«Саша боится, что просто забудет, кто она и чем занималась раньше» Интервью Софьи Субботиной — девушки Саши Скочиленко, художницы, которую судят за антивоенные ценники

13 апреля Василеостровский районный суд Петербурга отправил под арест художницу Сашу Скочиленко. Ее обвиняют по статье о распространении «фейков» о российских Вооруженных силах из-за того, что она заменила ценники в продуктовом магазине на антивоенные листовки. «Медуза» поговорила с девушкой Скочиленко Софьей Субботиной о жизни художницы до и после войны, задержании и условиях жизни в СИЗО, которые ставят жизнь активистки под угрозу.

— Расскажите о том, как вы познакомились с Сашей, какое у вас было первое впечатление о ней?

— С Сашей мы познакомились чуть больше пяти лет назад в группе знакомств для девушек. Она сразу показалась мне очень интересным человеком. Мне понравилась ее фотография с распущенными длинными волосами и венком на голове. Под фотографией она написала цитату из [книги] Тимоти Лири, и я как-то сразу почувствовала, что мы найдем общий язык.

Саша человек творческий, открытый ко всему новому, у нее очень большая эмпатия к людям. Она всегда помогала друзьям и даже незнакомым людям, когда они попадали в беду. Она человек, который всегда жил по принципам гуманизма и сострадания.

— Чем занималась Саша до того, как началась война?

— В 2011 году она была независимой журналисткой, снимала протесты на Болотной, работала в «Бумаге». Потом она нарисовала комикс о депрессии в картинках, которым она хотела объяснить своим друзьям понятным языком, как она себя ощущает во время депрессивных эпизодов. Когда она опубликовала этот комикс, он стал вирусным и разошелся по всему интернету, тогда к ней пришла мысль издать книгу. Это был первый ее комикс, после Саша нарисовала еще несколько.

В 2019–2020 годах Саша учила детей актерскому мастерству и киносъемке в детском лагере в Закарпатье. Саша снимала клипы для своих друзей на их стихи и на их музыку, работала в «Ребрах Евы» — это феминистский проект в Санкт-Петербурге, там она снимала лекции. 

Но в первую очередь она музыкант. Последние несколько лет она устраивала свободные джемы, куда могли приходить профессиональные или непрофессиональные музыканты и вместе импровизировать.

— А где она училась?

— У нее два образования, первое — это театральная академия. Саша училась на отделении режиссуры, но ушла с последнего курса, потому что хотела получить бесплатно еще одно высшее образование. Потом она поступила в СПБГУ и в 2017 году окончила там направление «социальная антропология» с красным дипломом.

— Вы помните момент, когда вы с Сашей узнали о войне 24 февраля?

— Когда началась война, Саша была на работе, у меня был выходной. Я посмотрела видео Максима Каца [в котором он говорит о начале войны и ее последствиях для России], у меня изначально была жуткая дереализация: мне просто не верилось, что такое действительно происходит. Саша тоже была в ужасе, она боялась за своих друзей в Киеве и за детей из Украины, которых она обучала в лагере. Эти дети были к ней очень добры, ей было невыносимо думать о том, что на них падают бомбы. Мы поняли, что жизнь теперь полностью изменится.

Когда началась война, мы вместе поехали в центр города на митинг на Гостином Дворе, решение пойти туда было совместным. Потом Саша ходила один раз на [антивоенный] митинг — где-то через полторы недели после начала войны. Ее там задержали, ночь продержали в участке и назначили административный штраф.

Еще Саша устраивала несколько музыкальных джемов, там собирали донаты «Апологии протеста», ну и плюс она писала у себя на страничке в VK, что она думает про войну и военные действия.

— Вы не думали уехать сразу после начала войны?

— У меня были такие мысли, я делилась этим с Сашей, но она всегда очень любила Россию, считала, что может быть тут полезной, и не хотела уезжать. Поэтому мы решили остаться тут.

— Вы знали о том, что Саша собирается сделать акцию с ценниками?

— Акцию с ценниками Саша со мной не обсуждала. Я видела ее [идею акции] в интернете, ее придумало «Феминистское антивоенное сопротивление». Эти ценники широко разошлись по интернету, и многие люди проводили такую акцию, но мы ее никак не обсуждали. Это именно перформанс, Саша всегда выражала свои переживания через творчество, чем бы это ни было.

— Вы предполагали, что акция может закончиться уголовным делом?

— До акции у нас не было никаких обысков. Мне часто было тревожно за Сашу, потому что она писала антивоенные посты в VK. В день, когда ее задержали, все получилось очень странно: ей позвонил приятель и сказал, что к нему пришли с обыском. Она ответила, что сейчас будет искать для него адвокатов и правозащитников, но через 10 минут он перезвонил и сказал, что менты ошиблись адресом и ушли, что все уже в порядке. После этого он попросил приехать его поддержать. Мне было тревожно, когда Саша туда поехала. Оказалось, что в его доме была засада и он заманил ее в ловушку.

— Как это произошло?

— Это давний Сашин друг, они знакомы со школы и близко общались. Как я понимаю, силовики пришли к нему, потому что выследили Сашу по камерам. Саша шла к нему в гости с гитарой — играть музыку — и по пути зашла в магазин за шоколадкой к чаю. Заодно она оставила там пару антивоенных ценников.

Мой друг, который ведет вместе со мной медиакампанию по помощи Саше, сказал с ним не общаться, потому что этот приятель [видимо] сотрудничает со следствием. Он все рассказал про Сашу, назвал наш адрес, а позже Саша сказала, что он свидетельствовал против нее. Возможно, ему чем-то угрожали, но я не могу этого утверждать. Это просто домыслы.  

— Как вы узнали, что Сашу задержали?

— Через несколько часов после задержания мне позвонил наш друг и сказал, что ее забрали [силовики] и что к нам едут с обыском. Ему сообщил об этом приятель, который помог ментам заманить Сашу в ловушку и сдал наш адрес. Видимо, ему было стыдно и он позвонил другу, чтобы предупредить его. 

Для меня самым большим шоком было, что на нее завели уголовное дело, не административное. Конечно, когда я в первый раз услышала про срок, то была в полном ужасе.

— Вы знаете, как проходило само задержание?

— Ее задерживали жестко, заковали руки в наручники. На первом судебном заседании мы увидели гематомы на ее запястьях, позже она рассказала, что следователи унижали ее, оскорбляли, угрожали разными видами насилия. Когда был обыск, они говорили, что разнесут всю квартиру, если она не выдаст пароль от своего компьютера.

— Как проходил суд, что на нем говорила Саша?

— Всего их было два. На первый, чтобы поддержать Сашу, приехало очень много человек, все ей аплодировали. Сам суд происходил в закрытом формате. Нас всех перекинули в коридор, мы там сидели часа три, потом нас запустили на оглашение [решения суда].

У нас были очень веские доводы, чтобы не сажать Сашу в СИЗО. Во-первых, было много поручительств от разных людей, например от муниципального депутата Бориса Вишневского. Кроме того, у Саши два серьезных заболевания: целиакия, при которой необходима строгая безглютеновая диета, и биполярное расстройство.

Но суд сказал, что это тяжкое преступление, что Саша может дестабилизировать общество и ее нужно оставить в СИЗО, домашний арест они не сочли возможным. В зале суда она благодарила всех, кто пришел, и сказала, что очень меня любит, посылала воздушные поцелуи.

Второй суд прошел 17 мая, на нем рассматривали нашу апелляцию по мере пресечения. Сашу пришло поддержать больше ста человек. На это судебное заседание ее даже не привезли, оно проходило в онлайн-формате, несмотря на возражения Саши и адвоката. Нас пустили только на оглашение приговора, в зале суда была техническая возможность переключить камеру, чтобы Саша нас увидела, но работники суда просто отказались это делать. Следующее заседание будет 30 мая в городском суде Василеостровского района.

— С момента ареста прошло уже два месяца, вы пробовали добиться встречи с Сашей?

— Я бы очень хотела встретиться с Сашей, адвокат дважды просил об этом следователя, но получил отказ. Потом он посоветовал мне написать ходатайство, на днях я отнесла его следователю, но тот заранее сказал, что он его отклонит. Они сделали меня свидетелем и вызывали на допрос. Я отвечала только на вопросы о своей биографии и о каких-то моментах совместной жизни с Сашей, в остальном я отказывалась говорить, ссылаясь на 51-ю статью. Изначально я думала, что мы не можем видеться, потому что я была свидетелем, но, как мне объяснили позднее, я свидетель только по личностным характеристикам. Такими свидетелями часто становятся родители или супруги, то есть это никак не исключает встречи с человеком.

— А передачи принимают?

— Когда Саша находилась в ИВС, все было ужасно. Мы ей принесли передачку в первое утро после задержания, в суде она рассказала, что ей ничего не передали. Двое суток ее морили голодом, не давали никакой еды и практически не давали пить. Она там находилась около 12 дней, и практически все продукты нам возвращали, объясняя это тем, что Сашу скоро увезут.

В первый день получилось так, что сначала ей привезли продукты друзья [их приняли, но не передали]. Через пару часов приехала я — в приемное время. Мою посылку с теплыми вещами брать отказались, хотя у Саши там не было ни белья, ни теплой одежды, ни тапочек. Тем же вечером с нами туда поехал правозащитник Динар Идрисов. Уже после его просьб одежду все-таки приняли.

— У Саши целиакия, вы привлекали к этому внимание. Удалось ли добиться от администрации СИЗО особого питания для нее?

— Еще на первом судебном заседании мы предоставили все документы, что у Саши целиакия, что ей необходима безглютеновая диета. Но они [сотрудники ИВС] сильно ограничивали нас в количестве передач и говорили, что безглютеновая еда не положена. Мы стали писать жалобы в разные инстанции, написали уполномоченному по правам человека в Петербурге [Светлане Агапитовой] и вообще в Российской Федерации [Татьяне Москальковой]. Спустя где-то месяц общественной огласки Саше и еще одной женщине [с тем же диагнозом] в СИЗО назначили диету. До этого, как мне рассказывали, люди с целиакией брали еду — например, рыбу в кляре — и подолгу отмывали ее под проточной водой, чтобы смыть пшеничную муку и хоть что-то поесть.

Недавно я узнала, что, несмотря на огласку, безглютеновую еду Саше дают только через раз, а то и реже. То есть чаще всего такой еды нет. Саша жалуется через адвоката, что после еды она чувствует тошноту, боль в животе, у нее начинается расстройство желудка, она испытывает сильную слабость в течение дня, боли в сердце.

— Ей оказывается медицинская помощь?

— В СИЗО вообще сложно обратиться к врачу. Когда Саша была еще в ИВС, у нее начались очень сильные боли внизу живота, которые продолжаются до сегодняшнего дня. Ее отвезли к гинекологу, там сделали УЗИ и поставили диагноз — киста правого яичника. Причем об этом Саше несколько дней не сообщали, хотя боли продолжались. На днях ей снова вызвали гинеколога и сказали, что киста увеличилась, назначили гормональный препарат. Мы привезли эти таблетки в СИЗО, но ей их передали без инструкции, она целую неделю даже не знала, как их принимать.

У Саши давно болел зуб мудрости, она собиралась весной делать операцию, но из-за ареста у нее не получилось этого сделать. Ей вырвали этот зуб прямо в СИЗО, но сказали, что не могут зашить десну, потому что нет «шовных материалов», поэтому рана осталась открытой. Сразу же началось сильное воспаление, опухла половина лица, были очень сильные боли, и где-то две недели она пила антибиотики.

Саша очень плохо спит все эти полтора месяца, у нее есть психиатрический диагноз, который может усугубиться в этих обстоятельствах. Сейчас мы нашли врача-психотерапевта, который готов к ней пойти. Но пока мы не можем добиться его визита к Саше.

— А письма от Саши доходят? Как она комментирует всю эту ситуацию? Что говорит про свое самочувствие?

— Мы можем передавать друг другу только небольшие сообщения через адвоката, Саша рассказывает про свою жизнь в СИЗО, в основном это очень грустные вещи. Она много говорила про травлю со стороны сокамерниц, про проблемы с едой и проблемы со здоровьем.

Саша написала несколько открытых писем, они опубликованы в нашем телегам-канале «Свободу Саше Скочиленко». Это именно обращение Саши к общественности. Мне она говорит, что ей очень плохо и что она не представляет, что от нее останется, если она 10 лет проведет в таком месте. Она боится, что просто забудет, кто она и чем занималась раньше.

— Что говорит об этом деле адвокат? Есть ли у него какие-то прогнозы?  

— Он пока не может ничего прокомментировать, потому что Сашино дело — это первая уголовка по этой статье во всей стране. Что-то предугадать просто невозможно. Но вот в самый первый день, когда Сашу задержали, адвокат сказал, что все очень серьезно, потому что это дело «контролируется из Москвы». Адвокату об этом сообщил следователь. 

— Что можно делать сейчас, чтобы помочь Саше?

— Можно присоединиться к нашему каналу, можно делать пожертвования по реквизитам, которые там указаны, распространять информацию в соцсетях. У нас началась акция, где деятели науки и культуры записывают видеообращения в поддержку Саши.

Сашу поддерживают, ей передали «Золотую маску» — самую престижную театральную премию. Художница Ксения Сорокина получила «Маску» за спектакль «Финист — Ясный сокол», но практически сразу решила передать ее Саше. По ее словам, не время радоваться, когда художники сидят в тюрьме.

Нас с друзьями Саши пригласили на постановку, там режиссер Женя Беркович сказала очень трогательную вещь про дело Саши. Она сказала, что в данный момент художница Александра Скочиленко сидит в тюрьме и ей хотят дать неоправданно большой срок за несколько антивоенных ценников в магазине. «Мы хотим передать для нее премию „Золотая маска“ от нашего театра, чтобы выразить солидарность» [сказала Беркович]. Ксюша Сорокина вручила мне «Маску», чтобы я передала ее Саше, когда она освободится.

Сейчас я очень скучаю по Саше и тревожусь за ее здоровье и состояние. Саша пишет, что вернется ко мне совсем другим человеком. Это так больно. Она всегда была очень светлой и жизнерадостной девушкой. Я не представляю, что с ней сделает этот срок.