Накануне митинга данные полумиллиона сторонников Навального утекли в сеть. Вот одна история о последствиях Яну Холодову попросили уволиться по «приказу сверху» — а потом велели забыть об этом

18 апреля сотрудница «Мосгортранса» Яна Холодова получила анонимное письмо на личный имейл. В нем говорилось, что ее данные утекли с сайта free.navalny.com — и что скоро о том, что девушка планирует выйти на митинг в поддержку Алексея Навального, узнает ее работодатель. Холодова не придала этому значения и 21 апреля пришла на акцию в центр Москвы. Уже на следующий день ее попросили уволиться по собственному желанию, но потом внезапно передумали. «Медуза» попросила Яну рассказать все подробности этой истории.

Я работаю инженером-технологом в «Мосгортрансе» около трех лет. [22 апреля] я пришла на работу, все было замечательно. И тут меня вызвали к заместителю директора [Роману Чурилову]. 

Все началось с того, что он сказал: меня ждет не особо приятный разговор, в каком-то роде сложный. [Потом сказал,] что ему пришел некий приказ уволить меня до завтрашнего дня. На вопрос, по какой причине и кто прислал [приказ], мне не ответили. Единственное, что сказали, — что я «сама обо всем знаю». А я знать ни о чем не знаю. Единственное, что знаю, — мои данные были слиты.

[После утечки] мне пришло письмо (есть в распоряжении «Медузы»). Там было написано, что [директор ФБК Иван] Жданов обещал, что никакие данные, кроме электронных адресов, не утекли, но что на самом деле это вранье. В письме я обнаружила свой адрес по паспорту, где давно не проживаю, номер телефона и [название] работодателя.

Я восприняла все это саркастично: выложила скрин у себя в инстаграме с вопросом, почему так мало данных про меня собрали. Где же ИНН и кличка кота?

Несмотря на письмо, я вышла на митинг 21 апреля. Мне понравилось, что нам вообще не мешала полиция. Да, они перекрыли дороги, чтобы люди не подошли к ФСБ и другим очень знаковым местам. Но то, что никого не избивали, — я была, мягко говоря, в шоке. Мы туда шли с подругой, зная, что, возможно, нас будут лупасить дубинками. Но, видимо, все агрессивные омоновцы переместились в Питер. 

Еще мне понравилось, что очень много людей вышло, не боясь, что они будут задержаны, не боясь преследований, слитых баз, что сообщат на работу. Очень здорово оказаться среди людей, которые разделяют твои взгляды, которые так же возмущены ситуацией в стране и хотят свободы политическим заключенным. Хотят, чтобы в принципе в нашей стране соблюдались законы. 

Еще в том письме говорилось, что через три дня такое же письмо получит мой работодатель. Тогда я посмеялась над этим. Но когда мне сказали, что меня вызывают «на разговор», я уже ожидала чего-то такого. Заранее включила диктофон на телефоне (часть этого разговора опубликована в телеграм-канале «Открытки, — прим. «Медузы»).

Я была немножко шокирована и по большей части слушала, что он [заместитель директора] говорит. [Он говорил,] что у нас страна такая — и он ничего не может с этим сделать. Мне показалось, что он был крайне ошарашен этой новостью.

У нас очень серьезные проблемы с кадрами — мы и так не можем найти сотрудника на свободную вакансию, а тут двоих придется искать. Думаю, он был озадачен не меньше, чем я. Наверно, не очень приятно, когда тебе сверху поступает приказ уволить человека, который выполняет очень много функций. Наверно, он мне посочувствовал. Хочу верить, что посочувствовал, а не оказался на стороне властей. 

В [какой-то] момент разговора у меня не особо получилось сдержать свои печальные эмоции. Я просто сказала: «Да, я все поняла», — и ушла из кабинета. Подписывать заявление об увольнении по собственному желанию я, естественно, не стала — потому что такого желания у меня нет.

С теми зарплатами, которые у нас в стране платят инженерам, и с учетом, что в Москве очень дорого жить, у меня давно было желание поискать новую работу. Но я рассчитывала уйти, когда будет понятно, куда уходить, а не вот так. Свои обязанности я выполняю, в состоянии опьянения на рабочем месте не нахожусь, так что каких-то законных причин для моего увольнения нет. 

Вернувшись на свое рабочее место, я начала собирать вещи, и тут у меня просто перезагрузился комп. Я ввела свой рабочий пароль, а он мне написал, что такого пользователя больше нет. Меня уже как бы уволили. Но это был еще не конец рабочего дня, и я не хотела давать своему работодателю повод уволить меня за прогул — поэтому осталась. 

Потом пришел мой непосредственный начальник — начальник отдела. Я спросила у него: «Что вы мне скажете по этому поводу?» Он был в печальном состоянии. Сказал, что все не понимают, что происходит. У меня весь отдел в шоке, что такое вообще может быть. 

До этого я много раз принимала участие в митингах, в пикетах, неоднократно участвовала во всяких инициативах. Я не скрывала этого и без проблем работала. На провластные митинги меня никогда от работы не звали.

В моем отделе все знали, что я активно принимаю участие в митингах, что я не буду молчать ни о чем. У меня коллеги часто спрашивали: «Как прошло?» или «Ой, как ужасно, там всех избили, кошмар, ты, главное, не попадайся». Но если кто-то еще из коллег и ходит [на акции], то не особо это афиширует. У нас очень многие боятся потерять работу. Скажем так, все недовольны политической и экономической ситуацией в стране, но чтобы открыто выходить и заявлять, что мне это не нравится, что я хочу изменений и перемен, — нет. Все говорят, что это бесполезно, ничего не изменит — лишь проблем нахватаешься и все. 

Мне на самом деле нравится, что делает ФБК. Они раскрывают то, чем живут и что скрывают наши чиновники. Это важно для общества, которое живет в нищете. Сейчас деятельность ФБК хотят признать экстремистской — и это полная чушь. Предполагаю, что гайки и дальше будут закручиваться, будут всячески давить на тех, кто поддерживает их финансово, распространяет информацию. Это может вылиться в очень масштабную программу против оппозиции.

Конечно, как и любому человеку, мне страшно. И сесть в тюрьму страшно. И страшно жить в стране, когда у тебя зарплата 30 тысяч, а тебя просто так берут и увольняют. В то же время для меня важно выходить на улицу [на акции], а не просто сидеть дома и обсуждать в чатиках с друзьями, как все плохо. Важно заявлять о том, что тебе не нравится. Но, конечно, нужно действовать в рамках закона, мирно. 

Сегодня утром я пришла на работу, как и положено рядовому сотруднику. Пропуск по-прежнему работал, компьютер — тоже. Я ждала, пока меня вызовут — к заместителю директора, директору или в отдел кадров, но ничего не происходило. После обеда я решила узнать у начальника отдела, что мне делать. Он сказал идти к заму и разговаривать с ним.

Я так и сделала: пришла, предложила ему работать в правовом поле, и если есть такая острая необходимость меня уволить, то давайте, мол, разойдемся на увольнении по соглашению сторон. На это мне ответили, что не понимают, о чем речь. Что вчерашнего разговора вовсе не было и я могу продолжать работу, но доверие ко мне утрачено.

Не знаю, после какой конкретно публикации [СМИ] они решили прикинуться тапками — мне много кто звонил с просьбой дать комментарий по поводу увольнения. Но огласка работает!

Я восприняла все это, конечно, положительно, потому что такое скорое увольнение не входило в мои планы. Это дало возможность в этом месяце оплатить съемную квартиру и не остаться на улице с котом. Я даже шутила, что, может быть, у меня едет крыша и что мне реально все показалось. Наверное, если бы не было диктофонной записи разговора, то мой мозг убедил бы меня в этом. Своего рода абьюзивные отношения, газлайтинг.

Пока я буду работать тут, но активно начну искать новое место. Полагаю, что у меня начнутся проблемы с тем, чтобы отпроситься на собеседования. Будут делать выговоры за малейшие проступки вроде опоздания на пару минут. Короче говоря, вставлять палки в колеса. Но теперь я хотя бы реально уйду по собственному желанию или [меня уволят] по статье. В любом случае это хотя бы будет в рамках закона.

«Мосгортранс» не ответил на запрос «Медузы» до публикации материала