«Мы были готовы к атаке, но не к погрому» Сотрудники Tut.by — о том, что происходит с ними и с порталом, который решил закрыть Александр Лукашенко

Во вторник, 18 мая, в Беларуси началась настоящая спецоперация против интернет-портала Tut.by, одного из самых популярных в стране. В отношении руководителей портала возбудили уголовное дело по обвинению в уклонении от уплаты налогов. Сам портал был заблокирован, а больше десяти его сотрудников — задержаны, с них взяли подписку о неразглашении, и они даже не могут рассказывать о происходящем. «Медуза» поговорила с несколькими сотрудниками Tut.by, которым силовики еще не запретили общаться с прессой.

Анна Руденко

редактор Tut.by

День [18 мая] начался с работы. Я нормально работала, как всегда. И тут в дверь постучались. Представились: «Здравствуйте, мы ДФР». Я посмотрела в глазок и поняла, что никто не шутит и что это ДФР, и открыла дверь. Ко мне зашли три подполковника и показали постановление на обыск от генерального прокурора.

Когда постучались в дверь, я успела сообщить в редакционный чат, что ко мне пришли. Конечно, я не предполагала, что пришли ко всем. Но, увидев постановление об обыске, я поняла, что как минимум пришли к бухгалтеру и генеральному директору. Мне было совсем непонятно, какое отношение я могу иметь к делу о якобы неуплате налогов. Не предполагала масштаб того, что происходило. Пыталась спросить у сотрудников ДФР: «А что же происходит? Что пишут на „Тутбае“?» 

Мой статус [в деле] не был прописан. Прозвучало что-то вроде: «Во время расследования уголовного дела по такому-то адресу у такого-то сотрудника могут находиться материалы, важные для дела».

Я попросила адвоката, но мне отказали. Не разрешили подойти к домашнему телефону. Сказали не трогать гаджеты и что каждый мой шаг будет сопровождаться. Встал вопрос с понятыми. Я предложила пройти вместе по соседям и найти понятых. Они сказали: «Нет, спасибо, мы сами». Пришло двое понятых. 

Во время обыска все было очень корректно, у меня нет вопросов. Со мной очень вежливо разговаривали и даже успокаивали. Ведь я не понимала до последнего, чем закончится: останусь ли я дома, поеду ли с ними, вернусь ли оттуда или буду задержана, а позже — заключена под стражу. Меня ни в чем не ограничивали. Хотите — пейте воду, кофе. Я была свободна в посещении туалета. Но в любом случае ситуация неприятная. Как бы ты ни думал, что готов к обыску, ты никогда морально и эмоционально не готов. 

Обыск длился около трех часов. Сотрудники ДФР оформили документы и протоколы. Забрали всю технику, которая была дома: старые ноутбуки, телефоны, все флеш-накопители, взрослые и детские телефоны. А потом собрались и сказали: «Мы уходим, а вы остаетесь дома». Сейчас у меня по делу статус свидетеля. Меня предупредили, что в рамках следствия могут вызвать для допроса. Но что будет дальше, ни они не знают, ни я. 

Только когда сотрудники ДФР ушли, я узнала, что пришли ко многим моим коллегам, в офис редакции, что все продолжается и я одна из первых, кто остался на свободе. 

Сначала я позвонила по домашнему телефону мужу, а потом адвокату. Адвокат сказал, что хорошо, что все сегодня закончилось так. Я стала переживать за коллег — и до сих пор переживаю. После обыска я уже не работала, потому что работать не с чего.

Старший сын пришел домой в невероятном стрессе. Он в школе прочел новости, стал звонить маме — я была недоступна. И он бежал домой в страхе, что меня уже не увидит.

Вадим Трусов

бизнес-аналитик Tut.by

Я находился на даче, которая записана на маму. Проснулся, сделал зарядку, поел, сел работать. И тут в дверь дачи зашло много человек, около семи. Они знали, где я нахожусь, хотя об этом знало небольшое количество людей. Скорее всего, по биллингу телефона вычислили. На даче я был один. 

Все произошло в мгновение ока. Когда я увидел, что заходят странные люди, то выключил компьютер. Мне на телефон постоянно звонили, и я понимал, что, скорее всего, не одинок в своем несчастии. Но я не сообщил редакции о том, что ко мне пришли. У меня не было такой возможности. 

Один из сотрудников ДФР показал ксиву, представился и предложил поехать с ними, собрав все ноутбуки и прочую технику. 

Мы поехали по месту прописки моей мамы. В тот момент, когда мы вышли с дачи и сели в транспорт, я глубоко вздохнул и понял, что у меня очередное приключение. И относился к этому так. Сами сотрудники ДФР вели себя корректно. 

Дома был обыск с изъятием техники и денежных средств. Всю технику забрали, мамину в том числе. Мама была дома, не знаю, к счастью или к сожалению. Она отреагировала очень спокойно. Мама работает преподавателем изо — во время обыска проводила с оперативниками беседы про изобразительное искусство.

Морально к обыску и дальнейшему опросу в ДФР я был готов. Но моральная готовность до того, как к тебе пришли, и когда к тебе приходят — разные вещи. Это было неожиданно. Я был уверен, что если они придут, то они придут по месту прописки у мамы и у меня будет время ахнуть, сесть в такси и умчаться в аэропорт. То, что они приехали на дачу, меня немного обескуражило.

Неожидан и масштаб, как это происходит сейчас. У меня ощущение, что мы все были готовы к атаке, но не к погрому. А сейчас именно погром. Когда в ДФР я увидел нашего программиста, у меня екнуло. Я понял, что это не просто хиханьки-хаханьки, а реально погром. Что дальше будет, мне пока вообще непонятно.

Александра Квиткевич

журналист отдела финансов Tut.by

Было все как всегда. И тут стали писать у нас в рабочем чате, что у наших коллег обыски. Нам ограничили доступ к сайту, и мы решили работать через соцсети. Работники, у кого не было обыска, быстро разделили, кто что делает. Это была экстренная организация работы в тех условиях, в которые нас поставили. 

Часть людей у нас работает удаленно. Я в том числе. И это неизвестность, что с коллегами, когда ты вздрагиваешь от каждого шага, не знаешь, придут ли к тебе или нет. Весь день был очень тревожный. Последнее сообщение в общем чате было в два часа ночи. Работников из офиса держали допоздна и не выпускали оттуда. Что с ними — неизвестно. И ты делать ничего не можешь из-за попыток выяснить, что происходит. Частично об этом нам сообщали адвокаты, которых вызвали задержанным. Что-то сообщали коллеги из других СМИ. Кому что удавалось узнавать.

Сегодня поспокойнее, потому что первый день уже пережили. В офис я не ходила. Но те, кто пришел, хотели посмотреть, что там сейчас происходит. Охранник сказал, что в редакцию нет доступа и пройти нельзя.

Невозможно работать над крупными темами. Их некуда публиковать просто. В соцсети идут небольшие сообщения. И многие журналисты сейчас не задействованы. 

Пока неизвестно, что будет с сайтом. И будет ли возможность более широко освещать новости или только в режиме социальных сетей, как сейчас. Над социальными сетями работают редактора. Остальные до выяснения обстоятельств ожидают, что будет дальше. Работа парализована. Те, у кого сейчас нет работы, помогают с передачами задержанным. 

Я боюсь потерять работу в Tut.by. Это такое место, когда ты чувствуешь, что на своем месте. Я понимаю, что после вчерашнего у меня, возможно, будет волчий билет в журналистику в этой стране, но тем не менее я надеюсь остаться в журналистике. У меня есть хобби, я люблю печь торты, пряники, печенье. И как запасной вариант — пойду работать кондитером в кондитерскую. 

Сергей Балай

редактор фотоотдела Tut.by 

Вообще вчерашний день начался с очень хорошей планерки, на которой мы обсуждали, как мы будем встречать нашу коллегу Катю Борисевич. У всех было довольно приподнятое настроение. Пару минут после планерки я мыл посуду, готовил кофе. И потом резко посыпались сообщения в общем чатике. И это было даже не как холодный душ, а ледяной град.

Сразу был очень короткий быстрый шок, а потом пришло понимание, что нужно что-то делать по работе. Была абсолютная путаница, так как офис закрыт, руководящие позиции обыскивали, и нужно просто было делать свою работу. Я отправил фотографа к офису, ее в итоге задержали. 

С 2010 года у меня есть чувство, что может кто-то прийти. Как-то я заказал себе внешний жесткий диск и забыл про это. И мы сидели дома женой, и тут начали звонить в домофон. Я говорю: «Мы не открываем», — и только потом вспомнил про бедного курьера. Такая уже профдеформация. Но вообще всегда вздрагиваешь. Чувство страха просто зашлифовывается со временем. 

В целом всегда себя готовишь к самому худшему. Но когда начались поствыборные события после 9 августа 2020 года, тогда было по-другому. Я жил в другом месте, у меня в квартире был чуть ли не оперативный штаб. Приходили фотографы, обрабатывали фото, пили чай, кофе, убегали в ночь. Приходили журналисты. Привели как-то девочку, которая боялась пройти через ОМОН. За две недели это была не квартира, а пристанище.

Был кураж, белорусская революция выглядела совершенно не так, как сейчас. Был подъем. Сначала полный разгром, кровь, первая смерть, а потом наши прекрасные женщины, которые выстроились в цепи солидарности, и никто ничего не мог поделать с этим. Это был рок-н-ролл, а сейчас понимаешь, что рок-н-ролл уже закончился. 

Власть постоянно закручивает гайки, это традиционная методика. Закручивает и смотрит, насколько круто можно повернуть. А сейчас она не смотрит, а просто знает, что насколько она закрутит, настолько и вытерпим. И Tut.by — очередной поворот ключа. 

По охвату и подаче информации все, что касается новостей, экономики, политики и общества, — это самые читаемые материалы портала. И я уверен, что без объективной свежей экономической, политической информации остались в первую очередь чиновники. Я уверен, что они читали портал и делали выводы. Не говоря уже обо всех остальных людях, которые пытались понять о девальвации, кредитах и инфляции, о том, как изменится экономическая ситуация в стране. Мы пишем про это доступным языком, но сейчас не можем донести это до людей. И для Беларуси это катастрофическая ситуация.

Нас читает 3,6 миллиона в сутки «уников» (уникальных пользователей, — прим. «Медузы») из Беларуси. И вот закрыли портал. Мне обидно за такую оценку нашей работы. Оставить страну без информации? Да запросто. И реакции ноль. Виртуальная реакция — это прекрасно, лайки с диванов и рисунки солидарности — это прекрасно. Но с другой стороны — и что? Говорят, можно дно пробивать бесконечно. Конечно, можно. Но последний призрак либерализма в Беларуси был убит абсолютно полностью.