Евросоюз ввел эмбарго на российскую нефть. Теперь ее некому продавать? А что будет с экономикой?

5 декабря вступило в силу нефтяное эмбарго Евросоюза: страны ЕС, с некоторыми исключениями, теперь не могут закупать российскую нефть, которая поставляется по морю. Поставки по трубопроводам под запрет не попали. Вместе с эмбарго введен и ценовой потолок в 60 долларов за баррель — правда, тоже только для «морской» нефти. Если она продается по цене выше этой отметки, то ее запрещено покупать, а также страховать и перевозить. О том, насколько болезненными эти меры могут стать для российских нефтяников и бюджета, «Медуза» узнала у Марселя Салихова, президента Института энергетики и финансов.

— В России многие, включая, например, заместителя председателя Совбеза Дмитрия Медведева, ожидали, что вступление в силу нефтяного эмбарго ЕС приведет к росту цен на нефть, но, напротив, дешевеют и Brent, и Urals. Почему?

— Здесь есть два аспекта. Эмбарго и ценовой потолок влияют на объем предложения, а сейчас рынки больше переживают по поводу спроса — из-за рисков рецессии в мировой экономике. К тому же снижались цены и на другие сырьевые товары, то есть на рынки давят общеэкономические факторы, а не только связанные с нефтью. Во-вторых, если принимается довольно мягкий ценовой потолок и рынок думает, что это не имеет большого значения, то и реакции в ценах на нефть не будет. 

— Как вступление в силу европейского эмбарго повлияло и повлияет на объемы российского экспорта?

— Пока непонятно. Есть два кейса, на которые можно ориентироваться. Во-первых, это то, что происходило с российским экспортом нефти в марте — апреле, когда крупные трейдеры отказались работать с российской нефтью. Тогда экспорт резко обвалился, но примерно с мая началось восстановление. Почему так происходит? Российская нефть продается с дисконтом, то есть ниже рыночной цены, этот дисконт увеличивается, находятся покупатели (например, в Китае или Индии), которые готовы ее приобретать, несмотря на санкции и прочие ограничения. И объемы восстанавливаются. 

Второй кейс, который более-менее релевантен, — это эмбарго на поставки российского угля, которое Евросоюз ввел в августе. Сначала российский экспорт угля тоже обвалился, а потом начал восстанавливаться. Отчасти это происходит еще и потому, что компании-покупатели часто занимают осторожную позицию. Сначала непонятно, как все будет работать, как все оформлять документально, но потом кто-то проходит этот путь и все остальные видят, что с этим поставщиком [российской компанией] можно иметь дело.

Я думаю, и сейчас с нефтяным эмбарго все будет примерно так же: довольно сильный обвал в январе — феврале с последующим восстановлением. Согласно нашему прогнозу, который мы сейчас сделали в Институте энергетики и финансов, в следующем году российский экспорт нефти и нефтепродуктов в общей сложности сократится примерно на 7% в физическом объеме.

— Сокращение экспорта на 7% кажется не очень большим. Это так?

— Это не очень много и не очень критично с точки зрения российского бюджета. Неприятно, но это совсем не потеря половины нефтегазовых доходов. В бюджете на следующий год заложено сокращение нефтегазовых доходов до 8,9 триллиона рублей против 11,7 триллиона, которые ожидаются по итогам этого года. Сокращение существенное, но не такое, что пенсии станет нечем платить.  

— Куда именно можно будет перенаправить поставки российской нефти с европейского рынка? В Китай и Индию?

— Китай в меньшей степени, хотя, может быть, он и нарастит покупки, если разница в цене между Brent и Urals увеличится (эту разницу также называют спредом). Так, весной они наращивали импорт нефти из России, а летом, когда спред снизился, сократили, то есть Китай готов покупать, когда относительно дешево.

[Заместят прежних покупателей] скорее Индия и другие азиатские страны, но пока прогнозировать сложно. Мы увидим это только постфактум.

— Вы сказали, что ценовой потолок получился довольно мягким, к тому же официально его ввели страны ЕС и G7, а основная часть поставок российской нефти сейчас идет в государства, которые в эти блоки не входят: Китай, Индию, Турцию. Понятно ли уже, будет ли потолок работать в этих странах?

— Официально никто, кроме ЕС, G7 и Австралии, о присоединении не объявлял. Неофициально компании-импортеры могут опасаться вторичных санкций и других проблем и могут отказаться от российской нефти. С другой стороны, всегда будет мотив получить хорошую прибыль, вопрос — что перевесит. Поэтому кажется, что сильного эффекта ждать не стоит. 

Сейчас появились сообщения о том, что Россия в ответ на ценовой потолок готова ввести «пол» или «дно» цен, то есть минимальную цену, по которой можно будет продавать нефть за границу. Это странная мера, такие идеи могут скорее ухудшить ситуацию. Это еще сильнее усложнит жизнь и для российских компаний, которые пытаются продать свою нефть, и для покупателей, которые в принципе готовы российскую нефть приобретать. Российские власти обвиняют страны Запада в том, что ценовой потолок — это антирыночная практика, но «пол» — аналогичная идея. 

Цены на рынках постоянно меняются, западные страны обещают пересматривать потолок каждые два месяца, и по задумке он должен быть как минимум на 5% ниже рыночной цены, но сейчас он выше текущих цен. Отдельный вопрос — что будет с разными сортами нефти, ведь кроме Urals в России есть премиальная дальневосточная ESPO, которая сейчас торгуется по 80 долларов за баррель и идет на азиатские рынки. Что с этим делать — пока никому не понятно. В европейском законодательстве не уточняется, к какому сорту российской нефти относится ценовой потолок.

— Связанные с Россией компании, как сообщала Financial Times, закупают старые танкеры, то есть все же готовятся как-то обходить ценовой потолок? 

— Российские компании понимают, что вводятся ограничения, и, желая сохранить объемы экспорта, пытаются что-то предпринять. Стандартная бизнес-модель компании, которая хочет продать нефть за рубеж, — нанять транспортную компанию. Но сейчас нельзя полагаться на то, что есть судоходные компании, которые окажут российским клиентам эту услугу, и экспортеры готовы сами покупать танкерный флот. И, скорее всего, делать это не напрямую, а через серые структуры, чтобы обезопасить их от санкций.

С другой стороны, я думаю, старые танкеры сейчас закупают не только российские компании. Люди в судоходном бизнесе понимают, что появилась отличная возможность — купить старый танкер [по невысокой цене], возить российскую нефть, и это будет приносить в разы больше прибыли. Сейчас для российской нефти очень высокие ставки фрахта. Например, для поставок в Индию ставка для российской нефти сейчас выросла до 20 долларов за баррель. Это очень дорого, раньше стандартно было три доллара за баррель. 

— И все-таки, судя по заявлениям и предложенным ответным мерам, российские экспортеры нефти все же видят в ценовом потолке реальную проблему? 

— Вице-премьер [и бывший министр энергетики] Александр Новак неоднократно говорил, что Россия не будет поставлять нефть в страны, которые присоединятся к ценовому потолку. В принципе, это сработало: кроме ЕС и G7 никто не присоединился. Но мне кажется, что с точки зрения России сейчас важно делать заявления, в реальности ничего не предпринимая. Раз вводят мягкий ценовой потолок, не надо стрелять самому себе в ногу и вводить ограничения для своих же компаний. Если ценовой потолок сейчас выше цены — то и отлично: российские компании продают, покупатели делают вид, что соблюдают ценовой потолок, экспорт идет как раньше. 

— Европейские страны долго спорили об уровне ценового потолка. Как вы думаете, почему он в итоге оказался таким мягким? 

— Любые ограничения против российской нефти будут работать, если есть чем ее заместить, то есть имеется альтернативное предложение нефти на рынке. Западные страны могут эффективно ограничить экспорт из России, скажем, на один миллион баррелей в сутки, если кто-то еще сможет поставить этот один миллион баррелей. Западные страны это понимают. Они пытались договориться с Ираном, Венесуэлой, ОПЕК. 

— Покупать нефть у Ирана сейчас…

— Там же долго шли разговоры о возвращении к ядерной сделке. В конце лета даже писали, что США и Ирану почти удалось достичь договоренности. Одним из камней преткновения было то, что Иран хотел гарантий на случай, если США передумают покупать нефть. Потом перед выборами президентская администрация США эту тему продвигать не хотела, а потом в Иране начались протесты.

Кроме того, Иран, судя по всему, поставляет России вооружения. Так что сейчас договориться с Ираном о поставках нефти, скорее всего, будет сложно — ведь его, вероятно, попросят решить вопрос с протестующими и отказаться от поставок оружия России.

— А что с остальными поставщиками, которые могли бы заместить российскую нефть?

— Венесуэла сейчас добывает мало, и у нее большие технологические проблемы: оборудование старое, в его обновление и восстановление нужно много вкладывать. Американская компания Chevron получила разрешение продолжить деятельность в Венесуэле и обещает нарастить там добычу, но все равно не очень сильно.

Можно было бы договориться с Саудовской Аравией, и США, как я понимаю, пытались. Сейчас администрацию [Джо] Байдена критикуют за то, что он якобы вел секретные переговоры с принцем Салманом. Детали неизвестны, но сейчас после октябрьского решения ОПЕК Саудовская Аравия фактически сокращает добычу, это хорошо видно в данных по итогам ноября. То есть Саудовская Аравия еще сильнее осложняет ситуацию для Запада. Саудовская Аравия, ОАЭ и Кувейт суммарно снизили добычу примерно на 0,7 миллиона баррелей в день в ноябре. То есть вы хотите вытеснить с рынка Россию, а тут еще и ОПЕК снижает добычу.

Если в будущем получится договориться о поставках с кем-то еще, то ценовой потолок может быть снижен. Но сейчас, когда нет альтернативы, нет смысла вводить жесткий ценовой потолок, потому что он все равно не будет работать: цены будут расти, а Россия будет обходить эти санкции и зарабатывать больше. 

— В целом пока что с эмбарго и ценовым потолком в его текущем виде, получается, необходимость все же иметь российскую нефть на рынке победила желание лишить Россию нефтяных доходов?

— Желания сократить нефтегазовые доходы [России] недостаточно, для этого должны быть созданы условия. Россия очень крупный производитель на глобальном рынке. Можно было задавить Венесуэлу, но Россия добывает в 15 раз больше, это другой масштаб проблем.

Эмбарго и ценовой потолок усложняют жизнь, Россия теряет часть доходов, ведь спред между Brent и Urals — это потери. Но они не критичные и не будут такими, пока не найдется замещения российской нефти.