Викторию Петрову судят за «фейки» о войне. За видео из Украины и посты о шизофрении Путина ей грозит бессрочное психиатрическое лечение «Бумага» узнала у ее адвоката, как суд доказывал «невменяемость» петербурженки — и что теперь с ней будет

Суд в Петербурге в закрытом режиме рассматривает дело Виктории Петровой, которую летом 2022 года обвинили в распространении «фейков» о российской армии — из-за постов с видеозаписями из Украины, а также цитатой украинского врача-педиатра о наличии у Путина шизофрении. Весной петербурженке провели психиатрическую экспертизу и признали ее невменяемой. Из-за этого суд может поместить Петрову на «потенциально бессрочное лечение». Издание «Бумага» поговорило с адвокатом Петровой Анастасией Пилипенко — о деле ее подзащитной и шансах оспорить результаты экспертизы. С разрешения издания «Медуза» публикует этот текст целиком.

Об экспертизе

— Как в деле Виктории появилась психиатрическая экспертиза, ведь ее назначают не всем?

— В конце зимы мне через доверенных лиц сообщили, что сокамерницы написали жалобы на Вику — якобы в СИЗО она продолжает антивоенную пропаганду. После этого из СИЗО поступила справка о странностях в поведении Вики, из-за чего суд назначил психиатрическую экспертизу, которую не проводили на этапе предварительного следствия.

Сначала была назначена амбулаторная экспертиза, то есть специалисты один раз приезжали в СИЗО, чтобы пообщаться с Викой. Позднее они сообщили, что им недостаточно данных о состоянии ее здоровья, и запросили анамнез ее жизни со слов одного из близких родственников. Сторона защиты собрала дополнительные документы, я опросила маму Вики о том, как та росла, развивалась, училась, какая она в детстве была и так далее.

Когда мы предоставили эти документы, суд назначил стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в городской больнице № 6 на Грибакиных. Эксперты, проводившие исследование, пришли к выводу, что и в момент публикации тех материалов, и сейчас Вика не могла и не может осознавать свои действия и руководить ими.

— Как этот вывод о невменяемости может повлиять на приговор?

— Если суд признает, что Вика совершила общественно-опасное деяние в состоянии невменяемости, то есть разместила посты, не осознавая свои действия или не руководя ими, то суд назначит принудительные меры медицинского характера. Это либо амбулаторное лечение, либо стационарное.

Стационарное лечение бывает разных типов. Но проблема в том, что психиатрическое лечение — потенциально бессрочное. Шесть месяцев человека лечат, потом комиссия экспертов собирается, оценивает состояние и обращается в суд с ходатайством о продлении этих мер либо об их изменении, либо вообще об отмене, если они признают, что человек вышел в стойкую ремиссию.

— Есть ли какое-то понимание, как эксперты могли прийти к выводу, что Виктория невменяема?

— Я не могу разгласить подробности, так как дело закрыто, но хочу обратить внимание, что эксперты существенно исказили слова Виктории.

Как проводилась экспертиза? Врач общался с Викой и весьма вольно записывал, что она ему говорила. Виктория, прочитав результаты экспертизы, сообщила, что ее слова сильно искажены. Поэтому мы считаем, что экспертиза не обоснована, а ее выводы могут негативно повлиять на судьбу Виктории, соответственно, мы настаиваем на исключении ее из числа доказательств.

— Что сейчас происходит в суде по этому делу?

— Сейчас мы спорим с этой экспертизой — мы вызвали для допроса тех врачей, которые были в комиссии. Пока мы допросили только одного из них.

— Оспорить эту экспертизу можно только в суде? Вы можете добиться проведения новой, независимой экспертизы?

— Есть несколько способов, как эту экспертизу можно оспаривать. Можно ее оспаривать исключительно с юридической стороны: спорить с психиатром и судом о том, как она была назначена, оформлена и так далее. Если мы находим нарушения, то просим исключить ее из числа доказательств, так как она получена с нарушением закона.

Второй путь — подготовка заключения специалиста, то есть рецензии на заключение психиатров. Специалисты в сфере психологии и психиатрии читают экспертизу, смотрят, какие методики применялись и верно ли психиатры сделали выводы. Это заключение мы можем представить и привести своего специалиста, чтобы он пояснил суду, какие недостатки увидел в этой экспертизе. У этого варианта есть минус — наши специалисты не могут напрямую работать с Викторией, то есть могут только читать документы и исходить из их содержания, а там искажены слова моей подзащитной.

Третий путь — независимая экспертиза, а для этого нужно приглашать собственных экспертов в СИЗО, но технически это настолько сложно, что подготовить полноценно свое заключение невозможно. У нас есть последний вариант: требовать назначения повторной экспертизы и с теми же вопросами, но в другое учреждение — либо то, которому мы доверяем, либо требовать самое авторитетное в России учреждение, например институт имени Сербского в Москве.

— Сейчас, насколько я понимаю, вы избрали первый путь?

— Да, мы избрали первый путь, но они не исключают друг друга, они взаимодополняются.

Первый путь самый лобовой: если в заключении есть формальные моменты, которые видны невооруженным глазом, то это путь, которым, думаю, воспользовался бы любой адвокат.

— Может ли защита истолковать заключение прошедшей психиатрической экспертизы в пользу Вики?

— У меня есть важное замечание на этот счет, по поводу перспективы признания Вики невменяемой. Это чисто юридические соображения, которые я планирую представить перед судом.

Смотрите, если Вика не осознавала свои действия или не руководила ими, когда публиковала антивоенные посты, то как ей могут вменяться публикации заведомо ложной информации? Грубо говоря, если у человека критические способности снижены или нарушены, то как можно ему вменять, что он должен оценить сообщения Минобороны как достоверные, а сообщения «Русской службы Би-би-си» как недостоверные?

Для меня эта психиатрическая экспертиза ломает весь состав. Нельзя вменять невменяемому человеку такое преступление. Можно ему вменять, условно, убийство: взял нож, воткнул, убил — состав есть, объективная сторона выполнена.

А когда в состав заложена заведомая ложность сообщений, мне кажется, что вменять нельзя. Равно как нельзя вменять и мотив — это всегда что-то, что существует только у человека в голове. У него никаких объективных признаков нет. Если обратиться к науке уголовного права, мотив — это часть субъективной стороны, то есть то, как человек сам относится к содеянному.

Если в отношении обычного человека мы можем оценить мотив, то в отношении лица, чья вменяемость под вопросом, как мы можем вменять ему мотив? Я хочу подчеркнуть, что я не говорю, что Виктория невменяемая, я отмечаю, что вся эта конструкция выглядит бредово.

О состоянии Виктории после более полутора лет в СИЗО

— Как Вика себя чувствует?

— Вика устала от того, как долго тянется судебное разбирательство. Дело поступило в суд в конце августа 2022 года, а сейчас уже конец октября 2023-го. Она нервничает, но, к сожалению, это естественный процесс для всех, кто в СИЗО и долго ожидает решения по своему делу, — сложно жить с такой неопределенностью.

— Не проявились ли какие-либо проблемы со здоровьем в СИЗО?

— По моей информации, проблем со здоровьем у нее нет.

— Кроме психиатрической экспертизы, есть ли какое-то давление на Викторию?

— Сейчас, насколько я знаю, нет. После того как сокамерницы написали на нее донос, никакого давления, насколько я знаю, на нее не оказывалось.

— Насколько сильно сейчас поддерживают Викторию? Много ли писем ей приходит? Рассказывает ли она об этом?

— Она завела постоянную переписку с несколькими людьми, в их числе ее бывшие однокурсники, бывшая одноклассница, преподаватели из СПбГУ.

С мамой и своим близким другом она тоже периодически видится. А писем от незнакомых людей стало меньше, но ее это сейчас в какой-то мере радует, потому что она активно готовится к заседаниям.

С тех пор как мы получили экспертизу, она стала очень серьезно относиться к этому: изучает уголовный, уголовно-процессуальный кодекс.

О перспективах дела

— Правильно ли я понимаю, что вся история с психиатрической экспертизой затягивает процесс, то есть рассмотрение дела Вики удлиняется?

— Естественно. Это затягивает процесс, но нам важнее не быстрее закончить процесс, а доказать свою правоту.

— То, что дело затягивается, это скорее плохо или хорошо для Вики?

— Вопрос непростой. Если говорить, что Вике могут назначить принудительные меры медицинского характера, то затягивание дела — это только затягивание дела безо всякого смысла, кроме как иметь время на подготовку альтернативных суждений.

Если экспертиза исключается или появляется другое экспертное заключение, которое говорит, что Вика вменяема и осознавала свои действия, то тогда ее судят в общем порядке и назначают уголовное наказание. Если суд придет к выводу, что ей нужно назначать наказание, допустим, в виде лишения свободы, то затягивание процесса для нас — плюс в кассу, потому что каждый прожитый в СИЗО день — это полтора дня отбытого лишения свободы.

— Из-за психиатрической экспертизы Виктории назначили законного представителя. Во-первых, что это за сущность и почему он не пришел на последние заседания?

— В уголовно-процессуальном кодексе есть специальная глава о применении принудительных мер медицинского характера. В таких случаях, когда следователь или суд получает экспертизу о том, что человек в момент судебного разбирательства не может осознавать свои действия и в полной мере ими руководить, то ему назначают законного представителя, который реализовывает процессуальные права за этого человека.

С другой стороны, сам человек имеет право все равно участвовать в судебном разбирательстве, заявлять ходатайства, делать заявления, давать показания и так далее.

Законный представитель — сущность на случай, если вдруг выяснится, что человек действительно невменяем, тогда он будет реализовывать свои процессуальные права через вменяемое лицо.

Это может быть либо близкий родственник либо представитель органа опеки, то есть муниципального образования. В случае Вики мы долго спорили, можно ли назначить законным представителем дядю, который по УПК не приходится ей близким родственником.

Поскольку это человек, с которым из всех родственников Вика наиболее близко и постоянно общается даже сейчас, удалось убедить суд назначить его законным представителем. Однако у него серьезная работа, из-за которой он часто уезжает из города и не всегда может посещать суд. Раньше это никого не смущало. Однако несколько недель назад Горсуд рассматривал апелляционную жалобу на продление срока содержания и судья решил, что не может рассматривать апелляцию без законного представителя.

Сразу после этого Калининский районный суд также вдруг решил, что не может слушать дело без законного представителя, и отложил судебное заседание на 26 октября.

— Что будет, если дядя Виктории не сможет снова прийти на заседание два-три раза?

— Тогда назначат законного представителя из органа опеки и попечительства — совершенно незнакомого человека, который увидит Вику впервые и процессуального толка от которого будет немного.

С другой стороны, от дяди Вики процессуального смысла тоже немного. Он присутствует, поддерживает наши ходатайства, а ходатайства прокурора оставляет на усмотрение суда. Процессуально ни на какие решения судей это все не влияет.

Я ожидаю, что 26 октября, а может и 24-го, в суде появится законный представитель именно от органа опеки, но это нам не помешает. Мы хотим доказать свою позицию, и мы будем делать это с законным представителем или без него. Возражать против участия сотрудника опеки мы будем в том случае, если его позиция будет расходиться с позицией Вики.

— Когда вы ожидаете вынесение приговора?

— Это будет зависеть от того, назначит ли суд новую экспертизу. Если нет, то нам останется только допросить экспертов, представить свои доказательства — наверное, в 3–4 заседания мы уложимся.

Если повторную экспертизу назначат, то это будет уже в следующем году.

Пока журналисты «Бумаги» работали над этим материалом, Горсуд решил перевести Викторию Петрову из СИЗО в больницу. В суд также пришел приглашенный по решению суда сотрудник муниципального округа Гражданка. Он должен был выступать на стороне защиты, но, выслушав позицию Петровой о войне в Украине, согласился с обвинением.