«Думаешь, я этого хочу? Я больной. Я ненормальный» Российские солдаты насиловали женщин и убивали мужчин в мирном селе под Киевом. Расследование «Медузы»

Мир продолжает исследовать случившееся в Киевской области, откуда в конце марта отступили российские войска. Как выяснила «Медуза» совместно с журналистским проектом Astra, только в одном небольшом селе Богдановка, расположенном в Броварском районе, за время российской оккупации произошли как минимум три убийства и два изнасилования. Чтобы получить достоверную картину этих (и других) преступлений, мы поговорили с местными жителями, сопоставили их свидетельства и реконструировали события с 8 по 29 марта, когда в Богдановке находились россияне.

В начале апреля мир узнал о Буче: этот топоним стал символом жестокости российских солдат во время вторжения в Украину. Там россияне прицельным огнем уничтожали жилые дома; казнили, пытали и насиловали гражданских. То же самое происходило и в других населенных пунктах Киевской области на правом берегу Днепра, оказавшихся в первые недели войны в полной оккупации. На противоположном берегу наступление на Киев захлебнулось: колонны бронетехники попали под массированный обстрел на подступах к киевскому городу-спутнику Бровары, а потом рассеялись по окрестным селам.

Одно из таких — это Богдановка, в 20 километрах к северо-востоку от Киева. До войны в нем жили две с половиной тысячи человек. Старый центр Богдановки растянулся вдоль главной улицы Хмельницкого, на севере — таунхаусы, а на востоке — новые «поля», где постепенно отстраиваются особняки киевского среднего класса. В них, как говорят местные, въезжает «молодежь» — то есть состоятельные молодые семьи.

Сейчас надпись «Мирные. Проверено» можно найти на многих воротах в селе — она неброского голубого цвета, но сделана крупно, чтобы было видно издалека. После «обходов», во время которых российские военные якобы должны были искать мужчин с опытом службы в зоне АТО и оружие, солдаты оставили такие метки по всей Богдановке. Сразу после отступления российских войск из Киевской области и завершения оккупации в село вошли уже украинские саперы, и на тех же заборах появились новые обозначения: крупные точки — значит дом проверен; знаки вопроса — значит заходить опасно. Вернувшиеся домой жители находили бомбы и растяжки в своих машинах и домах. А еще — тела и свежие захоронения. 

8 марта около полудня. Начало оккупации

Первая колонна российских танков появилась в Богдановке днем во вторник, 8 марта. Камеры уличного наблюдения зафиксировали ее движение на центральной улице Богдана Хмельницкого около полудня. Несколько бронемашин сразу свернули во дворы — например, на улицу Крымца; солдаты спрятались в недостроенных домах. «Их было человек 10–15, — рассказывает «Медузе» житель Богдановки Валентин. — Они просто бахнули [взломали и разграбили] магазин — и с мешками через плечо пришли к нам жить. Вломились».

37-летняя Кристина (имя изменено по просьбе героини) живет с отцом и женой брата к востоку от центра Богдановки, их дом стоит «в полях» на Залесской улице. «8 марта начался сильный бой [на шоссе, ведущем к Киеву через Бровары], мы видели танки, которые идут через поселок, и много дыма на шоссе (имеется в виду трасса Е-95, местное обозначение М-01, — прим. «Медузы»). Некоторые наши соседи успели убежать в этот день: видимо, как-то прошмыгнули между колонной [военной техники], которая шла вперед на Киев, и той, которая позже уже возвращалась с боя», — рассказывает она. Кристина несколько лет работала в одной из крупнейших строительных компаний Украины, но планировала уволиться и перейти в сферу исследования больших данных. На начало марта она купила билеты в Париж, но эта поездка так и не состоялась.

Виктория (имя изменено по просьбе героини) живет в доме по соседству с Кристиной, она тоже наблюдала за техникой в бинокль: «Ближе всего к нам подъехал танк с белой буквой О, это перекресток Залесской улицы, у соснового леса. Он заехал во двор к нашим соседям, постоял, развернулся и уехал куда-то дальше». Виктория с мужем обычно приезжает в свой загородный дом в Богдановке к началу дачного сезона, но в 2022 году они решили перебраться туда из Киева в конце февраля — сразу после начала войны, решив, что во время бомбардировок столицы там будет безопаснее. Незадолго до этого ее муж Алексей достроил в доме камин; возле него супруги грелись во время оккупации.

Дальше всех, на самой восточной окраине Богдановки, в конце Залесской улицы, стоит дом 34-летней Евгении (имя изменено по просьбе героини). «Мы видели только дым на шоссе. На ворота я вывесила простыню, чтобы сразу было понятно, что в доме есть гражданские», — рассказывает она «Медузе». Евгения видела, как три танка, ехавших по улице Хмельницкого по направлению к шоссе на город Бровары, вернулись обратно в село и прошли по огородам, укрывшись затем в сосновом лесу. Еще через пару часов солдаты начали таскать мешки с продуктами из разграбленного магазина по пустым домам, вспоминает Кристина, соседка Евгении по селу.

9 марта. Первые два убийства и изнасилование

9 марта в восточной части Богдановки произошли как минимум два убийства и одно изнасилование. Их совершили одни и те же военные, знакомые между собой. Это становится очевидно, если сопоставить рассказы о событиях 9 марта всех соседей с Залесской улицы.

Утро. Залесская улица. Дом Олега. Начало «обхода»

Утром 9 марта группа российских военнослужащих начала «обход» Залесской улицы. Почти сразу в руках военных появился алкоголь: «В одной руке — автомат, в другой — бутылка. Стреляет — и тут же пьет из горла. А на ногах уже красные кроссовки чьи-то. Приоделся», — вспоминает в беседе с «Медузой» местный житель Олег, живущий в коттедже на Залесской улице.

Украденные из коттеджей вещи российские солдаты вывозили на украденном же красном квадроцикле, рассказывают местные. «Крепили к нему прицеп легковой и свозили все в лес», — вспоминает Александр с соседней улицы Крымца (кучу телевизоров жители Богдановки потом действительно нашли в лесу неподалеку от села).

Еще один житель Богдановки Валентин наблюдал за «обходом» Залесской улицы из своего окна: «Заходили в каждый дом. И вот ты сидишь у окна, смотришь, как они идут, — и понимаешь, что сейчас дойдут к тебе. У меня в итоге танк уже под калиткой стоял. Дулом мне в окно светил». В роликах, опубликованных в соцсетях жителями Богдановки, можно увидеть, как российская бронетехника движется по селу в поисках места для парковки, заезжая прямо во дворы.

Напряжение между российскими солдатами и местными жителями вылилось в вооруженную стычку уже после полудня. «Они полезли в дом моей тещи, — вспоминает Олег. — Слава богу, она в этот момент была у соседки. А я смотрел на все это из своего собственного дома». У самого Олега в этот момент прятались гости: «Дочка моя, еще приехал товарищ со своей подругой… 20-летние девчонки. Сыну 16 лет. Я понимал, чем это все может закончиться, — вспоминает Олег. — И как-то так решение пришло само собой: у нас карабин был охотничий — и мы с товарищем решили, что если полезут — будем стрелять».

Когда военные перепрыгнули к Олегу через забор и принялись открывать ворота изнутри, из дома открыли огонь (кто именно, Олег не уточняет). «Вроде даже ранили кого-то, — заявляет Олег. — По крайней мере, они закричали: «Трехсотый!» [раненый]. Мы выиграли 15 минут, чтобы тихонечко убежать. Перелезли через забор — и туда, к лесу». 

Дом Кристины

Соседка Кристина слышала, как кто-то выстрелил из карабина на участке Олега. Затем группа испуганных солдат попыталась спрятаться у нее во дворе. Всего их было около 10 человек, рассказывает «Медузе» хозяйка дома, которая встретила их на крыльце. «Сначала они разбили стекло и начали допрашивать, кто такой наш сосед. Хотели закидать его гранатами, — рассказывает жительница Богдановки. — Но потом будто расслабились и расселись на террасе. Стали болтать, просили сигареты, взяли наше пиво. Говорили, что у них очень плохое обеспечение. Таким образом мы развлекали их около часа». 

Главным из них, рассказывает «Медузе» Кристина, был военный по имени Михаил Романов. Кристина говорит, что он сам назвал свое имя и попытался завязать контакт; другие солдаты называли его командиром: «Михаилу на вид лет 30, но очень эмоциональный. Быстро стал подкатывать ко мне — как подросток. Говорил: «Ох, если б не война…» и так далее. Водил вокруг меня хороводы, просил найти его страницы в соцсетях, чтобы подружиться». Благодаря этому Михаила Романова и удалось идентифицировать.

Кристина с невесткой (женой брата) «развлекала» солдат разговорами на террасе около часа. По словам девушки, Романов оказался старшим среди мужчин, остальным было от 18 до 20 лет. Они называли разные города России, откуда приехали; она запомнила Новосибирск, Томск и Челябинск. «Михаил сказал, что он контрактник, а все остальные — срочники и что нам повезло с его группой: «Вы просто не знаете, что творится сейчас в других местах. Какие там зверства»», — рассказывает Кристина «Медузе». Убийства в Буче происходили в это же самое время — только на другом берегу Днепра, где российские военные тоже проводили «зачистки» в городах и селах.

Еще один военный, которого Кристина хорошо запомнила, — «скромный вежливый» парень лет 25, к которому Михаил обращался по имени Виталик: «Когда они пришли в наш дом, Виталик разбил стекло и порезал руку. Мы начали кричать на него: мол, ты к себе домой тоже так заходишь? Он постоянно извинялся, предложил починить». Виталик тоже выпивал, рассказывает Кристина, но говорил только, что недавно женился и очень хочет домой. 

«Для всего нашего квартала шум их краденого квадроцикла стал триггером. Если появлялся его звук — значит, они снова тут», — рассказывает Кристина. Всего Михаил и Виталий приезжали к ней трижды. В последний раз — около девяти вечера 9 марта. Оба были сильно пьяны. »[Припарковавшись] он [Михаил] пошел по улице и закричал: «Кристина-а-а! Кристина, ты где?» — как какой-то обычный деревенский мужик. Требовал, чтобы я пошла с ним. Мама встала перед ним на колени, начала умолять никуда меня не утаскивать. Тогда Михаил предложил подняться в спальню на втором этаже — но я уговорила его выйти во двор покурить. Тут у него началась истерика, он достал пистолет: «На войне нет законов! Я могу делать с тобой все, что захочу, — и мне ничего за это не будет. Я сейчас выстрелю, если ты не пойдешь со мной»». Кристина утверждает, что в ответ она просто развернулась и пошла в дом. Тогда Михаил выстрелил в воздух и побежал за ней. Эту сцену «Медузе» подтвердила мать Кристины, наблюдавшая ее из окна. В доме, по словам Кристины, Михаил расплакался: «Ты что — думаешь, я этого всего хочу? Я больной, я ненормальный. Ты сумасшедшая девчонка, дурная. Почему вы ничего не боитесь? Думаешь, мне не страшно? Нас всех здесь расстреляют, повыкалывают глаза, нас просто бросили».

Тактическая группа 90-й танковой дивизии к тому моменту, когда в доме Кристины происходил этот разговор, уже понесла серьезные потери в бою на шоссе по направлению к Броварам. Там был убит командир полка полковник Александр Захаров. Также было неясно, когда подойдет подкрепление. Выжившим солдатам, предположительно, поставили задачу спрятать технику в соседних селах и провести «зачистку» Богдановки от украинских военных и территориальной обороны.  Кристина попыталась отвлечь мужчину разговорами о семье, которая его ждет. Михаил назвал имя жены, вместе с которой собирался купить дом, а также имена двух детей — сына и дочери восьми лет (имена известны «Медузе», они совпадают с именами жены и детей на странице Романова во «ВКонтакте»). Двоих пьяных военных удалось выгнать, когда они решили, что им нужно найти еще вина.

«Только мы с семьей улеглись спать обратно, как на улице прозвучали выстрелы», — рассказывает Кристина. 

Пока точно неизвестно, кто пострадал или даже погиб от выстрелов, которые слышала Кристина. Однако ее соседка Виктория живет всего в 100 метрах от дома Кристины, и мужа Виктории застрелили как раз в это время.

Вечер. Дом Виктории

Двое российских солдат в балаклавах пришли в дом к 52-летней Виктории приблизительно в 21:30. «Были шаги. Потом разбилось стекло на кухне — по нему дали очередью из автомата. Мы с мужем закричали, что без оружия — и что в доме дети. Электричество так и не включили, поэтому мы [в темноте] пытались различать звуки», — рассказывает Виктория «Медузе». Все происходило очень быстро. Солдаты включили яркий фонарь и последовательно светили всем на лица. В доме находились четыре человека: Виктория, ее свекровь — женщина в возрасте, муж Алексей и десятилетняя дочь. На дочке луч фонаря задержался, и солдат повыше ростом сказал: «Ребенок, извини». «Второй спросил: «У вас погреб есть?» — «Нет, только насосная». Это буквально яма два на два метра, — рассказывает Виктория. — Нам разрешили взять одеяло, военные стали загонять нас в эту насосную, но муж поднял шум, что свекровь тучная и не сможет туда залезть. Солдаты махнули на нее рукой и будто забыли об ее существовании». Вход в насосную станцию во дворе дома прикрыт ярко-зеленым люком. Спуститься в этот неглубокий колодец можно по приставной деревянной лестнице. Внизу на выложенном кирпичом полу могут стоя уместиться несколько человек. 

Люк закрыли на две минуты, затем снова открыли, рассказывает Виктория: «Солдат пониже ростом сверху вниз с автоматом в руке спросил: «Есть сигареты?» Муж ответил: «Нет, сам четыре дня не курил» — и тогда солдат выстрелил в нас. Пуля попала мужу в руку. Потом этот же солдат сказал второму »**** [прикончи] его», и тот сразу застрелил Лешу в голову. Он обмяк и начал падать прямо на дочь, зажал ее — и так умирал, прямо на ней. Я держала его за руку, пока не поняла что все, что он стал холодеть».

О том, что убийство произошло именно там, в насосной шахте, «Медузе» также рассказал житель Богдановки Анатолий: он сам вытаскивал тело — спустя три недели, 30 марта, уже после окончания оккупации. «Это был мой товарищ. Я привел украинских военных на опознание, они помогли поднять Алексея из шахты, — рассказывает Анатолий. — Тело все это время лежало там. У него выстрел в голову, все четко видно».

Сосед Виктории Валентин подтверждает эту историю. Дом и насосная шахта хорошо просматриваются из его окна. Валентин видел, как солдаты ходили по дому с фонариками, и слышал, что они кричали: «Курево, курево!» «Тут же у нас такая тишина была, все на стреме сидели. Сигарет военные не нашли. И вернулись к насосной — требовать их у хозяина, — вспоминает Валентин. — Открыли колодец. И сначала раз выстрелили, а потом добили». Оставив Викторию с дочерью в насосной шахте, солдаты начали светить фонариками в окна Валентину: «А у меня в подвале прятались соседи — двое подростков по 16 лет, — вспоминает Валентин в разговоре с «Медузой». — Ну мы и подорвались. Выбежали через задний ход и огородами побежали в другие хаты проситься. Укрылись в итоге у [соседа] Александра». В дом Валентина военнослужащие залезать почему-то не стали — они направились в последний коттедж на Залесской улице. Виктория согласилась назвать «Медузе» имя убитого мужа: Алексей Алексеевич Руденко. Он не служил в армии, поскольку у него инвалидность из-за болезни позвоночника. В последние несколько лет Алексей занимался ремонтом, красил и чинил дома в Киеве. «Мы не хранили дома никакого оружия. Но муж ходил на зимнюю рыбалку — поэтому у него была камуфляжная куртка с черным мехом и такие же теплые брюки, — объясняет Виктория. — Курточку я свернула и просто положила в шкаф, а брюки висели на вешалке. После убийства, когда я поднялась в дом, я увидела, что брюки валяются на полу и вешалка сломана. Видимо, это все случилось из-за брюк».

«Было уже полтретьего ночи, когда мы вылезли из шахты, — говорит Виктория. — Пошла в дом, чтобы понять, где свекровь: она бродила по комнатам одна, плакала и ничего не могла понять. Тогда я стала переодевать ребенка в сухое, потому что она до трусиков была в крови папы, меня тоже всю пропитало».

В тот вечер никто, кроме Михаила Романова и второго военного, которого сам Романов называл Виталием, а также еще одного человека в черной форме, не «обходил» дома на Залесской улице. Однако подтвердить личности двух военных, убивших ее мужа, Виктория не может: она не видела их лиц, они были закрыты балаклавами. 

Ночь. Дом Евгении

Предположительно около десяти вечера 9 марта Михаил Романов дошел до дома Евгении, живущей дальше всех к востоку, на окраине поля.  В тот день он уже приходил туда с группой срочников — так же, как и к Кристине. Кто-то из солдат тогда застрелил собаку (принадлежащую Евгении, ее мужу и их четырехлетнему сыну) и начал ломиться в ворота, рассказывает она сама «Медузе». Среди военных, оказавшихся на участке, был и Виталий; он сразу начал просить прощения, говорил, что дома в России тоже разводит собак — и что стрелял не он. Романов же пытался познакомиться с Евгенией: «Он уже тогда был подпитый, на колени становился, руки мне целовал, — рассказывает Евгения, — говорил, как он хочет домой, и просил, чтобы мы их не боялись. Нам [тогда] еще реально казалось, что убитая собака — это худшее, что случилось». Однако затем Романов увидел в припаркованной у дома машине куртку цвета хаки и резко переменился. Он рассвирепел и выпустил автоматную очередь над головой мужа Евгении. Супругам удалось замять конфликт: они сказали, что это экипировка для страйкбола.

Поздним вечером Михаил Романов вернулся на квадроцикле — но не с Виталием, а с другим человеком — неким третьим военным «полностью в черной форме», описывает его Евгения.

«Было уже совсем темно, они постучали в ворота. Я спустилась в бойлерную, где спал сын, а муж пошел открывать, — описывает события Евгения. — Потом я услышала выстрел на улице, а затем шаги уже в доме. Мне кричат: «Вылазь!» Я спрашиваю: «Где мой муж?» Тогда вот этот мужчина в черной форме говорит: «Нету у тебя больше мужа, он у тебя был нацистом, потому я его застрелил»».

Евгения заплакала. Человек в черной форме приставил пистолет к ее голове и сказал: «Если не закроешь рот, мы достанем мало́го и покажем ему, как мамкины мозги по дому разлетаются». Михаил Романов приказал женщине раздеться.

Как рассказала «Медузе» Евгения, Романов и человек в черной форме (Михаил не обращался к нему по имени) насиловали ее в коридоре и на лестнице по очереди, пока сын оставался в бойлерной. «Они уезжали, потом возвращались — и продолжали то же самое. Пистолет постоянно был у моей головы. В очередной раз они вернулись уже настолько пьяные, что не держались на ногах, ссали прямо в доме и в конце концов уселись в кресла, где и уснули», — так описывает это Евгения.

Те же детали Евгения рассказала правозащитной организации Amnesty International и британской газете The Times.

Пока российские военные спали, Евгения выбрала момент и забрала сына, объяснив ему, что им «придется сейчас бежать», иначе их «расстреляют». Перед тем, как покинуть участок, она нашла тело своего мужа и потрогала его за руку (та уже была холодной). «Через поле мы побежали к первому попавшемуся дому, перелезли через забор и начали стучаться. Просто повезло, что это был дом, в котором остались люди», — рассказывает она.

10 марта. Ночь и утро. Побег

Около полуночи в дом Кристины постучалась женщина с ребенком на руках. Она сказала, что два российских солдата зверски ее изнасиловали, а тело ее мужа лежит посреди двора.

«Это была Евгения, одета она была в тонкую спортивную кофту и штаны, без куртки и шапки, хотя на улице было ниже ноля», — рассказывает Кристина «Медузе». Ребенок был одет в курточку, с собой у него был маленький синий рюкзачок (другие свидетели, видевшие Евгению позже в тот день, назвали те же предметы одежды). Кристина уложила Евгению с ребенком на диване в гостиной, закутав их в одеяла: военные выбили окна в доме и там было холодно.

Кристина, по ее словам, мгновенно поняла, что теперь никто из жителей Залесской улицы не в безопасности — ведь утром Романов обнаружит, что Евгения сбежала, и может решить, что надо найти оставшихся в живых свидетелей убийства и изнасилования.

На рассвете в дом внезапно постучал посторонний — сосед Александр с улицы Крымца, бывший сотрудник МЧС Украины. Он сказал, что слышал выстрелы, «в курсе ситуации» и его семья думает, что нужно срочно эвакуироваться.

Дом Александра находится ближе к центру села. Ранним утром 10 марта там уже собрались 20 человек: Александр привел к себе всех оставшихся в квартале соседей. Затем он пошел и за Викторией с дочерью (у которой россияне убили мужа в насосной шахте).

«Увидел со своего второго этажа в бинокль, как их загнали в шахту, — рассказал Александр «Медузе». — Ну я и подумал: «Там же ребенок, замерзнут на хрен». С рассветом решил сходить, как и за остальными. Есть там еще солдаты в доме — или уже нет, я не знал, но рассчитывал, что в крайнем случае они забухали по-черному и уснули как младенцы. Эти кацапы пили безбожно. А так до этого я два дня прятался — потому что они стреляли всех полицейских, атошников, эмчеэсников — всех, кто был хоть как-то связан с госслужбой».

Александр отправился вызволять соседей не один, а с другом — тем самым Валентином, который видел из своего дома, как российские военные застрелили мужа Виктории. «Когда рассвело, мы прибежали к Леше и Вике смотреть, есть кто живой, — вспоминает Валентин. — Представь себе просто, что ты приходишь, а тебе открывает двери ребенок. И говорит: «Папу убили». Просто потому, что у него не было сигарет, зато — как у всех здесь — были рыбацкие штаны. Просто ни за что». 

Когда соседи привели Викторию в дом к Александру, она увидела, что белые кроссовки дочери Виктории залиты кровью. Отмывать их не было времени. Виктория сразу же и дозвонилась до «убойного отдела» в Броварах: «Я выложила все сразу — что мужа убили у меня на глазах. Ответ был такой же, как и другим пострадавшим: «У вас все оккупировано, полиция сейчас к вам никак не поедет». Потом еще несколько раз перезванивали, даже просили выслать фотографию паспорта — но я ничего не стала отправлять незнакомым людям. Сотрудник пообещал перезвонить, но так и не сделал этого».

Кристина тем временем связалась по телефону с братом, живущим в Киеве. Они придумали план, как выбраться из поселка и не встретить военных: «Сначала думали идти пешком до соседнего села Великая Дымерка, потому что машина привлекает внимание — и там уже искать транспорт. Но это пять километров через оккупированную территорию, с детьми — нереально» (позже генпрокурор Украины сообщила об убийстве в Великой Дымерке как минимум 11 мирных жителей). Поэтому в семь утра Кристина села за руль своей машины, забрав Евгению и Викторию с детьми, — а ее брат, по телефону командуя, где поворачивать, вывел пострадавших огородами и разбомбленными грунтовками на шоссе до столицы. 

После этого Евгения подала в полицию заявление об убийстве мужа и изнасиловании. Ей выдали «памятку потерпевшего» (есть в распоряжении редакции «Медузы»). Евгения согласилась назвать «Медузе» настоящее имя своего убитого мужа: это Алексей Здоровец, бывший секретарь и бывший депутат броварского горсовета, в последнее время не занимавший никаких постов и занимавшийся частным бизнесом. Его гибель подтвердил также мэр Броваров Игорь Сапожко в комментарии украинским СМИ. Советник министра внутренних дел Украины Антон Геращенко в письме «Медузе» также подтвердил гибель Алексея Здоровца и изнасилование его жены и сообщил, что «военнослужащему вооруженных сил РФ Романову М. С.» заочно вменяется «подозрение в жестоком обращении с гражданским населением, что является нарушением законов и обычаев войны, предусмотренных международными договорами».

После побега из Богдановки

Скоро Евгении начали приходить первые вести из Богдановки от тех, кто туда вернулся. Их с Алексеем большой дом на окраине поля сожгли дотла. Во дворе — свежее захоронение. Над могилой Алексея во дворе его дома другие российские солдаты, сменившие Михаила Романова с сослуживцами, уходя, поставили крест, сколоченный из деревянных палок. В середине апреля, когда корреспондент «Медузы» побывал у дома Евгении, тело Алексея уже эксгумировали. «Приехали полиция и прокуратура, забрали [тело]», — объясняет их сосед Александр. Полиция Киевской области 10 апреля рассказала СМИ об убийстве и изнасиловании в селе Богдановка, на видеозаписи с места событий можно увидеть тело мужчины. Начальник полиции Киевской области Андрей Небытов в том же видео произносит фамилию одного из подозреваемых: Романов.

Ворота дома остались на месте — просто сдвинуты в сторону. Сквозь оконные проемы, оставшиеся без стекол, видно только почерневшую от копоти стиральную машинку. Больше внутри сгоревшего дома ничего нет — ни внутренних стен, ни мебели. В саду под побуревшими от жара елками раскиданы одеяла, нижнее белье, детская обувь и банки с соленьями, которые кто-то пытался открыть, пробивая крышку насквозь чем-то острым. Часть газона почернела: здесь разводили костер и пытались готовить. 

Сразу за разрытой могилой пустует большая собачья клетка. Животных в доме больше нет; на газоне лежит труп щенка. У Евгении и Алексея было два взрослых алабая и девять щенков, рассказывает она «Медузе». До войны, рассказывает Евгения, они с Алексеем собирались закончить работы на участке — там уже выкопали яму под пруд. Муж хотел отправиться в путешествие на мотоцикле по Западной Украине и купил экипировку: палатки, спальные мешки и посуду (на которой семья в итоге готовила себе еду во время оккупации). «Посмотрите, что они оставляют после себя, — Евгения показывает фотографии пепелища. — У нас была счастливая жизнь с кучей планов, а теперь я с ребенком черт знает где, не могу собрать себя в кучу и понять, как жить с этим. Они все должны быть наказаны». 

23 марта. Третье убийство

Дом Константина

Еще одно убийство, о котором «Медузе» рассказали местные жители, произошло соседнем квартале Богдановки, в двух километрах от Залесской улицы. Этот район отделен от основного села густым лесом — вероятно, именно поэтому российские военные обнаружили дом Константина (имя изменено по просьбе героя) только 23 марта. Свидетель убийства утверждает, что убийца был «бурятской национальности» и закрывал лицо платком. Знаком ли он был с теми военными, кто совершил первые два убийства и изнасилование, неизвестно. Судя по этим событиям, «зачистка» поселка продолжалась даже через две недели после начала оккупации Броварского района.

Дом Константина — один из 17 домов в хуторе неподалеку от основной Богдановки. «23 марта около 11:30 утра постучали к нам в дом. Раздался стук, такой настойчивый и резкий, кто-то просто лупил в дверь. Я спустился со второго этажа, мой 67-летний тесть Виктор был на первом этаже. Я выглянул в окно спальни на первом этаже и увидел солдата в зелено-коричневой форме и с автоматом. Он был один. Он стучал и ничего не говорил где-то минут пять; мы не открывали. Кто это такой, что мы должны ему открывать?» — рассказывает «Медузе» Константин. 

Солдат обошел дом и увидел приоткрытое окно. «Он выбил стекло из рамы прикладом и сказал: «Открывай, иначе я кину гранату». Я сказал: «Не надо гранату, я сейчас открою»». Тесть Константина в это время вышел на улицу через котельную. 

«Я открыл дверь, поднял руки и сказал, что я гражданский и я не вооружен. А он сразу уже держал автомат на прицеле. Дальше он сказал мне: «Отходи назад». Я начал отходить, потом [военный] сказал: «Отвернись», — я повернулся спиной к нему», — рассказывает Константин. 

В это мгновение в спальне, где стоял Константин, зазвонил мобильный телефон. 

«Солдат открыл стрельбу. Я стоял к нему спиной вполоборота — но я смотрел на него и увидел пламя из автомата. И в этот момент я прыгнул глубже внутрь спальни. Затем я выбил [антимоскитную] сетку и прыгнул в окно. Я был босиком. Именно в этот момент я слышал, как через центральный вход дома заходил мой тесть. Я услышал два выстрела и понял, что военный его убил», — говорит Константин. 

Через дыру в заборе Константин босиком понесся к соседям. Пока бежал по огороду, услышал еще как минимум шесть выстрелов. Соседи дали ему ключи от пустого дома неподалеку, и он спрятался в нем. 

Из окна дома, в котором прятался Константин, он увидел, что во двор его собственного дома вскоре приехал танк. Позже выяснилось, что российские военные устроили там погром; забрали телефоны, зарядные устройства, дорогой алкоголь и технику. Затем военные вышли из дома и поехали на танке по улице — Константин уверен, что они искали его, чтобы убить. «Танк проехал по всей улице до конца, а потом развернулся и по этой же улице поехал обратно к моему дому. Я слышал обрывок фразы, что «нужно открывать огонь на поражение»», — рассказывает Константин. 

Ближе к вечеру в дом, где мужчина прятался от российских военных, пришел его владелец. Вместе они решили уйти в лес, а когда стемнело, вернулись обратно в село за документами, телефонами, палатками и едой. 

«Я вошел в дом и кое-как увидел, что произошло. Света в селе не было, было темно, я светил фонариком. Мой тесть лежал в прихожей. Я накрыл его одеялом и стал собираться. Взял палатку и какие-то необходимые вещи, оделся, запер дом. И мы с соседями опять пошли в лес, поставили палатку, попытались поспать. Но, конечно, нервы, все на адреналине, нам не спалось. Вечером было два градуса тепла, холодно. В три часа ночи мы уже не могли лежать и начали ходить вокруг палатки [чтобы согреться]», — рассказывает Константин. 

Утром он и его соседи смогли созвониться со знакомым, который занимался вывозом людей из оккупированных сел. Тот помог им выбраться из Богдановки и довез до Броваров. В отделении полиции Броваров Константин написал заявление об убийстве его тестя. Там же его впервые допросил следователь.

2 апреля Константин вернулся в Богдановку. Он сразу начал договариваться с работниками ритуальных служб о похоронах тестя, но ему сообщили, что в селе работают следователи и забирают тела всех убитых на судебно-медицинскую экспертизу. Тело тестя Константина отвезли в местный морг.

На следующий день, 3 апреля, судмедэкспертиза была готова. В распоряжении редакции «Медузы» есть справка о смерти 67-летнего Виктора (фамилию «Медуза» не называет по просьбе его родственника). Причина смерти, указанная в документе: «Сквозное пулевое ранение головы». Обстоятельство получения ранения: «Повреждения в ходе военных действий в селе Богдановка». Константин похоронил тестя в этот же день. 

28 марта. Второе изнасилование

Дом Светланы

Как выяснила «Медуза», всего за несколько дней до отступления российских войск из Богдановки, 28 марта, там произошло еще одно изнасилование.

До войны Светлана Перминова (настоящее имя, она согласилась назвать его «Медузе») работала бухгалтером в Броварах. Но во время российской оккупации Светлана с мужем Эдуардом и их беременной дочерью уехала на дачу — в расположенное на территории Богдановки садовое товарищество «Волошка».

«У меня дочка на девятом месяце была, — вспоминает в беседе с «Медузой» Светлана. — Муж специально для нее сделал такую кровать большую — и поставил в подвале, где мы прятались. Мы просто боялись, что она там родит».

Обстановка подвала — утепленные ковром бетонные стены, телевизор и лежанка прямо под полкой с соленьями — попала на одно из видео, которые Эдуард снимал в начале войны. На этой записи семья готовится ужинать пшенной кашей с печеночными консервами; по телевизору показывают новости.

20 марта дочь Перминовой смогла покинуть Богдановку по одному из гуманитарных коридоров. А 24-го в сторону соседнего села Шевченково ушел муж Эдуард — Светлана до конца не знает, почему он решил отправиться именно туда. «Его просто рвало [к военным] в последнее время: ему нужно было что-то делать, что-то менять, — рассказывает она. — Потому что мы были в полной оккупации: русские стояли и в Богдановке, и в Шевченкове, и в Дымерке. И он просто не мог [сидеть на месте]: его подрывало».

Эдуард не вернулся домой ни 25 марта, ни на следующий день. Светлана осталась на даче одна. 

Трое вооруженных автоматами российских солдат появились у нее на участке вечером 28 марта. «У меня тогда уже забор упал от ветра — они просто шли мимо и увидели [стоящую во дворе дома] машину, — вспоминает Перминова. — И я так понимаю, что машину они и искали: наверняка уже знали, что их погонят [из пригородов], и им нужна была машина».

Украсть машину военнослужащие не смогли: она была не на ходу. «Аккумулятора не было, — объясняет Светлана. — И тогда они спустились ко мне в подвал. Сожрали всю еду, какая у меня была, забрали хлеб, яйца, деньги. Начали расспрашивать, есть ли в садах тут солдаты, сколько людей на кооперативе. А у нас оставалось восемь пенсионеров, считай — одного тогда на днях как раз похоронили в лесочке, потому что нельзя было ни на каком кладбище похоронить».

Перминова не помнит, сколько времени военные провели в ее доме: «Для меня это была вечность». Но к десяти вечера, когда окончательно стемнело, один из солдат обратил внимание на большую кровать в подвале. «Показал на нее и говорит: «Смотри, какой траходром» — вспоминает Светлана. — Ну и все: я забилась в угол и… Они меня просто изнасиловали. Забрали еду, забрали деньги — это ладно, это все фигня. Но они меня изнасиловали просто. Мне 55 лет — я кому нужна была?»

Двое военнослужащих насиловали Светлану по очереди, вспоминает она; третий наблюдал и мастурбировал. «Я думала, они меня задушат просто, — вспоминает Перминова. — Они меня душили; пальцами обхватили горло полностью — и я не помню даже, я теряла сознание или не теряла».

По именам или позывным военные друг к другу не обращались. Лиц насильников Светлана не помнит. «Они были славянской национальности. Полиция показывала фотографии другого [Михаила Романова], но я не знаю, честно [он это был или не он]».

Броварское районное управление полиции зафиксировало все обстоятельства случившегося со Светланой и 6 апреля завело уголовное дело, рассказал «Медузе» советник министра внутренних дел Украины Антон Геращенко; расследование продолжается.

Тем же вечером трое военных, забрав с собой деньги и еду, ушли. «Я тогда хотела повеситься. Я уже сделала петлю в гараже, — вспоминает Светлана. — Меня остановила дочь, которая 2 апреля родила. То есть как остановила? Когда я уже собралась вешаться, дзынькнул телефон — то ли вайбер, то ли телеграм, — и у меня просто куку сработало: «А дочка? Она же не переживет»».

О том, что случилось с Эдуардом, Светлана узнала только в середине апреля: «Его пытали, а потом застрелили. А тело нашли в подвале в Шевченкове (село в Броварском районе в 16 километрах к востоку от Богдановки, — прим. «Медузы»). Он же ушел в ту сторону — и его, видно, и взяли. Он передавал нашим ребятам из [вооруженных сил Украины] геолокации, количество [российской военной] техники, которая шла, — я боюсь, это все нашли у него в телефоне».

О шести телах, обнаруженных полицией в подвале частного дома в Шевченкове, староста этого села Владимир Йовенко упомянул в разговоре с корреспондентом «Медузы» еще 11 апреля — уточнив, что двоих опознать пока не удалось. «Потом уже говорили, что пятерых опознали, а шестого — нет, — вспоминает Светлана. — И оказалось, что шестой — это был он. Вы бы видели, что они с ним сделали: просто нету полголовы».

16 апреля Эдуарда похоронили в Броварах. Остальных убитых мужчин, которых нашли в подвале, похоронили в Шевченкове несколькими днями раньше, 12 апреля. «Ни один из погибших не имел отношения к территориальной обороне или каким-либо военным формированиям. Село Шевченково долгое время находилось под оккупацией, и именно в этот период русские войска похищали мирных жителей, издевались над ними, после чего расстреливали», — заявил начальник полиции Киевской области Андрей Небитов.

Перминова убеждена, что и ее история, и другие свидетельства о днях российской оккупации Богдановки должны быть рассказаны в прессе. «Они звери. Они твари, — сказала Светлана «Медузе». — А я теперь потерянная, я убитая. У меня внука не хватает сил на руки взять».

30 марта. Освобождение

Еще один житель Богдановки Дмитрий рассказал «Медузе», что первые разговоры об уходе российских войск начались в селе в конце марта. «Первое предположение, что войска РФ отступают, появилось, когда из соседнего двора начали уезжать два БТР, которые стояли там с 9 по 29 марта, — вспоминает Дмитрий. — Все эти дни они ни разу не выезжали. Они начали упаковывать то, что успели украсть у местных жителей. Из-за забора я слышал, как они друг друга торопили, слышны были крики: «Быстрее!» и «Резче!»». 

Дмитрий рассказывает, что 29 марта в селе слышали, как техника движется в сторону села Шевченково. «30 марта мы уже вышли в центр села на главную дорогу — и российской техники там не было. Самое большое впечатление на меня произвело то, что в этот день я увидел кого-то из российских военных на велосипеде, а за ним пешком бежали трое или четверо его подчиненных… Один из них подбежал к нам и спросил, в какой стороне Россия. Мы показали в сторону РФ; второй вопрос был, куда поехала техника — мы показали в сторону Шевченкова, и они выдвинулись туда. Чуть позже за ними проехали еще один военный на мопеде и второй на велосипедике — догоняли предыдущих» («Медузе» не удалось обнаружить других свидетелей этой сцены).

На вопрос богдановцев «Вас что, забыли?» эти военные ответили утвердительно. «Мы посмеялись над ними и ушли домой», — рассказывает Дмитрий. 

Официально о полном освобождении Киевской области власти объявили 2 апреля. Затем в области ввели комендантский час, запрещающий въезд в Богдановку и выезд из нее вплоть до 10 апреля. Сразу после этого в село приехала журналистка «Медузы».

* * *

Чтобы попасть в один из домов на Залесской, теперь, после отступления из села российских военных, нужно переступить через осколки, которыми осыпалась стеклянная входная дверь на первом этаже. Внутри дома — вывернутый комод, распахнутый кухонный шкафчик, открытый холодильник, взломанный сейф. Не перевернутым остался только один стул — его поставили под лестницей на второй этаж; на сиденье лежит проржавевший гаечный ключ. На полу стоят бутылка воды и банка с консервированным горошком. 

Дом Олега (к нему российские военные приходили 9 марта во время «обхода» Залесской улицы), построенный из красного кирпича, наполовину почернел от копоти: огонь вырывался изо всех окон первого этажа. «Снизу все выгорело полностью, — говорит Олег. — [Российские военные] забрали все, что можно было забрать, и подожгли. Машину мою забрали тоже: я думал, они загрузят ее добром и отправятся в сторону российской границы — а они стали моей машиной соседям ворота выламывать». 

Некоторые улицы Богдановки пострадали меньше. Но на воротах их домов все равно можно увидеть оставленные саперами знаки вопроса, а на обочинах — выкопанные в половину человеческого роста ямы. На их дне до сих пор стоят офисные стулья. Так российские войска оборудовали огневые позиции, защищающие подход к одному из коттеджей, переоборудованному во время оккупации в штаб. Половина крыши этого дома была снесена артиллерийским ударом, утверждают жители села. Другое место дислокации российских войск в Богдановке — сельская школа — тоже разрушена. Местный житель Дмитрий предполагает, что это могли сделать украинские военные. 

По официальным данным на 9 апреля 2022 года, в селах Великодымерской поселковой территориальной общины, куда входит село Богдановка (всего в составе общины один поселок и 22 села), во время оккупации российскими военными погибли 67 мирных жителей. В официальной группе общины в фейсбуке опубликовали поименный список погибших. В нем указаны только те люди, чьи тела нашли и опознали родные. Местные жители до сих пор публикуют сообщения о без вести пропавших или взятых в плен людях. 

Уходя из Богдановки, российские войска заминировали территорию школы. Сейчас, после визита саперов, по зданию снова можно ходить. Двор школы замусорен упаковками из-под армейского пайка, нераспечатанными галетами, банками энергетика и бутылками вина. Тут же стоят две стиральные машинки. Как объяснил корреспонденту «Медузы» житель Богдановки Дмитрий Бобко, их украли из окрестных домов и хотели вывезти как «трофеи», но не смогли.

Окна школьной столовой заложены мешками с песком. По партам размазана томатная паста. Тут лежат остатки пайка: консервы, галеты и батончик «Офицерский». На сцену актового зала школы российские военные водрузили гипсовую фигурку стоящей на коленях полуобнаженной женщины в золотом шлеме и набедренной повязке. Ее грудь не прикрыта: «украшения» и «одежда» содраны вместе с краской.

Другие материалы об изнасилованиях, совершенных российскими военными, читайте в «Медиазоне» (объявлены в России «иноагентом»), «Холоде» и русской службе «Би-би-си».