Сперва подумала, что это шутка. Потом — что это свастика Как живет Кемеровская область, объявленная (по воле губернатора Сергея Цивилева) «КуZбассом». Репортаж «Медузы»

Буква Z — символ российского вторжения в Украину. Ее рисуют на российской военной технике, Минобороны использует ее в своих постах, агитирующих за войну, в регионах устраивают тематические автопробеги с Z-символикой, а школьников заставляют выстраиваться в форме буквы Z, фотографируют и выкладывают в интернет с хештегом #ZаМир. Дальше всех в своем стремлении поддержать «спецоперацию» пошел Кузбасс, власти которого объявили, что меняют название региона в официальных документах. «Медуза» съездила в Кемерово, чтобы понять, поддерживают ли его жители «спецоперацию» на самом деле.

«Мне пофиг»

Площадь Советов в центре Кемерова перекрыта металлическими заграждениями, полицейские возле них охраняют воздух — протестующих нет. С 24 февраля, когда началась «спецоперация» России в Украине, всего несколько несогласных с происходящим кемеровчан выходили на антивоенные пикеты, но столкнулись с преследованиями: штрафами и арестами. 

По периметру площади — рекламные щиты, на которых написано «#КуZбасс #zаРодину», с них смотрит Владимир Путин. 

Под ногами — мартовский гололед вперемешку с подтаявшими на солнце грязными лужами, окурки, лотерейные билеты, мусор. Вдоль дорог — серо-черные сугробы, сколотый лед, а на дорогах — много новых синих автобусов с надписями «300 лет Кузбассу». На каждом, наверное, третьем — наклейка «#КуZбасс #zаРодину».

Мать с ребенком, ждущая автобуса на остановке, говорит, что Z на кемеровских автобусах — это про войну с Украиной, но их — жителей Кемерова — мнения, размещая наклейки, не спрашивали.

Женщина на ресепшене гостиницы «Кузбасс» на вопрос про этот ребрендинг региона — КуZбасс — отвечает: «А, это в поддержку войны в Украине». Уточняю: «Прямо в поддержку войны?» Она смущается: «Ну это много где, не только в Кузбассе. Z — это же спецоперация, просто у нас так активно к этому отнеслись, потому что в названии региона „з“ есть. Но это временно, пока все не закончится». 

Молодой официант в соседнем кафе на вопрос о Z сразу отвечает: «Это насчет войны с Украиной, в поддержку России». Уточняю: «И всем нормально?» — «Мне пофиг».

Новое написание — «КуZбасс» — спустя неделю после вторжения России в Украину анонсировали в официальном телеграм-канале губернатора Кемеровской области Сергея Цивилева, назвав это «акцией по поддержке спецоперации»: «С сегодняшнего дня название региона в информационных материалах правительства области будет писаться „КуZбасс“». Цивилев, по данным издания «Агентство», является мужем двоюродной племянницы Владимира Путина Анны.

С тех пор эсэмэмщики, ведущие телеграм-канал Цивилева, стараются это правило соблюдать. Написание «КуZбасс» также встречается в пресс-релизах администрации области, в названиях региональных сообществ «ВКонтакте», например «ЛДПР КуZбасс» или «Специальная библиотека КуZбасса для незрячих». А вот на сайте администрации города Кемерово новой орфографии не следуют.

«Наши ребята сейчас выполняют очень важную задачу. Я хочу еще раз сказать: мы не воюем с Украиной, с украинским народом. Ни при каких обстоятельствах, это братский наш народ. <…> Конечно, нашим ребятам нужна помощь и поддержка, самое главное — показать, что мы все едины, что мы понимаем, ради чего они находятся там, какую задачу они выполняют. <…> И значок на наших костюмах Z — это тоже элемент поддержки президента и наших ребят. Для них это очень важно», — заявил Цивилев 22 марта. 

Знак Z в Кузбассе наклеивают на машины скорой помощи, рисуют на заборах. Окна административных зданий в темноте зажигают в форме Z, в том же порядке выстраивают студентов местного госвуза.

При этом Кузбасс — один из 15 регионов, власти которого официально не сообщают о гибели земляков-военнослужащих в Украине, заметила Русская служба Би-би-си. Журналистам тем временем удалось подтвердить сообщения о похоронах семи российских военных, погибших в Украине, родом из Кемеровской области.

«У нас будет свой азиатский союз, под Путиным»

«Макдоналдс» в Кемерове не закрылся и работает вопреки заявлениям головной компании о прекращении работы в России (заведения в Сибири принадлежат предпринимателю из Кузбасса Александру Говору, чья компания «ГиД» развивала сеть «Макдоналдс» по франчайзингу).

В кафе полно народу, за столиками говорят не о войне, а о чем-то своем, обычном. Субтильный молодой человек по очереди подходит к столикам и просит у посетителей «мелочь на покушать». Отвечаю, что денег нет, но могу купить еды и колы. Соглашается, просит деревенской картошки. Заодно спрашиваю про Z:

— Это на наших военных автомобилях на Донбассе скотчем белым наклеено, на всех танках буква Z. Она тут у нас как поддержка.

— А кого поддерживаем?

— Наши российские войска.

— А что они там делают?

— Защищают Донбасс от нацистов.

— А Киев зачем бомбят?

— Так у нас война с Украиной началась.

— Так это нельзя войной называть. Это «спецоперация», а кто называет это войной, того сажают.

— Да фигня все это. 

— А что за ситуация у тебя, что ты деньги у людей просишь?

— Это не секрет. Это работа моя. По три тысячи в день делаю.

— А почему не работаешь?

— Не хочу. Ну, и это тоже можно назвать работой. 

Выясняется, что собеседник — выпускник детского дома, новости узнает от Первого канала и «России 1», фотографий разрушенного Мариуполя не видел, а санкции и экономический кризис его не пугают: 

Паблик в сети «ВКонтакте», который называется «Детские пособия и выплаты Кемеровская область» 6 марта поставил аватарку с буквой Z, выложенной как будто из отпечатков детских ладошек в цветах георгиевской ленты, и надписью «Своих не бросаем». А 15 марта в этом сообществе разместили обращение экс-губернатора региона Амана Тулеева о том, что «Россия не сможет бросить 4,5 миллиона жителей Донбасса, среди которых под миллион — российские граждане, и их каждый день обстреливают».

Тулеев отметил, что видит «немало тех, кто высказывает недовольство тем, что Кузбасс предложил помощь беженцам из Донецка и Луганска» (ранее пресс-служба главы региона заявила, что Кемеровская область готова принять эвакуированных из самопровозглашенных республик), и обратился к ним: «Да, повторяю, ситуация у нас очень сложная. Но давайте хотя бы на минуту представим, что пережили эти люди».

Одна из пользовательниц возразила бывшему губернатору в комментариях: «Я все понимаю, помогать надо, но, может, как-то не в ущерб своему народу? А то беженцам работу, а местные, половина населения, сидят без работы. Помощь вещами, средствами гигиены и продукты питания? Не спорю, можно, но только, глядя на цены в магазинах, не всегда есть возможность в свою семью этот сахар взять… Давайте как-то, наверное, поровну все…»

Так думает, глядя на лозунги «Своих не бросаем», не только она. Судя по комментариям в соцсетях, многие кузбассовцы считают, что их давно «бросили» в их собственной стране. «У нас для своих граждан квартир нет бесплатных, а тут им отдавай… Ипотека под 20% в помощь, пусть экономику помогают поднимать со дна!», «А мне обидно. Вот им выплаты, аренда жилья… Работаю на двух работах за копейки, а сейчас вообще концы свести не смогу», — пишут в соцсетях.

«Объективно мы воюем сами с собой»

Дарье Куклиной 20 лет, она студентка факультета прикладной информатики Кемеровского госуниверситета и 27 февраля с плакатом «Мы за мир» вышла на одиночный антивоенный пикет к монументу Памяти погибшим шахтерам Кузбасса. Фото с пикета она опубликовала в соцсетях, после чего Рудничный районный суд Кемерова оштрафовал ее на две тысячи рублей. По мнению суда, Дарья нарушила режим повышенной готовности, введенный губернатором Кузбасса в связи с пандемией коронавируса. 

Дарья и ее отец, предприниматель Виктор Куклин, за время, пока идет «спецоперация», несколько раз выходили с пикетами, чтобы выразить свое несогласие с происходящим: с плакатами, желто-синими лентами на одежде, желтыми цветами в синей обертке — в цвет украинского флага. Виктор записался в волонтеры «ОВД-Инфо», выступал в суде общественным защитником собственной дочери.

Когда речь заходит о военных действиях, голос Виктора срывается: 

«Я пытался понять, какой план. Пройти, захватить, поставить оккупационный режим? Я не понял, зачем все это происходит. У нашей подруги муж в Росгвардии. Это та Росгвардия, которая поехала брать Киев. И которых там… — Виктор начинает плакать и не договаривает фразу. — И русские, которые в Украине, все люди, которые там, с ними же реально ****** (все плохо, — прим. „Медузы“). И смысла у этого всего абсолютно никакого».

Позже Даша скажет, что до этого видела отца плачущим лишь однажды, много лет назад. А сейчас, сидя в шумной кофейне в Кемерове, она треплет его по плечу, пытаясь подбодрить. Корреспонденту «Медузы» она объясняет, что вышла на пикет, потому что невозможно было смотреть на молчаливое согласие города со «спецоперацией».

«Я изнылась папе, что невозможно уже молчать, — говорит Дарья. — Я придерживаюсь мнения, что если человек молчит, то ему привязывают мнение. Когда в Кузбассе никто не выходит, все думают, что здесь все за. А если какие-то люди начинают выходить, то сразу репрессии». 

В вузе Дарье пригрозили отчислением. Правда, давление со стороны университета (о перспективе «не сдать сессию» ей, отличнице, сообщили преподаватели, чьих имен она не называет) ее не очень волнует. Даша училась в Китае, но помешала пандемия коронавируса, поэтому КемГУ был временным вариантом. Но сейчас учиться там ей «стыдно».

«Из моих друзей никто не поддерживает [войну], — говорит Дарья. — Я говорю: „Скажите, что не поддерживаете“. Они отвечают: „Мы боимся“. Зато недавно в КемГУ была акция: тех людей, у которых были академические долги, попросили выйти в плакатами, типа, все долги им закроют. С плакатами: „Мы за Путина, мы за Донбасс“. И они вышли. Мне стало стыдно, что я там учусь». 

Сейчас Даша с папой готовятся уезжать из России: Даша хочет учиться в зарубежном вузе, собирает портфолио, мониторит стипендии в разных странах, а Виктор не хочет оставлять ее одну за границей. Но несмотря на то, что перспектива жить не в России маячила перед Дашей всегда, разговор об эмиграции дается ей с трудом:

«Я в старших классах всегда жила тем, что я уеду. Все, что мне предлагает Кемерово, мне было на фиг не нужно. Нет, я не могу сказать, что мне ненавистно Кемерово. Все равно это мой дом, какой бы он ни был. Россия — мой дом, моя родина, — объясняет Дарья. — Но я хотела уехать добровольно. Я могла бы вернуться сюда, навестить друзей. А сейчас я понимаю, что меня из моего дома как будто выгоняют, потому что я не раб путинского режима. И то, что я тут оставлю — бабушку, квартиру свою уютную, — я, возможно, больше не увижу». 

Теперь плачет уже Даша. Мне приходится извиняться перед отцом и дочерью, что мои вопросы доводят их до слез.

Сам Виктор много времени провел за рубежом — на учебе и отдыхе, но никогда всерьез не собирался в эмиграцию: «Мне очень нравилась моя страна. Я тут мог работать и получать доходы выше среднего, мог свободно путешествовать. Меня устраивало все до 2014 года». 

Он с сожалением отмечает, что многим людям в его окружении наплевать на происходящее в Украине, а иные и поддерживают «спецоперацию».

Когда Цивилев заявил, что теперь Кузбасс — это КуZбасс, Виктор начал замечать Z, нарисованную на грязных стеклах кемеровских автомобилей, и подумал: «Позорище». Даша же отмечает, что многие вокруг стали на этот счет недоумевать: «В чем суть — заменять латинской буквой, когда мы такие патриоты, идем „воевать за страну“ и используем нерусский алфавит?»

Впрочем, когда Виктор и Даша провозят корреспондента «Медузы» по городу, таких машин мы не замечаем. Только муниципальные Z-автобусы и наружную рекламу. Проезжая мимо одного из билбордов, на котором крутятся видеоролики, мы успеваем заметить, что кадр с Путиным сменяется кадром (возможно, стилизованным) советской документальной военной хроники с лозунгом «Даешь Киев!».

Отец и дочь хором выдыхают: «Офигеть».

«Вы заметили, что весь город в [российских] флагах? — спрашивает Виктор. — На обычных домах под окнами, везде, везде. Прямо ощущение довоенной Германии, я читал, что именно так все тогда у них и было. И что мы, будем 9 мая блокадный Киев отмечать?»

«Дети, я не поняла, а что, началась война?»

«Я, когда увидела „КуZбасс“, сперва подумала, что это шутка. Потом подумала — это же свастика. Потом подумала, что они ********* (с ума сошли, — прим. „Медузы“). Ох, никогда столько не материлась, сколько в эти недели», — говорит Светлана Николаевна, учительница истории из маленького городка в Кемеровской области (имя изменено, чтобы обезопасить героиню, — прим. «Медузы»).

Она проводит корреспондента «Медузы» через площадь, где 18 марта проходил праздничный концерт «Крымская весна» в честь присоединения Крыма, на котором, впрочем, выступающие высказывались и в поддержку «спецоперации, проводимой на Украине». Между фонарными столбами растянут баннер «КуZбасс zа Путина» с лицом президента России, на рекламном щите переливается лозунг «Zа мир! Zа Россию! Zа президента!», под ногами — все тот же гололед.

«Своей бы страной занимались», — бормочет Светлана Николаевна, стараясь не поскользнуться на нечищеном тротуаре.

Ее учительской карьере больше 20 лет. Она очень дорожит учениками, на хорошем счету в школе, но работа теряет для нее смысл.

«Я иду на работу как в тыл врага. Это ненормальное состояние, конечно. У людей как будто ничего не произошло, — вздыхает Светлана. — Я не знаю, как сейчас историю преподавать, а я ведь с детства этого хотела». 

Вечером 23 февраля, накануне войны, Светлана Николаевна отключила телефон. Путин двумя днями ранее объявил о признании независимости ДНР и ЛНР, и в рабочий чат преподавателей школьный завуч скинула просьбу: попросить родителей сделать фотографию с флагом и хештегом #своихнебросаем и выложить в соцсети. 

— Я это прочитала и отключила у себя на телефоне интернет. «Своих не бросаем» — это же абсолютная неправда, — возмущается учительница истории. — Историю почитайте, желательно 1939 год, пакт Молотова — Риббентропа. 

Утро 24-го числа началось с контрольной в старших классах. 

«Я ребятам дала работу. Потом спохватилась, что никто мне не пишет, включила интернет… Было 10 утра. Поднимаю глаза, говорю: „Дети, я не поняла, а что, началась война?“ Они на меня смотрят: „А вы не знали?“ — вспоминает учительница. — Я как начала реветь. У нас с детьми близкие отношения, они все поняли». 

Вскоре «начался ужас», говорит она: «В соседней школе [учителей] долбали сообщениями в полдвенадцатого ночи, в 6:15 утра, чтобы срочно разослать [агитки] в родительские чаты». От коллег из других школ она узнала, что их стали заставлять менять аватарки в социальных сетях на картинки с символом Z, делать скриншоты и отчитываться лично директору. В ее школе, говорит Светлана, патриотический натиск был не таким тяжелым и классных руководителей даже не заставляли проводить тематические классные часы, но от этого лично ей было не легче.

«Я просто ходила и плакала, плакала, плакала. Очень сильно это ударило по 11-му классу. Там большая часть сидела в одних онлайн-играх с украинцами, у одного товарищ с Украины пошел в местный военкомат добровольцем», — объясняет учительница. 

Светлана также подрабатывает репетитором. С некоторыми любимыми учениками она может говорить откровенно. 

«Одна девочка призналась, что перестала ходить на уроки истории в своей школе. Говорит: „У меня нет сил слушать, какие ужасные украинские националисты и какие мы спасители“, — пересказывает Светлана Николаевна. — Я эту учительницу знаю, она, скорее всего, от души говорит, потому что она смотрит телевизор и ничего кроме него. Ей удобнее верить телевизору». 

С коллегами откровенничать не приходится — боится «доноса».

«Я даже не знаю, что меня больше удручает — что кто-то поддерживает или что большинству эта тема не интересна. Типа, Сибирь у Христа за пазухой, сюда не прилетит. А когда говоришь, что мы никогда теперь не будем жить нормально, они с бравадой говорят: „А что, нам привыкать плохо жить?“ Вот эта готовность жить плохо удручает», — говорит Светлана. 

День на пятый после начала «спецоперации» она вышла из чата, объединяющего школьных учителей, чтобы не получать больше никаких рекомендаций и директив. Но одно из пересланных видео туда специально сохранила. На нем мальчик лет десяти читает стихи: «Помогите президенту и в сомненьях, и в борьбе. Он Россию, как легенду, молча выносил в себе».

«Было бы смешно, если бы не было так грустно», — комментирует видео Светлана, а потом включает аудиосообщение, которое прислала ей одна из выпускниц:

«Хочу вам рассказать историю, которая случилась несколько минут назад при разговоре с моими любимыми родителями. Я им рассказываю, что людей, которые на мирные протесты выходят, сажают в кутузку. И буква Z по всему городу мне не нравится, и классные часы в школе на тему, какие мы освободители, мне очень сильно не нравятся. Говорю им, что мы живем в стране, где государство развивается по фашистскому пути. Как они начали на меня орать, вы бы слышали: „Победа будет за нами, мы поддерживаем наше государство“. Я их люблю, конечно, но в этом вопросе не понимаю. Может, вы мне объясните?»