Возможная ликвидация «Мемориала» абсурдна даже с точки зрения законов об «иноагентах» Ключевую роль в этой истории сыграли сотрудники ФСБ из Ингушетии — и их неубедительные жалобы на правозащитников

В ноябре Генеральная прокуратура подала иск о ликвидации «Международного Мемориала» — важнейшей и наиболее авторитетной правозащитной организации в России. Ее обвинили в нарушении законодательства об «иностранных агентах», а именно в отсутствии соответствующей маркировки в материалах. Практически обо всех нарушениях «Мемориала» в Роскомнадзор сообщило управление ФСБ по Ингушетии. Рассказываем, почему в этой истории ингушские эфэсбэшники сыграли такую важную роль — и можно ли считать их жалобы на «Мемориал» обоснованными.

Чем «Мемориал» занимался в Ингушетии

Приемные «Мемориала» работают во всех регионах Северного Кавказа — кроме Чечни. Местную ячейку закрыли после того, как на четыре года колонии был осужден глава грозненского «Мемориала» Оюб Титиев, у которого якобы нашли наркотики (правозащитники неоднократно заявляли, что дело сфабриковано).

После ареста Титиева в чеченскую приемную пришли с обыском, а ингушский офис «Мемориала», расположенный в Назрани, подожгли; в «Мемориале» этот поджог связывали с преследованием организации в Чечне; виновные так и не были найдены. Титиев вышел на свободу условно-досрочно, но признает, что работать в республике «Мемориалу» сейчас слишком опасно. 

С силовыми структурами соседней Ингушетии у «Мемориала» тоже давнее противостояние, хотя офис правозащитной организации тут по-прежнему работает в полном объеме.

«Ингушетия — особенное место. Во время чеченских войн она приняла большой поток беженцев, но там не было таких жестких действий силовиков, — говорит „Медузе“ Александр Черкасов, глава правозащитного центра »Мемориал«. — А при [главе республики в 2002–2008 годах] Мурате Зязикове Ингушетия за несколько лет стала самой горячей точкой Северного Кавказа. Потом его сменил Юнус-Бек Евкуров, бывший армейский спецназовец, который неожиданно повел тактику контртеррора с человеческим лицом. Нас тогда, конечно, тоже, мягко говоря, не любили. Но Евкуров проводил тактику умной силы и вел диалог с правозащитниками».

По словам Черкасова, при Евкурове правозащитники в Ингушетии в основном занимались гражданским контролем в зоне проведения контртеррористических операций. «Мемориал» также активно помогал фигурантам «ингушского болотного дела», появившегося после митингов в Магасе против изменения границы между Ингушетией и Чечней весной 2019 года. Сейчас к уголовной ответственности по этому делу привлечены 52 человека. Юрист «Мемориала» Наталья Морозова считает, что нападки ингушской ФСБ на «Мемориал» связаны с тем, что именно эта организация защищала обвиняемых по ингушской «болотке».

Всего по состоянию на 2020 год «Мемориал» выиграл в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ) 15 дел о нарушении прав человека в Ингушетии: государство признали ответственным за пытки и похищения жителей республики, а также несправедливые судебные разбирательства. Например, в деле «Цечоев против России», которым занимались юристы «Мемориала», силовики обвинялись в том, что пытками выбили у местного жителя Магомеда Цечоева признательные показания, на основе которых суд приговорил его к 13 годам лишения свободы. Всего ЕСПЧ присудил выплатить пострадавшим в Ингушетии более миллиона евро компенсации.

Как ингушские силовики боролись с «Мемориалом»

В ноябре 2021 года Генпрокуратура потребовала ликвидировать международное общество «Мемориал» за «устойчивое пренебрежение законом». Прокуроры заявили, что организация неоднократно допускала нарушения и не устраняла их. Все нарушения, о которых идет речь, связаны с законом об НКО — «иностранных агентах».

В иске Генпрокуратуры в Верховный суд приводится 20 пунктов: это отсутствие маркировки о статусе «иноагента» в аккаунтах «Международного Мемориала» в фейсбуке, твиттере, «ВКонтакте», инстаграме и на ютьюбе; на сайте 1968.memo.ru; на сайте базы жертв политических репрессий base.memo.ru; на сайтах с кадровым составом органов госбезопасности СССР nkvd.memo.ru и с топографией террора topos.memo.ru. 

Еще два административных нарушения, которые указаны в иске Генпрокуратуры, касаются прошлогодней Московской международной книжной ярмарки. Тогда прокурорская проверка установила, что «Мемориал» продавал на ярмарке книги «Папины письма. Письма отцов из ГУЛАГа к детям», «Творчество и быт в ГУЛАГе», «Место памяти Сандармох» и настольную игру по советской истории «74» без маркировки «иноагента». Однако все книги (кроме «Сандармоха») были изданы в 2015–2016 годах — еще до того, как власти объявили «Мемориал» «иностранным агентом».

Большинство протоколов из 20, легших в основу иска Генпрокуратуры, составлены Роскомнадзором (РКН) по обращению управления ФСБ по Ингушетии. 

Еще один иск — уже по поводу ликвидации правозащитного центра «Мемориал» — подан московской прокуратурой в Мосгорсуд, однако тоже связан с ингушскими силовиками. В этом иске прокуроры опираются на постановления Тверского районного суда Москвы, который выносил решения о нарушениях на основании сведений, полученных от Роскомнадзора. При этом в РКН с заявлением на «Мемориал» (о том, что центр не промаркировал свои страницы в фейсбуке, «ВКонтакте» и твиттере) обратилось именно управление ФСБ по Ингушетии.

Всего в иске московской прокуратуры указаны четыре нарушения. Три из них — это отсутствие маркировки, которое обнаружили эфэсбэшники из Ингушетии в соцсетях «Мемориала». Четвертое связано с обращением от некоего гражданина Андрея Шувалова — по поводу отсутствия маркировки на сайте legal.memo.hrc.org. За каждое нарушение правозащитный центр «Мемориал» привлечен к ответственности дважды: как организация и в лице руководителя Александра Черкасова.

В чем именно обвиняют «Мемориал» — и почему эти обвинения абсурдны

Закон о некоммерческих организациях — «иностранных агентах» был принят в 2012 году. НКО, объявленные «иноагентами», обязали особым образом маркировать статьи. Но конкретные требования (такие, как в случае со СМИ — «иноагентами», когда отдельным приказом Роскомнадзора закреплен текст маркировки и даже размер шрифта для нее) для НКО определены не были. В законе говорится только, что материалы «должны сопровождаться указанием, что они изданы или распространены некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента». Указаний, что такая пометка должна стоять, например, в начале каждого сообщения (как в случае со СМИ — «иноагентами»), там нет. Юристы «Международного Мемориала» в своих объяснениях в Роскомнадзор жаловались также, что неясно, что именно считать «материалом», который необходимо маркировать.

В 2014 году Минюст внес в список «иноагентов» правозащитный центр «Мемориал», а в 2016-м — его головную организацию «Международный Мемориал». Тогда организация заявила, что считает это решение противоправным и будет обжаловать его в суде. Тем не менее после нескольких штрафов маркировку решено было все-таки ставить, говорит юрист «Мемориала» Наталья Морозова. В акте проверки Минюста от 2016 года (есть в распоряжении «Медузы») действительно сказано, что «Мемориал» устранил нарушения по маркировке, а новых нарушений тогда министерство не обнаружило. 

Но в июле 2019 года в Роскомнадзор поступило заявление от ингушского управления ФСБ. В заявлении силовиков говорилось, что «Мемориал» нарушает законодательство и не ставит маркировку «иноагента» в своих соцсетях. К обращению ФСБ по Ингушетии были приложены скриншоты: материал о выставке, посвященной книге «Собачье сердце», пост в фейсбуке с историей репрессированного Василия Чубукова, пост с цитатой из анонимного письма Сталину о голоде в колхозах, анонс книги про катынский расстрел. 

«Мемориал» действительно не поставил маркировку в соцсетях на эти материалы, рассудив, что это просто ссылки на сайт, где требуемая маркировка имеется. «ФСБ просто посмотрела ресурсы в соцсетях, которые до того Роскомнадзор не требовал маркировать — [ведь] речь шла только о маркировке сайта, — и написала десяток бумаг в Роскомнадзор», — комментирует Черкасов.

Роскомнадзор рассмотрел обращения ингушского управления ФСБ через месяц. «После того как нас вызвали в РКН по этим обращениям, мы начали проверять все наши соцсети и ставить везде эту маркировку», — рассказывает Морозова. Тем не менее Тверской суд Москвы признал «Мемориал» и его гендиректора Яна Рачинского виновными в административных правонарушениях.

А в ноябре 2019 в Роскомнадзор обратился некий Андрей Шувалов (на момент публикации этого материала «Медузе» не удалось выяснить, кто он такой), он пожаловался на отсутствие маркировки на нескольких сайтах «Мемориала» — base.memo.ru, 1968.memo.ru и nkvd.memo.ru — и даже в разделе «Блоги» «Эха Москвы». 

«Мы не промаркировали эти сайты, потому что рассуждали так: по факту это базы данных, не какая-то новая, созданная нами информация. А на сайте „Года прав человека“ [1968.memo.ru] стояла пометка, что он создан на деньги посольства Канады и Фонда Белля — то есть читатель проинформирован об иностранном финансировании», — поясняет Морозова. 

По этим обращениям на «Мемориал» составили еще несколько протоколов, а Тверской суд вынес решения об административных правонарушениях. Сейчас на всех этих сайтах есть пометка о статусе «иноагента». 

За нарушения, связанные с «иноагентским» статусом, «Мемориал» уже выплатил штрафов более чем на шесть миллионов рублей. Деньги были собраны с помощью краудфандинга. За каждое нарушение общество привлекли к ответственности дважды: как организацию и в лице гендиректора Яна Рачинского.

В 2020 году по просьбе «Международного Мемориала» московский муниципальный депутат Елена Котеночкина написала письмо в Роскомнадзор, попросив разъяснить порядок маркировки материалов — чтобы правозащитники могли избежать новых нарушений и штрафов. Ведомство ответило, что «требований к форме и порядку размещения [маркировки] действующее законодательство не содержит», а контролировать НКО и вовсе должен Минюст.

В своем иске Генпрокуратура подчеркивает «систематичность» нарушений «Мемориала». При этом протоколы Роскомнадзора, на которые ссылается ведомство, составлены в короткий период времени — в основном осенью 2019 года, когда РКН готовил по несколько таких протоколов в день. А о том, что та самая маркировка должна стоять на каждом сообщении в социальных сетях, «Мемориал» узнал уже после того, как на него посыпались штрафы — хотя до этого Минюст не считал отсутствие уведомления о статусе «иноагента» в соцсетях нарушением.

Кроме того, чтобы доказать умышленность нарушений «Мемориала», Генпрокуратура приводит в пример заявление общества, опубликованное девять лет назад, в сентябре 2012 года. В нем «Мемориал» критикует только вступивший в силу закон об «иностранных агентах».

Отсутствие пометок в соцсетях и на сайтах «Мемориала» Генпрокуратура трактует как нарушение российской Конституции, Всеобщей декларации прав человека, Конвенции о правах ребенка и Международного пакта о гражданских и политических правах. «Ликвидация [общества] является соразмерной допущенным нарушениям», — резюмирует ведомство.

Почему «Мемориал» пытаются ликвидировать именно сейчас

«После его [Юнус-Бека Евкурова] ухода нам прилетело — и за то, что не связано с работой нашего офиса», — говорит Александр Черкасов, имея в виду, что претензии ингушской ФСБ оказались связаны не с работой «Мемориала» в республике, а с отсутствием маркировки.

Первое обращение от ингушской ФСБ поступило в Роскомнадзор в августе 2019-го — через месяц после того, как Юнус-Бек Евкуров покинул пост. Его место занял бывший прокурор республики Махмуд-Али Калиматов, который, по словам Черкасова, пока ведет себя «незаметно»: в отношения силовиков и правозащитников не вмешивается.

Для ФСБ Ингушетии это просто была ситуативная месть: «Мемориал» освещал протесты в Магасе и помогал фигурантам уголовных и административных дел, что раздражало силовиков, поэтому они писали доносы, говорит председатель совета правозащитного центра «Мемориал» Олег Орлов.

«Если бы не было Ингушетии, нашли бы что-то другое, — считает Орлов. — У большинства НКО сейчас есть штрафы, которые так же могут положить в основу иска о ликвидации — было бы политическое решение. Все дело в том, что в 2012 году для этого появился инструмент. Тогда мы говорили, что это репрессивный закон, который дает возможность придираться к организациям и в конце концов их запрещать. В итоге прошло девять лет, и через девять лет этим инструментом решили воспользоваться».

В «Мемориале» считают нынешний иск Генпрокуратуры самой большой угрозой существованию организации за всю ее 30-летнюю историю. Тем не менее организация продолжит свою работу, говорит ее гендиректор Ян Рачинский. «Вряд ли после ликвидации „Мемориала“ в России перестанут нарушать права человека, — говорит юрист Наталья Морозова, — так что мы продолжим работать, вероятно, в каких-то других формах».