Вторжение в Украину — это финальная битва Путина с реальностью Максим Трудолюбов — о том, как проиграть войну, просто начав ее

Как вообще стала возможна война с Украиной? Это, пожалуй, главный вопрос последних дней. Редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов считает, что ответ стоит искать в той альтернативной политической «реальности», которая была сконструирована в России за последние годы с помощью лжи, манипуляций и производства фейков. Она казалась такой грубо сколоченной, что невозможно было поверить, будто кто-то из людей, принимающих решения (в том числе о ее создании), по-настоящему верит в нее. Как выяснилось, кто-то, видимо, верит. И зовут его Владимир Путин.

На протяжении всех путинских лет российское руководство вело ожесточенную, воинственную борьбу с общественной реальностью. Политические администраторы (именно администраторы, а не политики, потому что их никто не избирал) преследовали все формы независимости и вытесняли из общественного пространства активистов, политиков и журналистов с собственной позицией. Их места переходили фигурам, задача которых заключалась в том, чтобы имитировать деятельность и создавать видимость. Менеджеры администрации президента занимались превращением любых самоорганизованных партий, групп и структур в искусственные, управляемые «ячейки».

Как уничтожение общества ведет к войне

Все настоящее объявлялось инородным, иностранным, чужим, экстремистским и даже «террористическим». Вспомним общественную сеть, созданную Алексеем Навальным, — организацию, нацеленную на политическую, ненасильственную борьбу с режимом и признанную за это, по сути, «преступной».

В части разрушения успехи менеджеров были впечатляющими. Признавая это, не забудем, что эти «успехи» достигались прямыми убийствами, давлением и вытеснением людей за границу. Безликие администраторы, в разное время работавшие под руководством политических шефов Кремля — Владислава Суркова, Вячеслава Володина, Сергея Кириенко, — вели зачистку поля в тесном сотрудничестве со спецслужбами. Результаты этой деятельности по-настоящему ужасны.

Вспомним заключенных активистов. Подумаем о тех, кто был вынужден уехать из страны, а еще о тех, кто отказался от общественной деятельности, трезво оценив все связанные с ней риски. Не забудем и об убитых политиках, журналистах и общественных деятелях, кто бы ни стоял за их гибелью.

Путинские администраторы пытались управлять не только гражданским обществом, но и спортивными результатами. Логика честного соревнования была взломана: лидер, очевидно, в нее не верил. Российские спортсмены должны были быть лучше всех остальных любой ценой. Поэтому соревнования были заменены допинговой программой, призванной нарисовать для лидера картину оглушительных успехов. Зимние Олимпийские игры 2014 года стали проектом по достижению гарантированной победы. Управляемость Игр оказалась в итоге раскрыта перебежчиком, бывшим главой Московской антидопинговой лаборатории Григорием Родченковым. Поэтому у нас есть детальная картина этого позорного дела. 

Созидать преступными методами труднее, чем разрушать, поэтому в части строительства мертвой альтернативы живому обществу путинский театр выглядел откровенным провалом. В конце концов те, кто превращали нас в «других» («иностранных» или «нежелательных»), никогда не создавали ничего сами, по собственной инициативе, по творческому вдохновению и зову сердца. Именно поэтому им не удалось создать «свою» общественную сферу — свое открытое пространство для дискуссий, свою политику, свою заслуживающую доверия аналитику, социологию и политическую науку, свою оппозицию и свою прессу.

Альтернативная реальность получалась кривым зеркалом живого общественного пространства: клоуны вместо политиков, имитации вместо организаций гражданского общества, пропагандисты вместо журналистов и аналитиков. Жить с этим было легко: за клоунов можно не голосовать, поддельных аналитиков не читать, Киселева и Соловьева не слушать — ведь все эти фигуры лишены самостоятельного смысла. Они — плохие актеры, зачитывающие чужой текст, орудия грубой политической игры. Все было настолько шито белыми нитками, что возникала уверенность: нитки разойдутся, как только ослабнет силовая хватка государства. Причиной этого ослабления, как считал и я, мог стать какой-то естественный процесс — экономический кризис, снижение популярности лидера, смена поколений во власти.

Кризис смел бы с поля искусственные фигуры: «политики» и «журналисты» (да, в кавычках) просто исчезли бы из эфира, ведь они, как машины, работали, только пока были подключены к государственной подпитке. Граждане России вдруг освободились бы от наваждения и увидели, как рушатся декорации. Вспомним концовку «Алисы в стране чудес»: король, королева, рыцари и судьи вдруг оказались просто колодой карт. Или концовку «Приглашения на казнь»: «Винтовой вихрь забирал и крутил пыль, тряпки, крашенные щепки, мелкие обломки позлащенного гипса, картонные кирпичи…»

Но сегодня ракеты, снаряды и бомбы несут украинцам и россиянам настоящую смерть. Несущийся сегодня по земле Украины винтовой вихрь вполне реальный, а обломки и кирпичи — вполне осязаемые обломки и кирпичи. Несерьезность отношения к путинской альтернативной реальности была распространенной и трагической ошибкой, которую совершал и я. Ощущение виртуальности этой политики было обманчивым. Декорации не стали разбитым позлащенным гипсом, камни не стали картонными. Ровно наоборот: намалеванная нанятыми за еду малярами грубая театральная занавесь материализовалась и обернулась смертью и страданиями.

Я осознаю глубокую собственную несостоятельность в попытках обрушить декорации, когда это было еще возможно, до войны. Я был уверен, что они рухнут сами.

Как мировоззрение может убить мир

Считать, что жизнь, совесть, талант и признание покупаются и продаются, — ущербный, достойный презрения взгляд на мир. Но это не невинная ошибка. Человек, который когда-то убедил себя в том, что все продается и покупается, что общество можно оккупировать, подчинить и создать на его месте собственную, оплаченную им реальность, привел не только свою страну, но и мир к катастрофе.

Он не только уверовал в свою, оплаченную им реальность, но и сделал ее основанием для действий в осязаемом мире. Сейчас ясно, что его план короткой военной операции в братской стране опирался на построенную им же фикцию. Он, очевидно, ожидал, что применение силы «настоящим» — то есть «его» — государством приведет к мгновенному распаду «ненастоящей» украинской государственности. Он думал, что имеет дело с декорацией, построенной по заказу каких-то враждебных ему сил — американцев, европейцев, образ которых он рисовал с себя. Он, кажется, верил, что нарисованный им самим «рейтинг» обернется настоящей поддержкой его действий со стороны российского общества. Думал, что все поверят в украинских «фашистов» и его миссию освободителя. Полагал, вероятно, наслушавшись окружающих его подхалимов, что Россия готова к войне и санкциям.

Путин убедил себя в том, что украинское общество — такой же театр, в который он — убийствами и угрозами — превратил общество собственное, российское. Он думал, что украинцы — от рядовых на полях сражений до ненавидимого им высшего руководства страны — превратятся в колоду карт и признают его власть. Президент Украины — комедийный актер, мэр Киева — боксер, кто они вообще такие? Похоже, он всерьез верил, что обладает психологическим и моральным преимуществом перед сегодняшней Украиной и всем демократическим миром. Его ущербный взгляд на мир мешал ему осознать, что весь его «перевес» придуман его собственными шутами. У его телевидения и прессы много лет был один заказчик и один настоящий зритель — он сам. Он отравил себя собственной ложью.

Никакого морального перевеса у него нет — ни над кем. Преимущество у него есть только в военной силе. Но чтобы это преимущество реализовать, нужна ясная миссия, собранность, осознание правоты. Ясная миссия, собранность и осознание правоты есть в этой войне только у Украины и украинцев. Возможно, сейчас он стоит перед выбором, пустить или не пустить в ход все разрушительное оружие, какое есть в его распоряжении. Это принесет больше смертей и страданий. И ничего не изменит по существу.

Его война с реальностью должна была оставаться его личным делом. Хочешь жить в обиде и злобе на весь мир — живи сколько угодно. Но он силой, манипуляциями и ложью навязал свое присутствие российскому народу. Многие годы он добивался своих «рейтингов» всеми доступными ему способами. Силой и угрозами связав российское общество с собой, он обесценил идентичность собственного народа, который вместе с украинцами когда-то воевал на одной общей и справедливой войне.

Он отравил не только себя, но и Россию. Он предопределил то презрение, с которым все в мире будут смотреть не только на него, но и на нас, россиян и русских. Еще долгие годы мы не сможем убедить мир в том, что «мы не такие», что «это не мы». Еще долгие годы — после Путина — мы должны будем выстраивать в России общественную систему, свободную от политических декораций и фикций.

Россия проиграла эту войну морально, просто ее начав. Независимо от событий на полях сражений, Россия проиграла эту войну как политическая, экономическая и общественная единица, как страна, как часть мира. Когда-то слово война — без уточнений — привычно относилось нами к Великой Отечественной. Теперь у этого слова другое значение. Война без уточнений и прилагательных — это война, которую он развязал, и сделал меня и всех россиян ответственными за созданную им катастрофу.