«Это люди, которых лишили и настоящего, и будущего» Российские власти начали отправлять мариупольцев обратно — в город, уничтоженный армией РФ. «Медуза» выяснила, как устроен этот процесс — и что ждет тех, кто вернулся
Мы рассказываем честно не только про войну. Скачайте приложение.
В начале октября около 20 мариупольцев — как беженцев, так и насильно привезенных в Россию — вывезли из пункта временного размещения (ПВР) в Ленинградской области обратно в Мариуполь. Это произошло не впервые: в августе «Феминистское антивоенное сопротивление» сообщило, что людей из Мариуполя организованно возвращают в их родной город. При этом не сотрудничающие с государством волонтеры, которые помогают находящимся в России украинцам, уверены, что российские власти сознательно манипулируют людьми — и убеждают их возвращаться в город, малопригодный для жизни. «Медуза» поговорила с волонтерами о том, как устроена их работа с мариупольцами, а также с украинкой, которая вернулась в Мариуполь, несмотря на все уговоры.
Примерно в 240 километрах от Пскова расположено озеро Иван. Рядом с берегом, в сосновом бору, в стороне от деревни Опухлики, находится пансионат «Голубые озера». В самих Опухликах, по данным переписи 2010 года, живет чуть меньше трехсот человек. Юлия из Москвы (имя изменено по просьбе героини) — ее родители владеют домом в деревне — называет Опухлики «вымершим ПГТ» и «гетто», где «кроме санатория, ничего нет».
Раньше Юлия приезжала в Опухлики, чтобы навестить семью. Сейчас у нее появилась другая причина: в конце мая она узнала от местных жителей, что в «Голубые озера» привезли «беженцев из Украины». Администрация области выделила им свободные номера в пансионате, где они живут по соседству с отдыхающими.
Беженцами их называет российская власть — на деле в ПВР живут не только бежавшие от войны, но и те, кого насильно вывезли с оккупированных территорий. А еще — люди, для которых выезд в Россию оказался единственным безопасным способом уехать от войны. Добираться до подконтрольных Украине регионов приходится через многочисленные российские блокпосты, где выстраиваются километровые очереди и есть высокий риск попасть под обстрел.
Первый раз мы приехали и чисто случайно обнаружили, что там [в ПВР «Голубые озера»] живут люди [из Мариуполя]. Даже в Великих Луках, ближайшем большом городе, об этом никто не знал. Мы пришли, и нам сказали: обратитесь к охране, она знает, в каких номерах живут беженцы. На посту охраны два сонных ментенка молодых. Они нам: «А кто такие волонтеры? А че надо вам? Вам помочь вещи растащить?» Ну и помогли нам эти вещи [гуманитарную помощь] разнести по номерам.
В мае Юлия с двумя подругами начала помогать украинцам. Волонтерки привозят одежду, лекарства и бытовую химию, помогают с документами. По словам собеседницы «Медузы», всем этим беженцев должна обеспечивать районная администрация, но она этого не делает.
К августу Юлии и другим независимым волонтерам удалось наладить регулярные поставки гуманитарной помощи в «Голубые озера». Но как только эта система заработала, случилось то, чего волонтеры никак не ожидали. В один вечер в столовой пансионата, где украинцы ужинали вместе с отдыхающими, появились представители администрации ПВР и объявили, что утром из «Голубых озер» отъезжают первые автобусы, на которых все желающие могут бесплатно вернуться в Мариуполь.
«В девять вечера им объявили, что надо уезжать. В полдевятого утра мариупольцы [по данным из открытых источников, около 60 человек] уже уехали. У них была всего ночь [на сборы], по сути», — рассказывает «Медузе» Станислава (имя изменено), еще одна волонтерка из «Голубых озер».
«У приехавших [представителей администрации] был список мариупольцев, которые хотели уехать обратно, — никого не заставляли. Не знаю, каким образом формировались эти списки», — добавляет Юлия.
Отъезд из Опухликов в Мариуполь стал неожиданностью только для волонтеров — некоторые украинцы давно ждали такой возможности. Мариупольчанка Оксана (имя изменено) рассказала «Медузе», что в июне люди из ПВР обращались за помощью к чиновникам из Пскова и еще одного города области, Невеля:
Мы стали спрашивать у [сотрудников] соцслужбы (Невельской социальной службы, которая занимается вопросами привезенных в район беженцев, — прим. «Медузы»), а затем у советницы губернатора [Псковской области Михаила Ведерникова], могут ли нам помочь вернуться.
Она обещала помочь, но нужно было ждать, чтобы губернатор выделил средства, и была открыта граница [между Россией и Украиной]: нам говорили, что это может быть опасно. Желающие уехать написали заявления на имя губернатора Пскова и стали ждать.
По словам Юлии, оказалось, что мариупольцы собрали сумки заранее и несколько месяцев жили на чемоданах:
Те, кто понимал, что происходит [в Украине], и те, кто умнее, энергичнее и пронырливее, еще в первые месяцы войны уехали либо в Европу, либо на подконтрольные Украине территории. Кто-то вырвался из ПВР и поехал по России дальше. Но многие изначально были настроены переждать тяжелые времена здесь [в ПВР] и вернуться в Мариуполь, когда получат российское гражданство. И когда миграционная служба им выдала [российские] паспорта, они уже были на низком старте.
Мариупольчанка Оксана ждала отправки в родной город с июня. Поначалу результата не было, а в середине августа областная администрация внезапно объявила о том, что для отъезда людей в Мариуполь все готово. На следующее утро несколько автобусов уехали из «Голубых озер» в Псков. Там людей пересадили на поезд до Ростова-на-Дону, а оттуда — снова на автобусы, уже до Мариуполя. Волонтерка Юлия утверждает, что условия, в которых перевозили мариупольцев, были «абсолютно скотскими»:
Автобусы, в которых они ехали, не междугородные, а городские, чуть ли не пазики, без кондиционеров. А жара была 30 градусов. Один мужчина из тех, кто ехал в этих автобусах, был ранен еще в Украине. Пройдя фильтрацию [на выезде из Донецкой области в Россию], он лег в больницу, а после выписки его распределили в Опухлики. Он прожил здесь три месяца, а на обратном пути [в Мариуполь] у него открылось кровотечение.
В пути ему ничем нельзя было помочь: [у него были] только медикаменты, которые ему дали волонтеры. Если бы не эта вата несчастная, вообще не знаю, что бы с ним было. Когда они приехали в Мариуполь, ему тут же вызвали скорую к автобусу. Они как приехали, сразу сказали: у нас ничего нет — даже бинтов. Ничем не можем помочь, извините.
«Люди поддались эмоциям»
В ПВР, организованном в пансионате «Царицыно Озеро» (в одноименном поселке в трех часах езды от Петербурга), к отправке людей в Мариуполь готовились примерно месяц. В августе независимым волонтерам стало известно, что волонтеры от «Единой России» и сотрудники МЧС собрали списки украинцев, готовых вернуться. С середины месяца мариупольцы просили волонтеров привезти им электрочайники и утюги, делали заготовки на зиму из грибов и ягод, собранных в местных лесах.
«Мы, как могли, пытались отговорить украинцев возвращаться туда, потому что это опасно, — рассказывает правозащитница и волонтерка ПВР „Царицыно Озеро“ Диана Рамазанова. — К сожалению, это сложно. Люди отвечают агрессивно: мол, они наконец-то возвращаются домой, а мы им мешаем».
Волонтеры от «Единой России» и представители госорганов, в свою очередь, не только предлагают бесплатный транспорт в Мариуполь, но и всячески убеждают украинцев возвращаться. Например, пугают тем, что если они в ближайшее время не окажутся в Мариуполе, то не получат компенсацию за разрушенное жилье. Об этом «Медузе» рассказывают Диана Рамазанова и еще одна волонтерка — Лариса (имя изменено).
По словам Станиславы, работающей в «Голубых озерах», там перед отправкой людей в Мариуполь в августе происходило то же самое.
«Представители администрации говорили, что можно получить компенсацию за разрушенное жилье, но документы нужно подавать лично, — поясняет Станислава. — [Говорили, что] оценка ущерба должна происходить в присутствии владельца квартиры, а это сложная бюрократия, и потом можно не успеть. Поэтому надо быстрее ехать, пока есть возможность. Люди поддались эмоциям».
Станислава рассказывает, что среди жителей ПВР в Опухликах было несколько человек, которые планировали съездить в Мариуполь на время, чтобы решить вопрос с жильем, а потом вернуться обратно в Россию. Через некоторое время после отъезда с волонтерами связался многодетный отец, уехавший в Мариуполь, чтобы подать заявление на компенсацию. Его семья не поехала с ним и осталась в ПВР. Мужчина просил помочь ему вернуться в Опухлики. Станислава говорит, что до Мариуполя людей из ПВР довезли организованно и бесплатно, а обратно этому человеку пришлось ехать самостоятельно: волонтеры оплатили ему дорогу, объяснили маршрут и нашли ночлег на пару дней в Москве.
Волонтеры не знают, зачем власть организует вывоз украинцев обратно в Мариуполь. Они предполагают, что таким образом российское правительство хочет показать, что город возвращается к жизни. По другой версии волонтеров, Россия хочет создать из мариупольцев «живой щит» на случай контрнаступления Украины. При этом источник «Медузы», близкий к администрации президента, говорит, что российские власти сейчас не ожидают наступления ВСУ на Мариуполь и не принимают по этому поводу никаких мер.
Об организованном возвращении в Мариуполь в начале сентября писали и украинские СМИ со ссылкой на Генштаб ВСУ: тогда украинские военные считали, что Россия хотела обеспечить явку на «референдуме о присоединении к России». Волонтерка Юлия, в свою очередь, уверена: госорганам, ответственным за жизнь беженцев в России, просто надоело тратить на этих людей время и деньги:
Северо-западный регион не самый богатый район в средней полосе России. Псковская область вообще, по-моему, лидер по нищете. И местной [Невельской районной] соцслужбе поручили обеспечить этих несчастных беженцев всем необходимым. Начальница соцслужбы мне говорила: «Все, мы раздали по 10 тысяч [рублей] на них, больше у нас ничего нет для беженцев, а они все просят и просят».
Именно соцслужба мечтала, чтобы их увезли обратно: с них ведь спрашивают, требуют отчитаться, что они сделали для беженцев, но денег на помощь людям им никто не дает. Когда я спрашиваю, куда женщина с ребенком-инвалидом поедет, начальница соцслужбы мне [отвечает]: «А что я здесь им дам? Дома им может быть получше».
«У нас не всегда есть точная информация о том, что там происходит»
Почти все собеседницы «Медузы» рассказывают, что во многие ПВР в России не так просто попасть, если ты не «официальный» волонтер от государства. Так, добиться разрешения пройти в «Царицыно Озеро» удалось только волонтерке Ларисе. При этом, когда украинцам нужна какая-то помощь, руководство «Царицына Озера» отправляет их «просить у своих [не связанных с государством] волонтеров», говорит Лариса.
Из-за того, что руководство «Царицына Озера» с трудом идет на контакт с людьми «извне», возникают нелепые ситуации: например, весной бесплатную стрижку для жителей ПВР пришлось переносить на несколько дней, потому что визит парикмахера не согласовали с комитетом правопорядка и безопасности Ленинградской области.
Но такие правила действуют не во всех ПВР в России. Все зависит от конкретного учреждения, говорит «Медузе» Диана Рамазанова, которая сейчас курирует волонтеров в пяти ПВР, в основном в Башкортостане. «Где-то вообще нет проблем с доступом на территорию, в другие ПВР почти невозможно пробиться. Естественно, там, куда не попасть, как в „Царицыном Озере“, нам сложнее достучаться до людей [и убедить их не возвращаться в Мариуполь]. У нас не всегда есть точная информация о том, что там происходит, — я не говорю уже о каком-то обстоятельном и долгом разговоре с украинцами», — объясняет волонтерка.
При этом сами жители ПВР могут свободно перемещаться по территории и выходить за ее пределы. «Они приходят к нашим машинам, и мы передаем им гуманитарную помощь, — рассказывает Диана. — На разговоры с украинцами у нас в основном есть только это время. Потом мы уезжаем, а они возвращаются к себе в комнаты. У волонтеров „Единой России“, МЧС, администрации ПВР и других официальных лиц намного больше времени, чтобы их убедить [вернуться в Мариуполь]».
Юлия, волонтерка из «Голубых озер», рассказывает, что местная администрация постоянно ищет повод отказать волонтерам в доступе. Выручает то, что Опухлики очень маленькая деревня и туда ездит не так много волонтеров, как, например, в ПВР в Московской и Ленинградской областях, поэтому охрана пансионата относится к ним не так строго.
Если позвонить в администрацию и сказать: «[Пустите] мы волонтеры», естественно, вам ответят: «Вы с ума сошли? Надо [заранее] позвонить, согласовать, пропуск не дадим». А своим ходом пролезть — легко. Потом уже, когда наладился поток волонтеров, администрация стала [к нам] серьезнее относиться [и пройти в ПВР теперь не так просто].
📄 Дорогие читатели! Теперь вы можете скачать PDF-версию любой статьи «Медузы». Файл можно отправить в мессенджере или по электронной почте своим близким — особенно тем, кто не умеет пользоваться VPN или у кого явно нет нашего приложения. А можно распечатать и показать тем, кто вообще не пользуется интернетом. Подробнее об этом тут.
«Телевизор не может победить никто. Ни один волонтер с этим не справляется»
Несмотря на попытки волонтеров переубедить украинцев, они все равно возвращаются в город. Волонтерка Наталья из организации «Помогаем уехать», которая эвакуирует людей из Украины в Европу, уверена: убеждая людей вернуться в Мариуполь ради компенсации за разрушенное жилье, российские власти ими «манипулируют». А сами мариупольцы не до конца отдают себе отчет в том, насколько опасно жить в городе.
На карте города [представители оккупационной администрации Мариуполя] показывают [мариупольцам] дома, которые пойдут под снос. Это бо́льшая часть жилого фонда: город полностью разрушен войной. Люди возвращаются, потому что верят, что хоть какие-то деньги за жилье им вернут. Я бы не стала верить оккупационным властям: эти призрачные компенсации, которые с большой вероятностью никто выплачивать не будет, не стоят того, чтобы рисковать и возвращаться в разрушенный город.
В марте горсовет Мариуполя сообщал, что российская армия уничтожила 80% жилого фонда города. По оценке одного из депутатов горсовета украинских властей Мариуполя, к августу из пяти миллионов квадратных метров жилого фонда было полностью уничтожено два миллиона и еще столько же серьезно повреждено. Россия заявляет, что восстановлению не подлежит 20% жилого фонда, но обещает восстановить основную часть города к 2024 году. В октябре в распоряжении The Village оказался мастер-план Мариуполя, по которому оккупационное правительство планирует восстановить город до 2035 года.
«Строят один дом и преподносят это как „Мариуполь отстраивается“, — продолжает Наталья. — И люди, естественно, надеются вернуться домой. Украинцы, которые выезжают из России в Европу, обычно понимают, что старого Мариуполя уже нет. А те, кто хочет вернуться, как правило, живут в информационном пузыре, верят телевизору. Они не понимают, что происходит в городе».
Волонтерка Юлия рассказывает, что в Опухликах Псковской области украинцев не агитируют уезжать в Мариуполь, просто потому что в этом нет необходимости. По телевизору людям несколько месяцев рассказывали, как город «возвращается к жизни»:
Телевизор не может победить никто. Ни один волонтер с этим не справляется, и здравый смысл не помогает. Они все [мариупольцы в «Голубых озерах»] абсолютно уверены, что Мариуполь цветет и пахнет. Мы много раз пытались убедить их, что еще рано ехать, что там небезопасно, что нет воды, света. А они говорят: «По телевизору сказали, что есть». Один мужчина по приезде [из Мариуполя в Россию] рассказывал, что, как только он пересек границу, российские военные забрали у него все лекарства. Он немного пожил в Опухликах, не выключая телевизор, и вскоре уже начал говорить, что это «злые украинские военные» у него все забрали.
По словам Натальи, тем, кто хочет вернуться, жизнь в Мариуполе кажется проще, чем в России или Европе. «Проблема в том, что они мечтают снова оказаться в лете 2021-го или, может, в декабре [2022-го], — говорит Наталья „Медузе“. — Но привычной жизни, как прошлым летом, уже нет. Города нет. Они приедут, придут в ужас и через три дня будут просить увезти их обратно. А организовать выезд еще сложнее, чем помочь с въездом».
Лариса, волонтерка в «Царицыном Озере», рассказывает, что ее подопечные, с которыми она обсуждала отъезд в Мариуполь, не видят другого выхода. Они считают, что у них нет будущего в России:
Здесь [в России находятся] пожилые люди — либо уже пенсионеры, либо те, кому до пенсии совсем недалеко. Людей в таком возрасте никто не готов нанимать на работу. Проблемы с документами тоже мешают: без гражданства отказываются устраивать, во многих местах требуют прописку. Приходится нам [волонтерам] звонить [в компании и на предприятия] и напоминать, что беженцев обязаны брать на тех же основаниях, что и граждан России.
По словам Ларисы, работа, которую людям все-таки предлагают, часто не соответствует тому, чем они занимались до войны: это неквалифицированная, физически тяжелая работа:
Медсестре с [рабочим] стажем в 20–30 лет предлагают работу санитаркой за 17 тысяч [рублей] в месяц. Женщина с двумя высшими образованиями делает маникюр. Приходится на это соглашаться, потому что другой работы нет. Молодые и здоровые женщины, у которых на руках дети, на это идут. Но 70-летние больные женщины при всем желании не могут мыть полы и таскать ведра с водой за 17 тысяч в месяц.
Волонтерка Юлия отмечает, что в ПВР немало социально незащищенных людей — не только пенсионеров, но также людей с ограниченными возможностями здоровья. Этим людям сложно наладить самостоятельную жизнь за пределами выделенной комнаты в провинциальном санатории. По мнению волонтеров, именно физической и эмоциональной уязвимостью людей пользуется «Единая Россия», которая организует их отъезд в Мариуполь.
Наконец, у жителей ПВР нет своих денег, кроме тех 900 рублей, которые администрация ПВР выделяет на содержание одного человека в день. Поэтому вырваться из ПВР и найти полноценное жилье получается далеко не у всех.
«Люди в ПВР целиком зависят от того, что им привезут волонтеры и что даст администрация, — подчеркивает Лариса. — „Официальные“ волонтеры от „Единой России“ тоже могут что-то привезти, но мы помогаем гораздо больше, чем они».
По словам Ларисы, многие жители ПВР находятся в совершенно подавленном состоянии:
Люди потеряли все, а сейчас сидят беспомощные в ПВР. Многие от безысходности выпивают, мы часто видим подвыпивших на крыльце и на улице. Может, они и раньше пили, но сейчас, в тяжелой ситуации, пьют еще больше. Пожилые рвутся домой: проявляется это старческое «где родился, там и умру». И никакими логическими доводами их не переубедить.
«Со временем ко всему привыкаешь. Уже не обращаешь внимания, что город разбит»
«В ПВР мы, конечно же, скучали по городу, по дому, — вспоминает в разговоре с „Медузой“ украинка Оксана, вернувшаяся в Мариуполь из Опухликов в конце августа. — Там все родное, у нас там осталось много знакомых. Но нас пугала обстановка и неизвестность. Каждую ночь мне снился дом и Мариуполь. Мы снова и снова оказывались под бомбежкой, и даже во сне это было страшно».
Оксана с мужем поначалу думала остаться в России. Однажды жителей ПВР возили на экскурсию в Псков, и у Оксаны осталось хорошее впечатление о городе: он показался ей «старинным, тихим, уютным».
«Если бы нам было некуда возвращаться в Мариуполе, мы, возможно, остались бы там, — признается Оксана. — Но мы все же решились уехать. Климат для нас не совсем подходящий. Мы привыкли к теплу, к тому, что в Мариуполе местные овощи и фрукты, очень вкусные. У нас свой участок и огород, мы много чего выращивали. А в России много привозного и невкусного».
Когда Оксана только приехала в разрушенный Мариуполь в августе, она испытала шок — и сомневалась, правильно ли поступила, покинув Опухлики. В разговоре с «Медузой» она вспоминает, что жители ПВР въезжали в Мариуполь со стороны микрорайона Восточный — это одна из наиболее разрушенных частей города:
Первые недели три мы налаживали быт. В основном убирали [мусор, оставшийся после обстрелов] в доме, который у нас остался. У нас было два дома: один разбили, второй уцелел. В доме, когда мы приехали, не было света, воды и газа. Недели через три дали воду, а через полтора месяца — свет. Еду сначала готовили на костре, но через неделю купили баллонный газ, готовили на нем. Когда дали свет, купили электроплиту. Со временем ко всему привыкаешь. Даже уже не обращаешь внимания, что город разбит. Просто спешишь по своим делам — по сторонам некогда смотреть.
Мариупольцы, уехавшие на подконтрольные Украине территории, говорят, что с электричеством и водой в городе серьезные проблемы. Оксана и ее муж ходят мыться к друзьям, у которых есть бойлер. Отопления в Мариуполе тоже нет: во-первых, российская армия разбила отопительную систему во время обстрелов города, во-вторых, весной некоторые горожане ломали отопительные трубы, чтобы слить из батарей техническую воду — другого источника питьевой воды у них не было. О проблемах с газом и отоплением в Мариуполе говорил 12 октября и советник мэра города Петр Андрющенко. По его данным, люди по-прежнему вынуждены готовить на кострах на улице, многие живут в подъездах и подвалах.
По свидетельствам мариупольцев, которые остаются в городе, люди закрывают разбитые окна картоном или затягивают пленкой, потому что не могут дождаться помощи от властей самопровозглашенной ДНР. За время оккупации в Мариуполе построили несколько новых жилых домов, до конца года российское правительство обещает сдать еще больше многоэтажек. Но Петр Андрющенко утверждает, что получить новое жилье могут только люди с пророссийской позицией.
Несмотря на все это, Оксана не жалеет, что вернулась, и верит, что в будущем у нее все будет хорошо. Ее муж-пенсионер и взрослый сын работают строителями. «Спустя почти два месяца, как мы вернулись, мы наконец-то почувствовали, что действительно дома, — рассказывает Оксана. — Встретили друзей и знакомых, ведь многие возвращаются. Еще больше тех, кто хотел бы вернуться, но жилье разбито. Многие живут в пустых квартирах и домах родственников или друзей».
Волонтерка Лариса боится, что многие мариупольцы могут не пережить зиму. «Это физически сложно даже для молодых и здоровых, а у нас [в „Царицыне Озере“] большинство — пенсионеры, — говорит Лариса. — Есть люди с онкологическими заболеваниями, сердечники. А в Мариуполе нет ни лекарств, ни врачей». Кроме того, Лариса уверена, что Украина будет пытаться вернуть Мариуполь и жители города могут снова оказаться в зоне боевых действий.
Независимые волонтеры, как правило, не помогают с выездом в Мариуполь, чтобы не подвергать людей опасности и не отправлять их в непригодные для жизни условия. Волонтерка из организации «Помогаем уехать» Наталья согласна с этой позицией: «Когда [официальные лица] говорят, что дом уцелел, это в лучшем случае означает, что от него остались стены или даже фрагменты стен. Это дома без сантехники и водоснабжения, а в оборудованные на улицах душевые выстраиваются очереди».
Волонтеры уверены, что оккупационные власти не будут помогать жителям Мариуполя. «Люди, которые там сейчас живут, пишут мне, что пророссийская администрация планирует раздавать гуманитарную помощь только льготным категориям [граждан], — говорит Лариса. — Там и так помощь небогатая была, а сейчас и ее сворачивают. Ну еще пенсии обещают — 7,8 тысячи рублей. Какая это помощь?»
«Мы пытаемся донести до людей, что им придется рассчитывать только на свои силы, а сил у них может не хватить, — говорит Диана Рамазанова. — Но у нас мало что получается».
В мариупольских городских чатах местные жители пишут о сложностях с получением компенсаций за жилье. Вернувшаяся в Мариуполь Оксана тоже начинает переживать: комиссия провела в разрушенном доме оценку ущерба — больше новостей она не получала. Волонтерка Юлия рассказывает, что многодетный отец, который ездил в Мариуполь оформлять документы на компенсацию, в итоге вернулся в Опухлики, не доведя дело до конца, — вернувшись, он сказал волонтерам, что «города нет».
Волонтерки говорят, что, находясь в России, они не могут поддерживать тех, кто уезжает в Мариуполь: у них нет ни средств, ни возможности наладить поставки гуманитарной помощи на оккупированные территории. Украинские волонтеры в Мариуполе рискуют еще больше: в конце марта российские военные похитили в городе 21 человека. Они провели под арестом более ста дней и, по их словам, подвергались пыткам.
* * *
Российские власти, по словам собеседниц «Медузы», не только не поддерживают украинцев, живущих в ПВР, но и не дают спокойно работать волонтерам, которые готовы вместо государства помогать этим людям. «Очень горько за этим наблюдать, — говорит волонтерка Лариса. — Это люди, которых лишили и настоящего, и будущего. Они никому не нужны, поэтому хотят вернуться туда, где у них был контроль над своей жизнью. Но больше его в Мариуполе, к сожалению, не будет».
«Медуза» отправила запросы в администрации ПВР «Голубые озера» и «Царицыно Озеро», тихвинское отделение «Единой России», ГУ МЧС России по Ленинградской, Московской и Псковской областям, правительство Псковской области и Центр социального обслуживания Невельского района, но на момент публикации этого материала получила ответ только от ГУ МЧС России по Московской области. В ведомстве «Медузе» сказали, что вопросы украинских беженцев и ПВР находятся «не в их компетенции», и перенаправили в правительство Московской области. Там на запрос «Медузы» не ответили.
(1) Это достоверные данные?
«Медузе» не удалось найти более свежие данные в открытых источниках.
(2) ПГТ
Поселок городского типа.
(3) Это так?
С начала войны беженцев приняли 54 из 85 регионов России — между ними правительство распределило 3,1 миллиарда рублей из своего резервного фонда для возмещения расходов на проживание и питание людей в ПВР. На проживание одного беженца в большинстве ПВР тратят 913 рублей в сутки, на питание — 415 рублей. Местные власти либо выплачивают субсидии на ПВР владельцам недвижимости и общепита (как государственным, так и частным), либо заключают с ними госконтракты как с единственными поставщиками.
(4) Что говорят власти о компенсации?
30 июля глава самопровозглашенной ДНР Денис Пушилин объявил о выплате компенсаций за жилье, разрушенное после начала полномасштабного вторжения. Через несколько дней вице-премьер Марат Хуснуллин пообещал жителям Мариуполя компенсации за разрушенное жилье в размере 36 тысяч рублей за квадратный метр. Для назначения компенсации специально созданная комиссия должна оценить масштаб разрушения.
(5) Сколько человек уехало из Мариуполя.
До войны в городе проживало около 450 тысяч человек. По словам советника мэра Петра Андрющенко, уже к началу марта Мариуполь покинули 350 тысяч человек.