Все вокруг боятся, что Россия вот-вот нападет на Украину. Неужели это правда? Мы задали этот вопрос экспертам. Вот их (довольно оптимистичные) ответы

Больше месяца все обсуждают очередное наращивание сил российских войск на границах с Украиной. Как утверждают источники американских и европейских СМИ, Россия может готовить полномасштабное вторжение в Украину. Это уже вынудило президента США Джо Байдена провести встречу с Владимиром Путиным, после которой он поручил начать подготовку к переговорам стран НАТО с Россией. Кремль добивался именно этого? Или война действительно возможна? «Медуза» попросила ответить на эти вопросы политологов и военных экспертов.

Михаил Ходаренок

военный обозреватель, полковник в отставке

[В текущей ситуации] военного мало. Тут больше политики. С точки зрения оперативного искусства и стратегии мне ничто не говорит, что в ближайшее время или в обозримый срок состоится вторжение России в Украину.

Есть такое понятие в военном деле: район сосредоточения. В настоящее время российские войска находятся в таком районе сосредоточения [неподалеку от границы] и никаких дальнейших действий не предпринимают, стоят полевыми лагерями. Если бы планировалось вторжение, создавались бы ударные группировки, развертывались системы тылового, медицинского, технического обеспечения. Все это не осталось бы незамеченным не только для разведки, но и для граждан. 

Иногда сосредоточение [российских] войск [у границы с Украиной] «привязывали» к учениям. Но к чему «привязать» нынешнюю концентрацию войск, я не знаю. В отношении других стран тоже подобное бывало, но проводилось с конкретными целями. Например, СССР проводил масштабную переброску войск на дальневосточные рубежи, когда шла китайско-вьетнамская война. Русские войска должны были остудить горячие китайские головы — что и было достигнуто. Но масштабы переброски войск тогда ни в какое сравнение не идут с сегодняшними передислокациями: тогда [масштабы были] на несколько порядков больше.  

В данном случае я затрудняюсь ответить, зачем России нужна эта переброска войск. Нам никто об этом не скажет. Как и о том, что обсуждали президенты Путин и Байден на последней встрече [7 декабря]. 

Ни для Украины, ни для России нет выгоды в войне. Например, Россия может навлечь такую реакцию стран Европейского союза, США и всего западного сообщества, что все, что было до этого, покажется легким похлопыванием по плечу.

Кроме того, сегодняшнее военно-политическое состояние России характеризуется тем, что у нее нет союзников. Нельзя же за союзников считать Южную Осетию, Абхазию. А возможное противостояние намечается по линии «Россия — весь остальной мир». Кто [в истории] выигрывал в такой ситуации? Никто.

Война — это жертвы и разрушения. И никто сейчас не скажет, какие политические цели она может преследовать. Руководство формулирует политические цели, военные оценивают, можно ли осуществить эти цели военным путем. Все говорят: «Вторжение, вторжение, вторжение!» Но кто бы хоть раз сказал, какие политические цели может преследовать Россия в результате гипотетического вторжения на Украину. Никто об этом не говорит.

Любая война ставит своей целью сделать послевоенный мир лучше, чем [был] до того. Но никто не говорит, каким видится мир после войны. И если никто об этом не говорит, то все эти разговоры называются просто «поднять волну медийного шторма». Волна поднята, но не более того. Когда я увидел в немецком издании Bild карту преподаваемого вторжения, я — как офицер Генерального штаба — смеялся до слез. Такую карту мог изобразить и школьник, смешно смотреть на такие рисунки.

Андрей Кортунов

политолог, генеральный директор Российского совета по международным делам

Мне кажется, что после встречи Байдена и Путина стали меньше говорить о том, что Россия нападет на Украину. Но все равно есть опасения в связи с повышенной российской военной активностью вдоль границ. Период аналогичной активности был весной этого года, тогда было много спекуляций на тему неизбежных конфликтов России и Украины. 

В нынешних — не самых простых — политических условиях есть тенденция анализировать события по наихудшему варианту. То есть если Россия концентрирует какие-то силы, то, значит, они должны быть использованы в ходе какой-то наступательной операции. С моей точки зрения, это не совсем правильный подход — но он активно используется СМИ и аналитиками.

Я считаю, что все, что мы знаем о том, как ведет себя российское руководство — и в частности, Путин, — должно привести к выводу, что если бы он хотел провести военную операцию, то он бы провел ее в скрытой форме. И мы бы узнали о ней [уже] после. Как это было в 2014 году [в Крыму]: когда заметили «вежливых людей», все уже было практически сделано. 

Нынешнее же поведение войск носит демонстративный, открытый характер. Значит, задача не в том, чтобы подготовиться к наступательной операции, а чтобы послать сигнал Киеву и Западу. 

[Видимо, у российского руководства] есть опасения, что Киев может вернуться к идее военного решения конфликта вокруг Донбасса. И российские войска — это предупреждение. А сигнал Западу — это демонстрация российской озабоченности по поводу того, что Путин обозначил как развитие военной инфраструктуры блока НАТО на территории Украины. 

Если Россия начнет военное внедрение на территорию Украины, то санкции [со стороны Запада], конечно, будут. Санкции в отношении отдельных чиновников и компаний — это привычная для всех повседневность, не думаю, что это сильно влияет на Россию. Но если вдруг начнется большая война, то Москва столкнется с санкциями другого порядка. Это санкции, касающиеся российской финансовой системы, отключение России от международной банковской системы SWIFT, санкции по отношению к российской энергетике и попытка убрать российские нефть и газ с мирового рынка. Это принесет сильный ущерб российской экономике.

Но помимо этого, такие санкции будут дестабилизировать мировую финансовую систему и энергетику. Они ударят в том числе по американской экономике, а в этом администрация Байдена не заинтересована. Поэтому такие санкции оставляют только на крайний случай: если Россия совершит что-то настолько ужасное, что вопросы экономической цены станут сугубо второстепенными. 

Сейчас в НАТО часть стран говорит, что Россия нападет [на Украину] — и нужно готовиться к этому. Есть страны, которые относятся более спокойно. Байден в ходе одного из последних выступлений сказал, что готов собрать группу заинтересованных стран, которые могли бы встретиться с российскими представителями и обсудить «озабоченности» действиями НАТО, которые есть у России. Если подобное произойдет, это будет существенным шагом вперед в рамках всего блока — потому что пока вести разговор трудно.

Павел Лузин

эксперт по внешней и оборонной политике

Россия проводит перемещения военной техники заметно, это не сильно скрывается — даже наоборот, выставляется напоказ. Мы же помним, как по итогам войны с Грузией в 2008 году людей ловили и судили за госизмену, когда они фотографировали военную технику накануне августовских событий. Сейчас [в соцсети] выкладывается огромное количество [подобной] информации, но никто никого не арестовывает. Это говорит о том, что Россия не скрывает своих действий, а использует [такой] способ политического давления и на Украину, и непосредственно на страны Запада. 

При этом сама Украина для российской власти не очень актуальна. Для России она помещена в гораздо более широкий контекст российских отношений со странами НАТО и США. Естественно, Россия добивается своих целей — она показывает демонстративное перемещение техники, а западные СМИ про это пишут. Здесь играют роль события прошлой весны 2021 года — когда были аналогичные перемещения, западные СМИ писали то же самое. 

В этом контексте важна социальная память о 2014 и 2015 годах. В 2014 году, когда Россия аннексировала Крым и начала войну в Донбассе, все упустили перемещение техники, это было внезапно и спонтанно. В 2015 году похожая ситуация была с так называемым «сирийским экспрессом» — когда российские сухогрузы возили технику из черноморских портов в Сирию, а потом Россия объявила о том, что начинает военную операцию в Сирии. Поэтому СМИ, видя это показное перемещение техники, начинают реагировать: «А может, Россия и вправду пытается начать военную операцию?» Это такая самоподдерживающаяся игра: Россия возит технику, зная, что западные СМИ отреагируют, а западные СМИ реагируют, потому что видят, что Россия перемещает технику.

Это способ привлечь внимание, принудить Запад к диалогу по российской повестке. Россия не очень комфортно себя чувствует, к примеру, в климатических вопросах, поэтому что для нее эта повестка бессмысленна. Она имеет смысл для Запада с точки зрения экономического протекционизма, сохранения лидерских позиций в экономике и на мировых рынках, а российская повестка уходит на второй план. Но если ты считаешь себя мировым игроком, претендующим на лидерские позиции в мире, [и при этом] уходишь на второй план, не создаешь [свою] повестку, а только реагируешь на чужую, то ты автоматически теряешь свои позиции. Россия не хочет их терять, поэтому создает свою повестку и заставляет Запад эту повестку обсуждать.

России интересно обсуждать вопросы международной безопасности. Почти четыре недели назад мы сбили свой спутник, сейчас проводим регулярные испытания гиперзвуковых ракет. Причем это афишируется не просто сухим языком пресс-релизов Минобороны, а снимается на видео с разных ракурсов. Все это часть российского курса: мы хотим договориться с Западом о том, что Россия будет одним из гарантов безопасности на Европейском континенте.

На это Россия заявляет свои претензии и амбиции еще с 1990-х годов. Россия претендует на то, чтобы постсоветское пространство, за некоторым исключением в виде стран Балтии, было ее зоной [политических] интересов. И если Запад претендует на этой территории что-то делать, он должен согласовывать это с Россией. 

Российская политическая элита отказывает таким странам [в зоне ее интересов] в полноценной международной субъектности. Она говорит: «Нет, ребят, о судьбе Киева надо разговаривать не только с Украиной, но еще и Москвой». А если Запад соглашается на то, что у России есть зона особого влияния, значит, идет конституирование России как великой державы. И это уже первый шаг на пути к тому, что Россия будет гарантом безопасности [в этой зоне]. 

Последний раз такие же демонстративные военные перемещения мы наблюдали весной 2021 года. Тогда новая администрация США во главе с Джозефом Байденом игнорировала Россию: все предыдущие президенты первым делом встречались с российским руководством [а Байден не встретился]. Параллельно администрация президента Зеленского уже давно просит подключить США к урегулированию конфликта в Донбассе. Но с точки зрения России, если и подключать США к этому вопросу, то только на российских условиях. Маневры с техникой [весной 2021 года] заставили Байдена позвонить Путину, и летом уже была проведена встреча в Женеве — на совершенно другом уровне. Их [российской стороны] логика такова: если этот механизм работает, почему бы его не использовать еще раз? 

Если посмотреть ситуации, когда Россия готовилась к войне реально и происходили серьезные переброски войск, то они были не так заметны. Пока мы этого здесь не видим, а если этого нет, значит, никакого вторжения Россия не готовит. 

Смысла и политической цели нападать на Украину для России нет — она не представляет никакой угрозы. В 2014 году такое было из-за Майдана и опасности того, что Украина начнет проводить экономические реформы, которые сделают ее привлекательной альтернативой России. Об этом Путин абсолютно честно написал в июльской статье [2021 года]. Там один из главных тезисов в том, что Украина и Беларусь могут стать такой «анти-Россией» — и создать альтернативу тем порядкам и системе власти, которая существует у нас. Грубо говоря, логика такая: украинцы не должны жить богаче, чем русские, иначе их пример будет заразительным для российского общества. Это же относится и к Беларуси.

Что касается самой Украины, политика — это искусство возможного. Россия туда-сюда таскает танки со своими целями. Как это может использовать украинская власть? Она пытается это использовать в своих отношениях с Западом — и таким образом получать бо́льшую поддержку и помощь. Украинская администрация очень любит риторику о том, что ее должны взять в НАТО, но туда их брать особо никто не собирается. Украинцы пытаются использовать эту ситуацию [переброску российских войск на границу] в свою пользу. При этом понятно, что Украина не хочет воевать и размораживать реальный конфликт.

Сейчас США и страны Запада вряд ли введут новые санкции в отношении России. Перевозить боевую технику по своей территории не запрещается. Пока Россия не совершает никаких действий за пределами своих границ, никаких санкций не будет. Пока есть возможность, Россия будет разговаривать [с Западом]. А если в мире все отвлекутся на какие-то другие события — она может и надавить.