Вы прислали «Медузе» сотни вопросов о войне. Мы изучили все — и отвечаем на самые важные и самые острые Захватят ли россияне Донбасс? Пойдут ли дальше? Каковы реальные потери обеих армий? Сколько осталось резервов? И ждать ли новой мобилизации в РФ?

Неделю назад мы попросили читателей «Медузы» задать нашему отделу «Разбор» любые вопросы о российско-украинской войне. Мы получили сотни писем (и как всегда говорим вам спасибо за ваше участие). Редакторы «Разбора» внимательно изучили все сообщения. Похожие вопросы мы объединили в крупные блоки. Это и стратегии обеих армий (способы достижения «победы» и шансы сторон добиться ее), и ресурсы, которые они тратят в войне на истощение (потери в людях и технике, риски новых волн мобилизации и т. д.), и тактические приемы, позволяющие добиваться превосходства на поле боя, и технологические прорывы, совершенные с 2022 года. Мы практически уверены, что, даже если ваш вопрос не попал в нашу подборку, вы все равно найдете ответ в этом материале.

Для удобства чтения мы разбили текст на шесть частей. Чтобы перемещаться по материалу, пользуйтесь оглавлением.

Аудиоверсию этого текста слушайте на «Радио Медуза»

Стратегии «победы»: наступление ВС РФ и оборона ВСУ

Сперва немного контекста

В ходе хаотичных переговоров Дональда Трампа с Москвой и Киевом американскому президенту неожиданно удалось добиться сближения позиций воюющих сторон — вплоть до красной линии, которую они сейчас не могут перейти. Вопреки представлениям большинства западных аналитиков, все свелось к вопросу территорий: Владимир Путин специально для Трампа придумал «компромисс» — теперь он требует от Киева передать ему без боя не все четыре области, записанные в Конституции РФ как российские, а только две области Донбасса. Так он обозначил новую политическую цель войны (прочие вопросы «гарантий» для обеих сторон пока как будто остались за скобками). Владимир Зеленский неоднократно утверждал, что сдавать территории Киев не готов. Вероятно, такая позиция связана с тем, что при добровольном согласии на условия Путина в Украине резко возрастают риски политического кризиса.

А теперь — к вашим вопросам. Первый — о наступлении ВС РФ

Судя по общим контурам нынешней фазы российского наступления, которая началась весной, план именно такой, каким его описывает автор второго вопроса: три российские группировки собираются через несколько месяцев синхронно выйти на подступы к агломерации Славянска и Краматорска. Это последний густонаселенный район Донбасса, который не контролируют ВС РФ.

Расчет Путина в случае реализации этого сценария прост: Киев отказался передать Донбасс добровольно, а потом все равно уступил его, потеряв в процессе тысячи жизней украинцев; это также может привести к политическому кризису в стране. Вероятно (если судить по словам Трампа), именно такую дилемму — если Киев не согласится на «обмен территориями», то Донбасс будет захвачен с большими потерями для ВСУ — Путин пытался «продать» США, чтобы они заставили Зеленского принять условия «компромиссного» договора.

В случае военного успеха в Донбассе Кремль, как, вероятно, считает Путин, сможет требовать от Запада и Украины решения политических вопросов — от «нейтралитета» до «демилитаризации» и, возможно, смены правительства.

Дело за малым: нужно подкрепить переговорную позицию тем самым военным успехом оперативного значения — выйти к Краматорску и Славянску концентрическими ударами нескольких группировок с севера, востока и юга. Уже более полугода все действия российского командования подчинены этому очевидному плану:

• Группировка «Центр», до 2025 года действовавшая к югу от Покровска, пытается захватить Покровск и наступать далее на север — через Доброполье к западным окраинам Краматорска.
• Группировка «Юг», захватившая «крепости» ВСУ — Торецк, Часов Яр и Белогоровку, — наступает на Константиновку и Северск, чтобы выйти к Славянску и Краматорску с юга и запада.
• Группировка «Запад» захватывает междуречье рек Оскол и Северский Донец (вместе с городом Лиманом) и угрожает форсированием Северского Донца напротив Славянска. Одновременно подразделения группировки пытаются захватить город Купянск, чтобы в перспективе отрезать Краматорск и Славянск от основных путей снабжения со стороны Харькова.

При этом задачи украинского командования также упростились: ВСУ нужно остановить наступление ВС РФ на Краматорск и Славянск, которые по итогам переговорного процесса стали (в моменте) главной политической целью войны. С оперативной точки зрения задачу облегчает то, что по мере концентрического российского наступления линия фронта вокруг Краматорской агломерации сокращается, что приводит к уплотнению обороны. Командование ВС РФ явно понимает эту проблему, поэтому пытается удлинить линию соприкосновения на других участках.

Одна из самых мощных российских группировок «Восток», усиленная 41-й общевойсковой армией и 90-й танковой дивизией из группировки «Центр», наступает в противоположном (западном) направлении от Покровска — вдоль границы Днепропетровской и Запорожской областей.

Это наступление с постоянно удлиняющейся линией фронта требует переброски резервов ВСУ. В любой момент российские войска тут могут повернуть на север, отрезая украинские позиции в Донецкой области от города Днепра, или продолжить движение на запад с целью сокрушения украинской обороны в восточной части Запорожской области. Пока ВСУ на этом участке предпочитают при случае контратаковать и медленно отходить на запад.

«Жертвой» этих политических изменений стало еще недавно важное направление, теперь потерявшее стратегическое значение: обе армии активно перебрасывают в Донбасс подразделения из приграничного района Курской и Сумской областей.

Мы не знаем, какие сроки для операции по выходу к Краматорской агломерации назначил Генштаб ВС РФ. Судя по заявлениям его начальника Валерия Герасимова, российские планировщики по-прежнему мечтают о сокрушении ВСУ. Так, Герасимов доложил Путину, что ВС РФ окружили крупные украинские силы в Покровске и Купянске. Если бы такое окружение состоялось, это грозило бы Украине дезорганизацией обороны на всем фронте. Однако в реальности (как известно из опубликованных видео) окружения нет — точно так же, как не было окружения ВСУ в Курской области, о котором Путин рассказывал Трампу весной.

Вероятно, ВСУ в ближайшие недели придется покинуть район Покровска и плацдарм на восточном берегу реки Оскол у Купянска под угрозой окружения — при этом украинские войска понесут более высокие потери, чем могли бы, если бы вышли из этих районов раньше. Но сокрушение обороны — с тысячами пленных и дезорганизацией управления войсками — вряд ли возможно. А потому ВСУ пользуются любой возможностью, чтобы задержать наступление ВС РФ.

Ускорение наступления пока кажется невозможным: ни соотношение сил, ни устоявшиеся тактические приемы, ни (как следствие из предыдущих пунктов) темпы продвижения не позволяют надеяться на радикальный перелом.

Возможно, российское руководство и не планирует быстрое продвижение. Даже при нынешних темпах ВС РФ достигнут своей цели (окраина Краматорска и Славянска) к середине 2026 года. Для этого им придется захватить не абстрактные квадратные километры, но вполне конкретные логистические центры: Покровск, Константиновку, Северск, Лиман. Уже сейчас российские штурмовые группы находятся в пределах (или на окраинах) всех этих городов.

Но захват Донбасса не предопределен. Тактические и оперативные проблемы (о которых мы расскажем ниже) мешают ВС РФ ускорить наступление. Да и ВСУ все еще могут остановить его — или сделать настолько затратным для Кремля, что оно не будет выглядеть как победа. Для этого, правда, потребуются серьезные совместные усилия украинского руководства, общества и западной коалиции.

Еще один вопрос — об украинском «поясе крепостей»

Заранее подготовленные укрепления играют все меньшую роль в обороне ВСУ. Даже больше: концентрация войск на укрепленных позициях — это самоубийство. ВС РФ пытаются загнать украинские подразделения в опорные пункты, чтобы атаковать их планирующими корректируемыми авиабомбами. Поэтому ВСУ пытаются рассредоточить силы в обороне — от пехоты до артиллерии и операторов дронов.

Захват городов нужен именно российской армии, чтобы использовать их в качестве логистических центров: накапливать силы в подвалах, руинах промышленных предприятий и прочих капитальных зданиях, чтобы продолжать наступление. Поэтому ВС РФ пытаются захватить Покровск, Константиновку и Северск. Без таких центров снабжения наступление крайне затруднено. Именно поэтому ВСУ пытаются удержать крупные населенные пункты.

Вероятно, все российские операции в ближайшее время будут сконцентрированы на продвижении к Краматорску и Славянску, а также удлинении фронта у Гуляйполя, Орехова и Запорожья. В последнем случае у ВС РФ недостаточно сил для полного захвата Запорожской области.

Тактические проблемы: атаки малыми группами, шансы на перелом, риски для Украины

Здесь снова нужно дать контекст

Дроны сделали поле боя «прозрачным»: на последних 10–30 километрах от линии фронта нельзя собрать бронетехнику и пехоту так, чтобы это осталось без внимания противника. Различные БПЛА позволяют нанести удар по скоплению машин и людей немедленно. Дроны атакуют (и наводят другие средства поражения — от артиллерии до авиации) на глубину в десятки километров. Обычная логистика — машинами по дорогам — стала невозможна. Но возникла новая — с помощью тяжелых БПЛА и наземных дронов.

Все это привело стороны к необычной тактике: на линии фронта присутствуют только малые группы пехоты. Продвижение вперед требует создания сложных схем взаимодействия пехоты, дронов, средств РЭБ, ПВО, артиллерии и т. д. Ни одной из армий такое взаимодействие пока не доступно.

Обе армии с переменным успехом пытаются использовать в наступлении многочисленные малые группы пехоты (от двух до 10 человек) или группы бронетехники от пяти до 20 машин с десантом, чтобы захватить передовые позиции противника.

Поставки западного оружия не изменили положение на фронте: отдельные образцы оказались лучше российских аналогов, например БМП Bradley, РСЗО HIMARS и различные системы ствольной артиллерии. Но в масштабах большой войны эти преимущества решающей роли не сыграли. Еще в 2023 году стало ясно, что в войне победит тот, кто сможет привлечь больше ресурсов.

Теперь — много вопросов. Сначала — о тактике «просачивания»

Этот тактический прием — единственная работающая тактика наступления, доступная ВС РФ. Она позволяет медленно вытеснять противника, но не дает возможности его разгромить.

Цель наступления малыми группами — это прежде всего дезорганизация обороны: штурмовики устраивают засады, выявляют огневые точки и иногда добираются даже до операторов дронов противника в относительно глубоком тылу. Очевидные преимущества такой тактики — ее простота и масштабируемость: группы штурмовиков от двух до пяти человек управляются командиром по рации; сам командир контролирует выдвижение группы с помощью дрона. Он же дает приказ подавить дронами и артиллерией огневые точки врага, мешающие просачиванию. Также это позволяет контролировать потери в живой силе (в атаках участвуют мало людей) и технике (ее просто не используют на линии фронта).

Вероятно, иногда такой инструмент помогает достигать даже оперативных целей: ВС РФ, используя только этот метод, фактически захватили центр Покровска и западную часть Купянска. В Покровске российские подразделения за несколько недель проникли во все районы города. ВСУ не смогли контратаковать крупными силами из-за воздействия российских дронов на коммуникации: на окраинах города сгорели более 10 украинских танков и БМП (не считая легкой техники). В ближайшее время ВСУ будут вынуждены оставить Покровск, что с точки зрения российского командования оправдывает многие месяцы атак малых групп ВС РФ (далеко не всегда удачных) на город.

Однако сама концепция просачивания малыми группами (родившаяся еще во время штурма Бахмута силами ЧВК Вагнера в 2023 году и поддерживаемая российскими «военкорами», которые, очевидно, транслируют мнение командиров на местах) до сих пор не стала основной тактикой на других участках фронта. Альтернатива — механизированные штурмы, когда колонны бронетехники прорываются к позициям врага. При этом БМП и танки, участвующие в атаке, неизбежно получают повреждения от дронов противника. Но главное для них — успеть высадить десант у чужих позиций.

Интересно, что оба варианта используют соседние российские объединения под Покровском: 51-я армия «Южной» группировки и 2-я армия группировки «Центр» предпочитают «просачивание», а 8-я армия группировки «Юг» и прибывший в последние недели на это направление «корпус морской пехоты» — механизированные атаки. Такие атаки несколькими единицами бронетехники практикуют и штурмовые подразделения ВСУ. Однако и украинский спецназ часто «просачивается» с целью отбить села, недавно захваченные ВС РФ.

Спор о предпочтительных тактических приемах продолжается много месяцев. Но результат применения разных приемов отличается не сильно: продвижение к позициям и закрепление на них происходят крайне медленно. Из-за этого у обеих армий нет шансов окружить крупные группировки противника, заставить его воевать с «перевернутым фронтом» (то есть против врага, атакующего с тыла), разрушить его тыловые подразделения и органы управления.

Даже когда случается прорыв передней линии обороны (это относительно легкая задача, учитывая разреженные боевые порядки противника), закрепление на достигнутых рубежах крайне проблематично: из-за массированного применения дронов снабжение почти не поступает в передовые части. Обе армии научились воевать в отрыве от снабжения по земле — все необходимое к линии фронта и даже за нее (к просочившимся штурмовикам) доставляют дроны. Но так снабжать можно только очень небольшие группы военнослужащих.

В итоге в последние месяцы на линии соприкосновения с обеих сторон действуют в основном малые группы (даже если их туда доставляют колонны бронетехники). Большая часть личного состава занята обеспечением — от доставки грузов на передовую до организации работы операторов дронов. Охота и удары по этим операторам (и защита своих операторов) — основной вид боевой деятельности подразделений и соединений ВСУ и ВС РФ.

Сразу два вопроса — о способности сторон совершить прорыв на фронте

Подобный танковый «кулак» уже создан российской армией: между западными окраинами Покровска и южными окраинами Константиновки на фронте протяженностью чуть более 100 километров действуют три армии, на вооружении которых по штату числятся сотни танков и тысячи других бронированных машин.

Ударить «кулаком» мешают вышеописанные тактические проблемы. Собранные для атаки механизированные группировки, скорее всего, будут заранее обнаружены противником. После этого техника подвергнется ударам дронов и артиллерии еще до выхода на рубеж атаки. На попавшее под угрозу направление будут переброшены резервы, которые остановят наступление. Затем дроны лишат наступающий механизированный «кулак» снабжения.

Но даже если будет достигнут эффект внезапности, это не гарантирует успеха: так, ВСУ перед вторжением в Курскую область смогли тайно собрать крупные силы (в том числе бронетехнику) в лесах и городской застройке Сум и ударить по слабой обороне ВС РФ. Но исход не изменился: российская армия перебросила к месту прорыва резервы и мощную группировку операторов дронов (из только созданного тогда НПО «Рубикон»). И ВСУ постепенно лишились возможности доставлять на передовую в Курской области припасы, а затем отступили под ударами ВС РФ.

Обе армии пытаются изобрести тактику, которая позволит им использовать в наступлении крупные маневренные группировки и избегать при этом неприемлемых потерь в живой силе и технике. Например, о подобной системе, которую, как утверждается, используют отдельные украинские подразделения, несколько офицеров ВСУ рассказали британским военным экспертам из RUSI.

Тактика требует сложной координации между различными службами — радиоэлектронной борьбы, ПВО, операторами дронов, артиллерией, штурмовиками и т. д. Задача — заранее выявить места базирования операторов дронов противника и прочие огневые средства, а также его ПВО и РЭБ, чтобы нейтрализовать их непосредственно во время атаки. Такая подготовка занимает не менее недели. Из-за сложности процедур, как утверждают офицеры, этим искусством владеют лишь отдельные штурмовые полки и бригады. Вероятно, поэтому все успехи ВСУ в наступлении в последнее время сводятся к освобождению всего нескольких сел (иногда — лишь на короткое время).

Впрочем, трудности ВСУ и ВС РФ с организацией маневренных боевых действий не значат, что такие же проблемы испытали бы другие армии в других конфликтах.

Об «усталости» ВСУ

Вероятно, Кремль раньше надеялся истощить противника до такой степени, что у ВС РФ появится возможность перейти к сокращению ВСУ. Но сейчас такой исход выглядит маловероятным. И Россия, и Украина обладают относительно устойчивой системой пополнения армии рекрутами и техникой. Конечно, они, мягко говоря, неидеальны. ВСУ набирают бóльшую часть личного состава принудительно — через систему ТЦК (что вызывает растущее напряжение в обществе). ВС РФ — с помощью растущих с каждым кварталом выплат остро нуждающимся в деньгах добровольцам. В обеих армиях много дезертиров. Это, а также дефицит техники, не дает возможности противникам увеличить численность армий. При этом (о чем мы подробнее поговорим в другой главе) соотношение сил, вероятно, сохраняется весь последний год — нет свидетельств того, что преимущество российской армии радикально растет.

Также вероятно (если судить по предполагаемым предложениям Путина на переговорах с Трампом), что текущая модель «победы» для Кремля — лишь выдавливание ВСУ из Донбасса в надежде, что это вызовет политический кризис во всей Украине.

О рисках для всей Украины

Если война продолжится после захвата РФ всей Донецкой области, но при этом ВСУ смогут избежать катастрофических потерь (например, при окружении крупной группировки), темпы российского наступления вряд ли радикально вырастут. Вполне вероятно, что и замедлятся — в случае, если российское командование по политическим причинам решит перенести направление главного удара на Херсон (что потребует форсирования Днепра) или Запорожье (без форсирования Днепра окружить город также невозможно).

Впрочем, пока до этого очень далеко: несмотря на продолжающееся два года российское наступление, захват Краматорска и Славянска далеко не предрешен.

Два вопроса о шансах ВСУ на контрнаступление

Если судить по открытым источникам о местоположении бригад ВСУ, почти все они задействованы в активных боях и пытаются замедлить российское наступление. Украинское командование обладает весьма скромными резервами: «с радаров» исследователей пропали от трех до пяти сильных бригад, ранее воевавших в Курской и Сумской областях (и на границе с Белгородской областью). Другие, также, вероятно, находившиеся на отдыхе после боев под Суджей, уже брошены в бой под Покровском и Купянском в августе — сентябре. Теоретически для участия в наступательной операции можно было бы снять бригады со спокойных участков фронта, но таких почти не осталось.

Вполне возможно, что украинское командование попробует (как уже не раз делало) замедлить российское продвижение в центре Донбасса локальными контратаками, для чего привлечет те самые немногочисленные резервы. Начинать наступление где-то еще в момент, когда под Покровском и Константиновкой идет важная битва, рискованно — это наглядно показано последствиями вторжения ВСУ в Курскую область в 2024 году.

Об угрозе для Днепра

• Насколько можно судить по сообщениям украинских специалистов, новые российские планирующие реактивные бомбы с дальностью около 200 километров отличаются от старых не только наличием реактивного двигателя, но и намного меньшей массой боевой части — это плата за высокую дальность.
• Российское наступление на востоке Днепропетровской области в ближайшее время продолжится: этому способствует крайне неблагоприятное для ВСУ соотношение сил — пополнения и резервы, за редким исключением, в последние месяцы направляются под Покровск. Однако можно ожидать, что в случае выхода ВС РФ к Павлограду или Синельниково украинское командование будет вынуждено усилить войска на этом направлении. По мере удаления от главной базы снабжения в Донецке российскому наступлению будут мешать проблемы с логистикой. Впрочем, пока никакой угрозы выхода ВС РФ даже к дальним подступам к Днепру нет: первоочередная цель российского наступления на востоке области — дорога Гуляйполе — Покровское (и сам город Гуляйполе) Возможен и удар на Межевую — как возможность отрезать Донбасс от Днепра.

О «плацдарме» ВС РФ на Днепре у Херсона

На этот счет есть только заявления с фейковыми видео (без реального объективного контроля) о том, что российские войска высадились на том самом острове Корабел около Херсона, примыкающем к правому берегу Днепра. Вероятно, никакого постоянного плацдарма на острове у ВС РФ нет.

ВСУ обороняют правый берег группировкой сил, основа которой — недавно созданные бригады береговой обороны. Кроме того, в Херсоне часто на отдыхе и пополнении находятся бригады, выведенные с других участков фронта. Само по себе направление обороняет довольно мощная группировка артиллерии и операторов дронов.

Об операциях типа «Труба»

ВСУ стали больше внимания уделять подземным коммуникациям. Известны случаи подрыва возможных выходов из труб украинскими саперами — в том числе в Покровске. Однако во время двух из трех уже случившихся российских «подземных» операций это бы не помогло: в Торецке в 2024 году вообще не использовались готовые коммуникации — был прорыт специальный тоннель; под Купянском же весь маршрут по трубе проходил под территорией, которую контролировали ВС РФ.

О российской авиации

Тактическая авиация (бомбардировщики Су-34 и прикрывающие их истребители) по-прежнему базируется на аэродромах в европейской части страны. Теперь главные авиабазы тактической авиации оборудованы укрытиями для самолетов, что затрудняет их поражение дальнобойными дронами.

Дальняя авиация (которая запускает крылатые ракеты) еще несколько лет назад была перебазирована на отдаленные аэродромы (например, на Кольский полуостров), но это не уберегло ее от атак малыми БПЛА, завезенными Службой безопасности Украины на территорию России.

Роль остается прежней: самолеты ВКС РФ — носители высокоточного оружия для ударов вблизи линии фронта (планирующие корректируемые по сигналу спутниковой навигации бомбы) и по тылу (крылатые и аэробаллистические ракеты). Удары наносятся с большого расстояния для устранения угрозы от ПВО Украины.

О господстве в воздухе

• У ВКС РФ для этого нет сил и отработанной тактики. ПВО Украины в начале войны атаковала самолеты «из засад», то есть не пыталась полностью отразить российские авиационные удары, а стремилась нанести ВКС максимальные потери. Именно это привело к отказу российского командования от полетов пилотируемых летательных аппаратов через линию фронта.
• Российская армия регулярно пытается наносить удары по объектам ПВО (в том числе по позициям и машинам комплексов Patriot) — иногда успешно. Однако больше всего установок ПВО Украины было уничтожено именно в первые дни полномасштабной войны (было поражено до трети всех пусковых установок).
• Пример Израиля в недавней короткой войне с Ираном нерелевантен: ПВО Украины на любом этапе войны была в разы сильнее, нежели у Тегерана.

Об истребителях F-16

Проявляют эти самолеты себя так, как и предсказывали авиационные эксперты. Их используют в качестве носителя планирующих бомб и для борьбы с дальнобойными дронами и крылатыми ракетами. В роли самолета для борьбы за господство в воздухе (или даже для усложнения условий пуска планирующих бомб российскими бомбардировщиками) их пока никто не видел.

И дело не только в количестве: F-16, переданные Украине, не имеют дальнобойных ракет, а потому могут пытаться атаковать Су-34, запускающие бомбы в 60–70 километрах от фронта, только подлетев к фронту вплотную. Там они могут стать мишенью для российских средств ПВО и вынуждены будут скрываться от них у земли. Что, в свою очередь, практически исключит возможность поразить бомбардировщики (дальность ракет уменьшится из-за высокой плотности воздуха у земли). Больше шансов было бы у шведских истребителей Gripen, если вместе с ними Украина получит французские дальнобойные ракеты Meteor. Gripen — единственный самолет, способный использовать эту ракету, среди тех, передача которых ВСУ обсуждалась.

Об артиллерии

Артиллерия и минометы остаются важнейшими средствами поражения. Дроны взяли на себя часть целей, которые ранее поражала артиллерия, но далеко не все. Например, укрепленные позиции все еще проще поражать артиллерийским огнем.

В эпоху дронов эффективность артиллерии только возросла: с целеуказанием от БПЛА огонь намного точнее, а расход снарядов на поражение цели меньше. Обе армии часто используют корректируемые снаряды. Именно точный огонь артиллерии по разведанным дронами целям привел к тому, что боевые порядки в обороне стали такими разреженными. И как раз это отчасти снизило роль артиллерии: у линии фронта сложно найти достойные для нее цели.

Об ударах по «центрам принятия решений»

Причина доподлинно неясна, но можно предположить, что обе стороны понимают, что «в эту игру можно играть вдвоем», а потому не идут на эскалацию, опасаясь за безопасность собственных «центров принятия решений».

О роли флота в войне

Основных причин такой низкой эффективности флота три.

• Проход военных кораблей в Черное море после начала войны перекрыт Турцией согласно Конвенции Монтре. Обе стороны не могут получить подкрепления в виде надводных и подводных кораблей извне. Из-за этого они не имеют в Черном море сил для полноценных морских операций.
• Обе стороны не рискнули блокировать гражданское судоходство друг друга силой (Россия нерешительно пыталась это сделать до так называемой зерновой сделки). Других крупных задач, которые могли бы стратегически повлиять на противника, у флотов в Черном море просто нет.
• Из-за небольшого масштаба морского театра военных действий малые катера (беспилотные), а также противокорабельные ракеты имеют большое преимущество над крупными надводными кораблями. Украина этим воспользовалась в полной мере, а остатки российского флота (не имеющего никаких наступательных задач) укрылись в базах на восточном берегу. Даже как платформы для запуска крылатых ракет они используются все реже.

О бронетехнике

Судя по спутниковым снимкам, российские базы хранения бронетехники фактически опустели: там остался только металлолом. Всего с площадок хранения исчезли почти пять тысяч танков и 11 тысяч других бронемашин. Однако это не значит, что танки и БМП закончились: старые советские машины, взятые со складов, проходят модернизацию. Кроме того, Россия нарастила производство новых танков и бронемашин. А новый характер войны и новая тактика (отказ от массированных механизированных атак) снизили потери бронетехники. Так, подтвержденные (опубликованными видео) потери танков в этом году могут быть наполовину покрыты производством с нуля новых Т-90 (около 250–300 штук в год).

Потери Украины в технике по-прежнему меньше в номинальном выражении, но значительно выше относительно того, что есть в наличии и обещано Западом. Так, танков у Украины (вместе с обещанными, но еще не произведенными поставками из-за рубежа, но без трофейных машин) осталось менее тысячи штук, а подтвержденные опубликованными видео потери с начала 2025 года почти достигли 300 единиц.

Война на истощение: потери, контрактники, мобилизация

Вас сильно интересуют потери обеих армий. Вот лишь несколько вопросов на эту тему

• Относительно полные данные есть только по погибшим с российской стороны. После того как Росстат закрыл данные об общей смертности (как и многие данные вообще), единственным надежным и достаточно полным источником информации о боевых потерях РФ стал Реестр наследственных дел (РНД). «Медуза» и «Медиазона» совместно анализируют его с 2023 года (наш подсчет за 2022 и 2023 годы почти совпал с обработанными демографами данными Росстата). К середине 2025 года на войне погибли 200–220 тысяч россиян. Не учтены иностранные граждане, в том числе воевавшие на стороне РФ граждане Украины. Не учтены также погибшие, на которых не была выписана справка о смерти (например, пропавшие без вести). Однако нужно помнить, что в России действует закон, согласно которому человека можно признать умершим по суду даже при отсутствии тела. На рубеже 2024 и 2025 годов зафиксирован резкий рост подобных судебных дел, инициированных военными органами. Вероятно, Минобороны решило в ускоренном порядке сократить число пропавших без вести, переведя их в разряд погибших. Всего к середине 2025 года было открыто 30–40 тысяч дел о признании пропавших погибшими.
• В 2025 году среднесуточные потери ВС РФ возросли (мы это видим по РНД). Это лишь отчасти может быть объяснено тем, что суды в 2025 году записали части пропавших без вести (и признанных судом погибшими) дату смерти как дату вступления в силу судебного решения (другим — дату исчезновения по рапорту командира). Вероятно, реальные потери убитыми действительно растут: если в 2024 году погибали в среднем 200–250 военных в день, то на пике российского наступления в 2025-м — около 300.
• Число раненых неизвестно. По идее, данные об этом можно было бы почерпнуть из отчетов об исполнении бюджетов (федерального и регионов), где должны быть сведения о выплатах компенсаций раненым. Однако эти компенсации оказались размыты по разным бюджетным статьям. Имеющиеся данные из региональных бюджетов за несколько месяцев 2022 года (тогда еще они публиковались открыто) позволяют оценить соотношение убитых и тяжелораненых (списанных с военной службы) как 1 к 1,7–1,8. Однако с тех пор характер боев изменился — и соотношение наверняка тоже. В армиях США и союзников, воевавших в Афганистане, это соотношение было близко к 1:1. Однако там характер боевых действий был иным. Но для грубой оценки безвозвратных потерь можно умножать число погибших на коэффициент от двух до трех.
• Для целей подсчета безвозвратных потерь имеют смысл только данные о тяжелораненых: те, кто был ранен легко, по закону должны после излечения вернуться в армию. Многие военные проходили через это не один раз. Поэтому заявления, например, разведки США о «миллионе погибших и раненых», где явно учитываются в том числе легкораненые, не имеют большого смысла.
• С учетом потерь ВСУ и других украинских формирований все еще сложнее. Украинские статистические органы также не публикуют (с самого начала войны) данные о поле и возрасте умерших. Никаких зацепок вроде аналога РНД найти также не удалось. Мы можем лишь сравнить поименные списки убитых для России и Украины, собранные из опубликованных некрологов и других открытых источников. В российской базе, собранной журналистами «Медиазоны» и «Русской службы Би-би-си» при поддержке волонтеров, — более 140 тысяч фамилий погибших. В украинской — почти вдвое меньше. Однако для ВСУ есть дополнительный список пропавших без вести на 80 с лишним тысяч фамилий. Для России такого полного списка нет; но мы знаем, что сейчас пропавшие на войне россияне ускоренно переводятся в разряд погибших. Вероятно, в ВС РФ пропало меньше людей — в последние годы поле боя чаще всего остается за российской армией.
• Ясно, что сравнение поименных списков не дает надежного понимания реального соотношения убитых между сторонами — эти списки заведомо не полны; вероятность попадания туда убитых россиян и украинцев может отличаться из-за разницы в методологии сбора данных, различной для двух стран доли опубликованных некрологов и т. д. Ясно лишь, что число убитых с обеих сторон вряд ли отличается во много раз. Судя по отдельным категориям, где учет явно лучше, чем в среднем (например, в поименных списках убитых офицеров), вообще наблюдается примерное равенство.
• В отношении России можно осторожно предположить, что к середине 2025 года безвозвратные потери (то есть совокупность всех военнослужащих и добровольцев, которые из-за смерти или ранения не могут продолжать воевать) составили от 440 тысяч до 650 тысяч человек.

Вопрос об обменах телами

Объяснение банально: поле боя последние два года стабильно остается за ВС РФ (за редкими исключениями). Через несколько недель или месяцев после окончания боев, когда фронт сдвигается на безопасное расстояние, военные похоронные команды собирают останки погибших — своих и чужих. После чего «чужих» меняют на «своих», собранных командами противника. Последний раз число переданных погибших российских военных было больше, чем число останков убитых украинцев, во время обмена в августе 2023 года — в месяц, когда закончилось контрнаступление ВСУ в Запорожской области и под Бахмутом и украинская армия перестала получать контроль над полем боя.

О темпах набора контрактников в ВС РФ

На этот счет есть объективные данные — общие суммы выплаты подписных бонусов из отчетов об исполнении федерального и региональных бюджетов при заключении контракта (сумма этих выплат каждому контрактнику на федеральном уровне и в каждом регионе известна). Отчеты публикуют лишь около 40 регионов, поэтому региональные данные приходится экстраполировать на всю Россию.

До последнего времени полученное с помощью такой экстраполяции число новых контрактников примерно совпадало с расчетами по выплатам из федерального бюджета. Но во втором квартале данные вдруг совсем не совпали: на федеральном уровне объем выплат резко снизился, а на региональном — остался в рамках средних значений за прошлый год. Вероятно, федеральные выплаты теперь не в полной мере отражаются в бюджете, а региональные — по-прежнему показывают верные суммы. Если это так, то ВС РФ (и немного Росгвардия) по-прежнему набирают на войну 30 тысяч новых контрактников в месяц. Таким образом, российская армия способна покрывать безвозвратные потери, но для увеличения численности возможностей у нее почти не остается.

При этом стоимость найма нового контрактника продолжает расти (за счет региональных выплат). На федеральном уровне последнее повышение было летом 2024 года — зато сразу вдвое.

О новой мобилизации

Это зависит от двух показателей: темпов безвозвратных потерь ВС РФ и темпов привлечения новых контрактников. Как было сказано выше, темпы подписания рекрутов пока выше темпов потерь (даже если брать последние по верхней границе). Когда (или если) ситуация будет обратной, вероятность новой насильственной мобилизации возрастет. Однако и в этом случае у Кремля будет альтернативное решение — закончить войну компромиссом. Пока темпы потерь растут, а привлечения контрактников — в лучшем для ВС РФ случае стагнируют.

О числе людей на фронте

Дать обоснованную оценку сложно. Есть несколько способов получить грубую. Первый — свидетельства с мест. Если судить по заявлениям близких к армии «военкоров» и «волонтеров», а также самих военных, российская армия, похоже, не испытывает острого дефицита в личном составе (не путать с ситуацией в отдельных подразделениях, понесших большие потери). В ВСУ ситуация обратная — жалобы на недостаток пехоты звучат регулярно.

Другой способ — попытаться сравнить штатные численности действующих на фронте армий. По числу боевых подразделений (выраженных в условных батальонах — мотострелковых, механизированных, десантных, танковых и т. д.) разница будет не слишком большой.

Точное соотношение найти сложно, поскольку в обеих армиях есть большое число временных подразделений и «пустышек». Так, в ВС РФ числятся десятки «территориальных полков» — подразделений, в которые отправляют свеженабранных контрактников. В ВСУ есть недоформированные бригады и отдельные батальоны с непонятным статусом. Бригады и полки могут сильно различаться по размерам: есть бригады-гиганты с девятью батальонами, а есть скромные трехбатальонные соединения. Однако грубая оценка дает разницу в штатной численности боевых подразделений в 10–15% в пользу ВС РФ. Кроме того, российская армия имеет значительно большее число вспомогательных подразделений (артиллерийских, инженерных и т. д. — всех, кроме подразделений операторов дронов), приписанных к дивизиям, корпусам, армиям и военным округам. По общей штатной численности, по грубой оценке, действующая в Украине армия опережает группировку ВСУ вблизи фронта минимум на треть. Но нужно помнить: штатная численность не равна реальной.

Третий способ слабо применим: теоретически можно попробовать посчитать баланс «прибыли» (поступление новых рекрутов) и «убыли» (безвозвратных потерь). Для российской армии такой метод даст завышенные оценки от 800 тысяч до миллиона действующих на фронте военнослужащих. Однако метод не учитывает иную «убыль»: дезертиров и прочих покинувших части. Российские власти заявляют, что сейчас на фронтах находится около 700 тысяч человек.

С данными по «балансовой» численности ВСУ все еще сложнее: достоверно не известны ни безвозвратные потери, ни численность мобилизованных. Власти заявляют, что ежемесячно ставят под ружье «до 30 тысяч человек». Но насколько «до» — не уточняют. Кроме того, часть украинских рекрутов попадают в тыловые подразделения.

В общем, с уверенностью можно сказать лишь то, что боевая численность ВСУ ниже (но не в разы) таковой у ВС РФ. Это ясно и из происходящего на фронте.

О боевом духе

В обеих армиях ощущается усталость от войны. Особенно давит на военнослужащих осознание того факта, что срок их пребывания на фронте неизвестен (но равен продолжительности самой войны или сроку, который удастся на ней выжить). Это отражается на растущей численности дезертиров: по официальным данным, под суд отправлено более 50 тысяч украинских дезертиров и 235 тысяч самовольно оставивших часть. В России в сумме дезертиров и ушедших в самоволку — около 20 тысяч человек.

Риски разрастания войны: Россия против Европы

Это тоже очень популярная тема ваших вопросов. Вот лишь некоторые

В краткосрочном периоде вероятность разрастания войны невелика — если только не произойдет спонтанная эскалация. Российская армия полностью занята войной с Украиной. Это особенно заметно как раз по ситуации на границе с Финляндией. В 2023–2024 годах в Ленинградском военном округе были созданы новые соединения и объединения (в том числе в Карелии). И они были немедленно отправлены на фронт. В мае 2024 года войска округа вторглись в Харьковскую область; наступление быстро захлебнулось.

После окончания войны с Украиной возможны разные варианты (их набор будет зависеть от исхода борьбы с Киевом и взаимоотношений Европы и США, а также США с Китаем). Кажется, что любой открытый конфликт с Европой слишком рискован для Кремля (особенно учитывая, что риск вмешательства США полностью исключить будет нельзя). Хотя, конечно, российское руководство известно тем, что может переоценивать свои силы.

Признаком готовящегося вторжения будет концентрация сил у границ стран Балтии и Финляндии, возможно — в Беларуси. Также на подготовку укажет проведение мобилизации (или отказ от демобилизации после войны с Украиной).

Новые технологии войны: дроны и «супероружие»

О шансах создания нового сверхоружия

По всему миру — на разных технологических уровнях и с переменным успехом — происходит революция, выражающаяся в демократизации высокоточного оружия: оно становится доступным даже негосударственным акторам, в том числе террористическим организациям. Например, у истоков «революции малых дронов» стояли инженеры и операторы ИГИЛ.

Технологии с использованием искусственного интеллекта (те же самонаводящиеся дроны) пока не имеют очевидного преимущества перед людьми-операторами. Но бурно развивается другое направление — противодействие дронам и другому высокоточному оружию. Тот, кто первым научится относительно дешево подавлять все типы дронов и других боеприпасов с точным наведением, получит очевидное преимущество. Среди технологий-кандидатов — лазерные системы и микроволновые излучатели.

Об ударах дронов ВСУ по целям в глубине РФ

Есть способ стандартный для противодействия ПВО: у границы создаются большие скопления дронов, с помощью которых «насыщаются» системы противовоздушной обороны, которые могут отслеживать и атаковать лишь ограниченное число целей. «Выжившие» после прорыва дроны на малой высоте (что уменьшает дистанцию их обнаружения радарами) по специальному маршруту обходят системы ПВО в глубине российской территории, после чего выходят на цель. Важно, чтобы оборона самой цели была также перенасыщена большим числом атакующих дронов. В отличие от России, Украина не использует ложные цели массово.

В целом атакующая сторона — при прочих равных — всегда имеет преимущество перед обороняющейся.

Вопросы о разном: ТЭК, «мангалы»

В этой части мы собрали важные и интересные вопросы, которые по смыслу не попали в предыдущие части. Первый — об атаках ВСУ по российским НПЗ

Рекомендуем ознакомиться со статьей на эту тему ведущего эксперта по российскому ТЭК, старшего научного сотрудника Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии Сергея Вакуленко. Или с его интервью нашему подкасту «Что случилось». Если коротко, выводы таковы: последствия для России будут действительно серьезными, если Украина сможет долгое время поддерживать высокую интенсивность и частоту ударов по нефтеперерабатывающим заводам: так, чтобы оборудование повреждалось быстрее, чем его успевают чинить. Непосредственно на ход войны удары вряд ли повлияют: военная техника в основном работает на дизельном топливе, а в России есть большой запас мощностей по его выработке (сверх обычного потребления).

Аналогично обстоит дело и с ударами по электроэнергетике Украины: предыдущие кампании ударов по ней не принесли решительного результата, поскольку пораженные объекты генерации и транспортировки энергии быстро ремонтировались, а временный дефицит покрывался за счет портативных генераторов, аккумуляторов и импорта.

О «мангалах»

«Мангалы» уже не в моде: системы пассивной защиты эволюционировали в «ежей» — на технику перпендикулярно навариваются десятки и сотни длинных изогнутых прутьев. Задача защиты — инициировать ранний подрыв кумулятивного заряда дрона (в основном используются именно такие гранаты), чтобы «сломать» кумулятивную струю и не допустить пробития брони. Есть и негативные «компромиссы». Такая защита ухудшает другие характеристики техники — мобильность, обзор, возможность использования основного оружия. Но для задач типа «такси для десанта к позициям врага» вариант может быть весьма эффективным. Часто такая техника выдерживает несколько попаданий дронов.