколтех.

Между тем официально Белый дом декларирует политику, согласно которой всякая ксенофобия отвергается, и призывает добиваться того, «чтобы российские ученые, решившие покинуть Россию и/или остаться в США в силу своих убеждений, получали поддержку, а не дискриминацию и стигматизацию». Мне в меньшей степени известна ситуация с белорусами, но подозреваю, что она похожа на ситуацию русских.

Очевидно, ученые, давно эмигрировавшие из Советского Союза или государств, образовавшихся после его распада, с болью и тревогой смотрят на проблемы ученых, пострадавших в результате войны. По-видимому, мы гораздо глубже понимаем и ближе к сердцу принимаем эти проблемы, чем многие коллеги на Западе. Апеллируя к научному сообществу, политикам и бизнесменам в своих странах, мы вместе можем оказать существенную помощь, по крайней мере тем ученым, студентам и аспирантам, кто был вынужденно перемещен и оказался за рубежом. Сегодня это представляется одной из важнейших задач, при решении которых мы можем внести свой профессиональный, цеховой и личный вклад в противостоянии злу.

В самой России сохраняются островки качественной академической науки, талантливые студенты и самоотверженные преподаватели, которые продолжают работу. Пока они это делают, остается надежда на будущее. У России давняя и достойная академическая традиция. Без современной науки и образования страна не сможет вернуться в цивилизацию. Такое возвращение многим пока кажется невозможным — но я надеюсь «на встречу в шесть часов вечера после войны».