Этот процесс напоминает правление Путина. Оно такое же бессмысленное Любовь Соболь выступила с последним словом по «квартирному делу». Репортаж Кристины Сафоновой

В Перовском районном суде Москвы завершается процесс по «квартирному делу» Любови Соболь. На заседании 14 апреля суд закончил изучать доказательства, после этого прошли прения сторон, а Любовь Соболь выступила с последним словом — в котором заявила, что приговор по делу точно будет обвинительным. О заседании рассказывает спецкор «Медузы» Кристина Сафонова.

«Вот мой новый адвокат по назначению», — обращается к зашедшим в зал суда журналистам Любовь Соболь. И указывает на сидящую рядом с ней женщину с короткими темными волосами.

Точно так же 12 апреля начиналось прошлое заседание по «квартирному делу». На этот раз адвокат по назначению новый — и она отказывается сообщить Соболь даже свое имя. На что та пожаловалась журналистам.

«Говорит, что показала удостоверение судье. Я спросила, ознакомилась ли она с материалами уголовного дела. Она сказала, что да. Но на мой вопрос „когда?“ не ответила, — рассказывает о новом защитнике соратница Навального. — Очевидно, что адвокат по назначению будет работать в связке с обвинением и потерпевшими».

Адвоката по назначению эти слова доверительницы явно задели — она тут же спрашивает, известна ли Соболь статья о клевете. Оппозиционерка в ответ просит ее представиться. Их спор длится недолго, в зале появляется мировая судья Инна Шилободина.

Соболь встает с места и включает камеру на телефоне. «Что за цирк вы устроили? Для чего понадобилось меня сюда принудительно доставлять?» — интересуется она у судьи.

Решение о принудительной доставке подсудимой в суд Шилободина приняла накануне вечером — после того, как Любовь Соболь не пришла на заседание 13 апреля. Свое отсутствие она объяснила в твиттере — тем, что ее надлежащим образом не уведомили о дате нового заседания. Ведь 12 апреля она ушла из суда еще до формального окончания заседания, чтобы успеть домой к восьми вечера (такое требование есть в мере пресечения по «санитарному делу»). В итоге утром 14 апреля к Соболь домой пришли приставы. Они же привезли ее в суд.

— Я была вчера в восемь [часов вечера] дома, мне повестку никто не доставил! — возмущается оппозиционерка, держа перед собой телефон.

— Любовь Эдуардовна, вами ведется видеозапись? — уточняет судья.

— Почему я должна собирать своего ребенка в школу и одеваться в присутствии приставов? — не обращает внимания на вопрос Соболь.

— Любовь Эдуардовна, вами ведется съемка? — повторяет вопрос Шилободина. — Я делаю вам замечание.

— Ваши действия незаконны! — говорит Соболь.

К ее столу подходят три пристава и встают так, чтобы загородить собой тещу Константина Кудрявцева Галину Субботину, его жену Ирину (они признаны потерпевшими) и прокурора. Еще двое выстраиваются у стола судьи. Один из них требует, чтобы Соболь прекратила съемку. Но та не соглашается. Прокурор Константин Головизнин просит судью сделать оппозиционерке замечание. Судья тут же прислушивается к его словам.

— Суд должен быть независимым! — эмоционально говорит Соболь.

Что-то добавить пытается и адвокат по назначению, но Соболь ее перебивает: «Вы кто вообще?»

Судья Шилободина несколько раз просит соратницу Навального занять свое место. А прокурор Головизнин — оштрафовать за нарушение порядка. Соболь в ответ повторяет, что ее права нарушены, и настаивает на том, чтобы ей назвали фамилию нового адвоката.

— Она была вам озвучена, — говорит судья Шилободина.

— Вы пригнали человека защищать меня, а я его даже не знаю, — не соглашается Соболь.

Спор продолжается несколько минут. Судья предпринимает две попытки вернуться к исследованию доказательств по делу, но Соболь раз за разом требует, чтобы суд представил адвоката по назначению. Наконец, Шилободина сдается и произносит фамилию женщины — но делает это так тихо и нечетко, что расслышать ее невозможно.

Соболь тут же заявляет адвокату отвод. А прокурор вновь обращает внимание суда на то, что она проводит съемку — и просит удалить ее из зала до окончания прений.

— Я никаким образом не нарушаю регламент, — возражает Соболь. И просит судью разрешить ей снимать на телефон.

— Вам уже в этом отказали [на первом заседании], — напоминает прокурор.

— Почему вы меня перебиваете? Вы тоже хотите квартиру [получить], как отравитель Навального? Вы должны в суде о законе думать, а не о квартире! — повысив голос, отвечает ему Соболь. И вновь заявляет отвод.

Против этого только прокурор Головизнин, который уверен, что оснований для отвода нет. Судья ненадолго скрывается в совещательной комнате, а вернувшись, к удивлению Соболь, удовлетворяет ее просьбу.

Тогда прокурор снова жалуется на то, что оппозиционерка без разрешения суда снимает заседание на телефон, и вновь просит ее оштрафовать. «Вы сами никак не можете определиться, то вы хотите меня видеть, то удаляете из зала, то привозите меня с эскортом на двух машинах, — недоумевает Соболь. — У меня есть право на открытый и гласный процесс». И добавляет, что прокурор Головизнин просто не хочет, чтобы его родственники и друзья узнали, что он участвует в процессе по сфабрикованному делу.

Судья делает Соболь очередное замечание, просит ее никого больше не перебивать и предлагает продолжить рассмотрение дела. Соболь замолкает, но снимать не прекращает. Перед ее столом продолжают стоять приставы.

«Женщина с камерой в руках хотела ворваться»

Прокурор Константин Головизнин поднимается с места и подходит к монитору, стоящему на столе секретаря. Берет один из дисков в коробке для бумаг, долго пытается открыть записанный на нем файл, что-то негромко говорит судье. И следом невнятно зачитывает описание видео, на котором неизвестные в форме сотрудников Роспотребнадзора звонят в дверь, но сам ролик по неясной причине не показывает.

Дальше берет следующий диск и проделывает с ним те же манипуляции. Говорит: «Это видео мы смотрели уже».

— Ваша честь, я вообще не вижу, что происходит, — обращается к судье Соболь.

— Вы можете подойти, Любовь Эдуардовна, — сухо предлагает ей прокурор.

— Но приставы тут стоят! Может, они присядут?, — возражает оппозиционерка, указывая на нависших над ней сотрудников в бронежилетах.

Судья успокаивает ее, объясняя, что скоро «все наладят» и «все будем смотреть». А прокурор не упускает шанса напомнить:

— Вы осуществляете незаконную видеосъемку!

— Почему прокурор все время допускает реплики? — возмущается Соболь. Судья делает ей очередное замечание.

— У нас кто процесс ведет? Прокурор или судья? — реагирует Соболь. Шилободина и Головизнин оставляют ее вопрос без ответа.

Наконец, прокурор признает, что из-за технических сложностей не может включить видео. И перечисляет страницы из материалов дела, которые хочет огласить. Среди них заявление Галины Субботиной о проникновении в ее квартиру неизвестной женщины, полицейский рапорт и справки на квартиры № 37 и 38. Первая принадлежит сотруднику ФСБ Константину Кудрявцеву — и именно в нее, по версии следствия, проникла Соболь. Вторая — теще, жене и сыну Кудрявцева, которые признаны потерпевшими по этому делу.

На этом прокурор Головизнин хочет закончить представление доказательств вины Соболь — с этим делом он явно спешит и легко отказывается не только от полученных следствием роликов, но и от свидетелей, если те не смогли прийти в суд в назначенный день (так, например, произошло с сотрудницей полиции Елизаровой). Однако в зале появляется работник суда с ноутбуком и предлагает воспроизвести файлы на нем. Головизнин вынуждено соглашается и включает две аудиозаписи.

На первой Галина Субботина говорит с диспетчером полиции. Ее голос заглушает шум из открытого окна, но некоторые фразы удается расслышать: «Заклеили глазок жвачкой», «Через какое-то время привезли пиццу», «Пыталась ворваться».

На второй записи Субботина звонит на номер 112 и жалуется на бездействие полиции. «У нас с самого утра, с 8:15, стали звонить в дверь. Я выглядываю в глазок, там залеплено жвачкой, по ногам видно — три человека. Я испугалась», — рассказывает она.

И следом описывает странный визит людей — якобы из Роспотребнадзора — которым ее дочь открывать не стала. «Так это не все! — продолжает Субботина. — Нам принесли пиццу, и женщина с камерой в руках хотела ворваться. И у меня была пицца в руках, я не смогла ее остановить».

Диспетчер уточняет, нужна ли ей скорая. Женщина отвечает отрицательно. Запись обрывается.

У прокурора Головизнина остается еще несколько дисков, но открыть файлы с них даже на ноутбуке он не может. А потом с безразличием в голосе говорит: «Ну, значит, гособвинение доказательства представило».

Судья интересуется у Галины Субботиной и Ирины Кудрявцевой, хотят ли они исследовать какие-либо доказательства. Какое-то время обе растерянно смотрят на судью, после чего Субботина отказывается. «Все устраивает», — говорит она.

Когда очередь представлять доказательства переходит к стороне защиты, адвокат Владимир Воронин просит огласить его замечания к протоколу опознания Соболь. В них говорится, объясняет адвокат, что следователь задал Галине Субботиной наводящий вопрос, после которого та и узнала оппозиционерку. 

Также Воронин настаивает, что нужно просмотреть видео, снятое полицейскими во время проверки показаний Субботиной у нее дома. Судья не без удивления замечает, что эта запись хранится на видеокассете. А прокурор интересуется, почему она понадобилась адвокату. 

— Я объясню, — отвечает вместо своего защитника Соболь. — На видеозаписи Субботина пояснила сотрудникам, что она разрешила [мне] пройти в квартиру, сказала: «Делай что хочешь». К сожалению, письменно эти фразы не были отражены [в документах]. 

— В настоящее время нет технических средств для просмотра, — замечает прокурор. 

— Сейчас наша очередь представлять доказательства, — возражает ему Соболь. — Вы тут по ролям зачитывали [описание другого видео]! Я говорила следователям: «Давайте не будем записывать на камеру, которую вы взяли в музее „Поля чудес“». Можно же снять на мобильный телефон! Но следователи достали откуда-то эту камеру… Я не знаю, когда я была ребенком, мой отец брал такую камеру, чтобы снимать, как я в детском саду кашу ем. 

Сказав это, Соболь занимает свое место, но тут же снова встает. И говорит, что ее адвокат еще в понедельник, 12 апреля, говорил о желании защиты просмотреть эту запись. 

— У вас был целый день, но вместо того, чтобы найти магнитофон, вы тут суету какую-то устраивали, — продолжает она. — Чем вы тут вчера занимались? Отвечали на звонки из аппарата президента?

— Любовь Эдуардовна! — прерывает ее судья. 

Адвокат Воронин предлагает объявить перерыв, но вместо этого Шилободина интересуется, будут ли у защиты другие доказательства, — и предлагает изучить их, пока решается вопрос с видеомагнитофоном. 

Соболь соглашается и решает сама озвучить важные, на ее взгляд, моменты. «Карточка происшествия, — начинает она. — Здесь указано, что скорой помощи потерпевшей не требовалось. Я так понимаю, что материального и физического вреда не было причинено».

«Объяснение Галины Субботиной, которые получил участковый Петр Тюляков: „Материальный и физический вред мне не причинен, от действий неизвестной я испугалась“», — зачитывает дальше Соболь.

Она подходит к столу судьи Шилободиной за следующим томом и вдруг восклицает: «А с кем вы переписываетесь?» Судья просит ее занять свое место и продолжать. Но Соболь возмущена: «Вы прямо сейчас вместо того, чтобы слушать материалы дела, с кем-то переписываетесь! Прямо в процессе!»

Однако быстро успокаивается и продолжает чтение. Дойдя до рапорта полицейских о том, что связаться с Константином Кудрявцевым им не удалось, Соболь замечает: «Пустой рапорт! Целый месяц и два дня они якобы пытались найти Кудрявцева и не нашли. И прикрепили пустой рапорт, в котором даже не указали его место жительства, хотя оно есть в документах». 

Следом соратница Алексея Навального озвучивает результаты молекулярно-генетической экспертизы — она показала, что в квартире Кудрявцева нет следов ДНК Соболь. В деле, добавляет она, почти 20 разных экспертиз — и все они, несмотря на протесты защиты, проводились экспертами из МВД. 

Наконец, она переходит к последнему — четвертому — тому дела. В нем содержится ходатайство ее защитника о проведении психофизической экспертизы Субботиной и проверке ее показаний на детекторе лжи. В этом суд тоже отказал, констатирует Соболь.

«Делай что хочешь, только чтобы отстала от меня»

— Камеру уже везут в суд, — говорит прокурор. 

— Может быть, пока Любовь Эдуардовна согласится дать показания? — надеется судья Шилободина. 

Адвокат Воронин возражает. Против и сама Соболь — все еще снимая участников процесса на телефон, она просит «не перемешивать доказательства». 

— Вы можете на любой стадии давать показания, — предпринимает судья еще одну попытку. — Вы сейчас готовы?

— Я сейчас готова представлять доказательства. Давайте соблюдать очередность, — настаивает Соболь. 

— Ваша честь, камера едет, — повторяет покрасневший от спертого воздуха прокурор.  

В зале повисает тишина. Приставы, нависшие над столом Соболь, устало вытирают пот с лица. Один из них на мгновение отодвигает защитную маску, делает глубокий вдох и вновь закрывает лицо. С начала заседания прошло три часа, но объявлять перерыв судья Шилободина не хочет. 

Чтобы скоротать время, прокурор Головизнин спрашивает у судьи разрешение задать несколько вопросов о видео, на котором предположительно Соболь проходит в квартиру № 37. Но адвокат Воронин и Соболь непреклонны — сейчас их очередь представлять доказательства. 

— Любовь Эдуардовна, но вы тоже можете дать показания в любой момент. Давайте сейчас, — снова говорит Шилободина.

Воронин замечает, что вынужден рассматривать ее настойчивость как давление на подсудимую. Судья поспешно оправдывается, что ее не так поняли. И продолжает сидеть на месте, не объявляя перерыв. 

— Ваша честь, сколько нам примерно ждать? — не выдерживает уже Соболь. 

— Не знаю, — тихо отвечает Шилободина. — Скоро должны привезти. 

— Ну можно было подготовиться! У вас вчера целый день был. Повестку выписать за целый день не смогли. Магнитофон тоже не нашли.

Спустя 40 минут в зал заходит сотрудница суда с небольшой видеокамерой в чехле. Прокурор вскакивает с места и спешит подключить ее к монитору, по ходу немного раздраженно комментируя: «Это разные поколения [техники]!» Уже через несколько минут он сдается и предлагает стороне защиты посмотреть видео прямо с камеры. Несмотря на их согласие, сделать это не удается — нет звука. И прокурор просит принести колонки. Их быстро находят. 

Пока Головизнин разбирается с проводами от колонок и камеры, судья спрашивает у защитника Воронина, на какой камере тот смотрел запись. «На другой, она была больше». 

— Ее сейчас привезут, — реагирует прокурор. — Там же на Петровке вертикаль… пока дойдет. — И следом обращается к работникам суда: «Другие колонки есть? Очевидно, что колонки не работают. Принесите другие!»

Уже через несколько минут в зал приносят новые колонки, затем еще одну — уже большую — видеокамеру и еще одни колонки. Прокурор Головизнин снова перебирает провода, и в зале раздается звук, похожий на пение китов. А за ним слышится голос Галины Субботиной. 

Соболь подходит ближе к камере и снимает происходящее на свой телефон. Галина Субботина на видео рассказывает о событиях 21 декабря 2020 года.

«Как-то близко она ко мне шла. Я, честно говоря, испугалась, потому что она повторяла одно и то же. Я задумалась, может, у нее с головой не все в порядке. „Ну поговори [с Константином Кудрявцевым], — я сказала. — Делай что хочешь, только чтобы отстала от меня“».

После этих слов Соболь оборачивается к залу и спрашивает: «Все? Достаточно?» Галина Субботина настаивает на том, чтобы посмотреть видео до конца. Но Соболь возражает и вместо этого спрашивает, какой рукой она якобы схватила ее. 

— Вы сами сказали [на видео], что у меня в одной руке был большой пакет с водой. А в другой — телефон. Так какой рукой я вас хватала? У меня выросла третья? — напирает она. 

— Поскольку вы в правой держали телефон, в левой у вас был пакет. Не было слова «большой» [пакет]. Да, там была вода. Но, может, он [пакет] у вас на кисти висел. Третьей руки у вас точно не было, — спокойно отвечает Субботина. 

В свою очередь адвокат Воронин уточняет, в какую именно квартиру она пошла, после того, как сказала на видео «Ну поговорите». Субботина настаивает, что в 37-ю. 

— Потому что в 38-й вы прятали Константина Кудрявцева! — восклицает Соболь. 

— Я пошла в 37-ю квартиру, — повторяет Субботина. — И в этот момент госпожа Соболь три раза подошла ко мне и спросила, можно ли ей посмотреть, в туалете ли Константин. Я ей говорила: «На выход!»

Тогда Соболь спрашивает, как именно Субботина «выразила запрет» на проход в квартиру. «Ну поговори?», «Делай что хочешь, только чтобы отстала?» — говорит она следом. Но Субботина настаивает, что «выражать запрет» начала с момента встречи с оппозиционеркой. 

После перебранки Соболь просит судью озвучить один из листов материалов дела, а именно отрывок из письменных показаний Субботиной. Шилободина соглашается и читает: «Я сказала ей фразу „Ну поговорите“, подразумевая, что она меня достала и пусть делает что хочет, но без моего участия, после чего отправилась домой». 

Это, уверена Соболь, подтверждает, что в квартиру Кудрявцева ей разрешили войти. Судья замечает, что подсудимая пока еще не выступает в прениях. А прокурор пытается исправить ситуацию и спрашивает Субботину: 

— Ваши слова «Ну поговорите» были приглашением пройти в квартиру?

— Нет, ни в коей мере, — говорит та.

Следующий час адвокат Владимир Воронин заявляет ходатайства. Он просит вызвать в суд сотрудницу полиции Елизарову, от которой отказалось обвинение. А также — единственного собственника квартиры № 37 Константина Кудрявцева. И после допроса суд должен решить, считать ли его потерпевшим. «Может быть, он вообще меня в гости приглашал», — соглашается Соболь. 

Прокурор Головизнин просит судью отказать, объясняя, что защита не обеспечила явку Елизаровой и Кудрявцева. Шилободина соглашается. 

Отказывает она и в следующем ходатайстве — о проведении почерковедческой экспертизы договоров купли-продажи квартиры № 37 Кудрявцевым и ее передачи в безвозмездное использование Субботиной. Подписи сотрудника ФСБ, отмечает Воронин, в них разные, что наводит на мысли о подделке. Эту квартиру, добавляет Соболь, Кудрявцев «приобрел, видимо, за чистку трусов Навального». Галина Субботина смеется. 

Не реагирует судья и на просьбу адвоката о перерыве для корректировки позиции по делу, так как все ходатайства защиты были отклонены. Вместо этого Шилободина обращается к Соболь: 

— Любовь Эдуардовна, вы готовы дать показания?

— Я готова ответить на все вопросы суда сразу после Константина Борисовича Кудрявцева, — уверяет та.

И добавляет: «Вы делаете вид, что его не существует вообще. Давайте допросим Кудрявцева, вот кто является настоящим преступником из отряда убийц-отравителей Навального». 

— Я правильно понимаю, что вы отказываетесь от дачи показаний, воспользовавшись статьей 51 Конституции? — уточняет Шилободина. 

— Правильно, воспользовавшись здравым смыслом.

— Продолжаем без перерыва, — решает судья. 

— Я прошу перерыв, чтобы сходить в уборную, — говорит Соболь, поднявшись с места. 

— Присядьте, Любовь Эдуардовна. Мы закончили судебное следствие? — интересуется у участников процесса Шилободина. 

Адвокат Воронин говорит, что не понимает, «к чему такая спешка».

— Вы во всем мне отказываете! — обращается к судье Соболь. — Прокурор что-то говорит невпопад, задает вопросы, перебивает, вы не делаете ему замечания. Хотя его поведение отвратительное. Стоит мне назвать фамилию Кудрявцева, как вы делаете мне замечание. Хотя приставы вас от меня закрывают, я вижу, что вы сидите и переписываетесь в телефоне. Вам ничего не интересно, вы даже не стесняетесь. Мы попросили вас о небольшом перерыве, чтобы согласовать позицию — вы отказываете. Я прошусь в уборную — вы отказываете. Я думаю, вам дают указания по телефону: «Быстрее-быстрее осудить». Что вам обещали? Должность федерального судьи?

— Все у вас? — отвечает Шилободина. И выносит очередное замечание. 

— Я заявляю вам отвод, — говорит Соболь. 

Шилободина ненадолго скрывается в совещательной комнате, а вернувшись, не соглашается с требованием Соболь. В собственном отводе она отказывает ей уже второй раз за процесс.

«Не могу ожидать иного приговора, кроме как оправдательного»

Вина Любови Соболь доказана, начинает прения прокурор Головизнин. Об этом, объясняет он, свидетельствуют все собранные по делу доказательства — в частности, слова потерпевших. 

Среди смягчающих обстоятельств прокурор указывает то, что у Соболь есть ребенок. Но усмотрел он и отягчающее — прокурор уверен, что соратница Навального действовала не одна, а «в составе группы лиц по предварительному сговору». Потому он просит суд приговорить Соболь к году исправительных работ с удержанием 20% ее заработной платы в доход государства. 

Следующей в прениях выступает Галина Субботина. Она коротко повторяет, что настаивает на своих показаниях: «Был у меня моральный вред очень большой и физическое насилие», — и просит признать Соболь виновной, назначив ей наказание на усмотрение суда. 

Дочь Субботиной, Ирина Кудрявцева, все заседание 14 апреля просидела, рисуя что-то на листе бумаги. Выступать в прениях она отказывается. Но, как и мать, просит суд назначить наказание на свое усмотрение.

Заседание длится дольше пяти часов без перерыва, и адвокат Владимир Воронин перед началом выступления в прениях в очередной раз просит судью о паузе. На этот раз Шилободина соглашается и дает защите полчаса. Когда рассмотрение дела возобновляется, слово вместо Воронина берет Соболь. 

— Я бы хотела обратить внимание суда… — начинает она. 

— Сейчас судебные прения! — перебивает ее Шилободина. 

— Да, судебные прения, — продолжает Соболь. — Я хочу обратить внимание суда: где еще один потерпевший?

— Вам будет предоставлено слово, — вновь перебивает ее судья. 

— Где третий потерпевший? — не обращает на нее внимания Соболь. — Мне гособвинение сказало, что у нас трое потерпевших [Галина Субботина, Ирина Кудрявцева и ее несовершеннолетний сын]. Это же не я придумала, а следствие! Чтобы потом по телевизору рассказывали, что Любовь Соболь выступала в суде против пожилой женщины и ребенка. 

— Присядьте, пожалуйста. Присядьте, пожалуйста, — почти без остановки повторяет судья. 

— Зачем было ребенка вперед выставлять? Все эфэсбэшники так делают? — не унимается оппозиционерка. — Придумали ребенка, пускай он участвует в прениях!

Судья Шилободина снова просит Соболь сесть. Когда та замолкает, выступление в прениях начинает Владимир Воронин. 

Он напоминает суду, что, по мнению обвинения, Соболь проникла в квартиру № 37 с целью «популяризации» своей личности и повышения интереса к собственным соцсетям. Однако, настаивает адвокат, этот мотив «не выдерживает никакой критики». «Сложно представить себе, что кто-то совершает преступление с целью популяризации своей личности», — говорит он. И обращает внимание, что по поводу этого мотива в ходе суда не высказались ни потерпевшие, ни прокурор. А потому мотив — «голословное заявление гособвинителя». 

Обвинение адвокат считает «неконкретизированным» и отмечает, что показания Галины Субботиной опровергают то, что у Соболь был умысел на проникновение в квартиру — она хотела только поговорить с Константином Кудрявцевым. По мнению Воронина, слова потерпевших в целом противоречивы. «Ни 21 декабря, ни 22 декабря ни один из них не сообщал о том, что к ним применено насилие. Это появляется позже», — объясняет он.

Также адвокат указывает на многочисленные нарушения в ходе следствия и процесса. Особенное недоумение у Воронина вызывает то, что «самый основной человек» в этом деле — Константин Кудрявцев — так и не был допрошен. «Его даже никто не пытался искать», — говорит адвокат. Из-за этого, продолжает Воронин, участникам процесса неизвестна позиция Кудрявцева о произошедшем. А, согласно постановлению пленума Верховного суда, любое сомнение должно трактоваться в пользу подсудимого. 

В заключение адвокат отмечает, что заявление прокурора Головизнина о том, что Соболь действовала не одна, а в составе группы лиц, — «грязный прием». И обращается к судье Шилободиной: «Мы живем не в парадигме „было / не было“. А в парадигме „доказано / не доказано“. Если суд вообще вынесет какой-то приговор, я не могу ожидать иного приговора, кроме как оправдательного».

«Где уголовное дело по отравлению Навального»

Тишину в зале нарушают только звуки нажатия на кнопки телефона — это Любовь Соболь включает камеру. Официально ей так и не дали разрешение на съемку, но ни судья Шилободина, ни прокурор Головизнин на это внимания уже не обращают.

Перед Соболь по-прежнему стоят приставы, загораживая собой потерпевших и судью. Но в этом нет необходимости — она в основном снимает себя. 

— А мы можем все-таки выяснить, что с третьим потерпевшим? — обращается оппозиционерка к судье. 

— Суд предоставляет вам право участия в прениях, — не задумываясь отвечает Шилободина. 

— Да-да, но где потерпевший? У нас их сколько сейчас?

— Вопросы не задаются в прениях, — напоминает судья.  

— Мое мнение, что у нас было трое потерпевших. Может, что-то поменялось, а я и не знаю, — продолжает Соболь. 

— У вас все в судебных прениях? — интересуется Шилободина. 

— Ваша честь, полагаю, можно счесть это как отказ от участия [в прениях], — предлагает прокурор. 

— Ваша честь, вы прокурору слово давали? — недоумевает Соболь. 

— Любовь Эдуардовна, вы желаете выступать в судебных прениях? — отвечает вопросом на вопрос Шилободина.  

Соболь повторяет, что не понимает, где сын Константина Кудрявцева. На что судья ее уверяет, что в прениях выступили все потерпевшие, и в очередной раз повторяет: «Суду вопросы не задают».

— Я буду участвовать в судебных прениях после того, как в них поучаствуют все потерпевшие, — настаивает Соболь. 

— Расценивать это как отказ? — уточняет Шилободина. 

— А зачем вы притащили [в уголовное дело в качестве потерпевшего] подростка? — спрашивает Соболь. И повторяет свое условие. 

— Судебные прения окончены! — объявляет судья.

И тут же предлагает Соболь выступить с последним словом. 

«Мне непонятна суть предъявленного обвинения, — говорит Соболь. — В чью квартиру я якобы незаконно проникла? Тещи Кудрявцева Субботиной, его жены или вообще Российской Федерации? Сейчас в Росреестре собственником значится Российская Федерация. Почему Российской Федерации нет в списке потерпевших? Почему здесь нет группы убийц-отравителей Навального?»

Судья Шилободина ее перебивает и просит говорить по существу дела. Соболь настаивает, что та не может мешать ей выступать с последним словом. Но судья уверена, что такое право у нее есть. 

«Группа убийц-отравителей из ФСБ несколько раз пыталась убить Алексея Навального и [Владимира] Кара-Мурзу, но у следствия к ним вопросов нет», — продолжает Соболь. Судья вновь ее останавливает и подчеркивает, что «данных людей» в рассматриваемом деле нет, а потому говорить о них нельзя. 

— Где уголовное дело по отравлению Навального? — задается риторическим вопросом его соратница. — У Бастрыкина там что, лупа сломалась?

— Любовь Эдуардовна! — восклицает судья. 

Но Соболь на нее даже не смотрит и продолжает выступление, снимая себя на фронтальную камеру телефона.

Уголовное дело Соболь называет «полностью и напрочь лживым». И считает, что единственная его цель — не дать ей задать вопросы Кудрявцеву. «Что они [следователи] сделали вообще, чтобы Кудрявцева найти? — продолжает она. — Перовский суд находится недалеко [от его дома]. Вы сами, ваша честь, могли доехать и задать ему вопросы». 

Затем она перечисляет многочисленные нарушения, допущенные во время следствия. «Никогда бы в нормальной стране это дело не дошло бы до суда, — уверена соратница Навального. — Но оно дошло. И у меня нет никаких сомнений, что приговор будет обвинительный. И я понимаю почему. Потому что на скамье подсудимых я, а не убийцы-отравители Навального, не члены „Единой России“». 

«Квартирное дело», считает Соболь, нужно для запугивания таких людей, как она — которые «не согласны с положением дел» и «задают вопросы». «Сейчас вы не даете мне задать вопросы Константину Кудрявцеву, — говорит она, не глядя на прокурора и судью. — Но я верю, что рано или поздно Кудрявцев ответит не только на эти вопросы, но и почему он участвовал в отравлении главного политика России. И я сделаю все, чтобы приблизить этот день!»

«Этот процесс напоминает мне правление Путина, — продолжает Соболь. — Потому что оно такое же бессмысленное, пустая трата времени». И говорит Шилободиной и Головизнину, что они могли бы «обеспечивать законность», а не рассматривать дело, «которое выеденного яйца не стоит». 

В завершение Соболь говорит судье, что в ходе процесса обращается к ней «ваша честь». Но есть ли у судьи честь на самом деле, считает оппозиционерка, будет понятно, только когда Шилободина выйдет из совещательной комнаты и огласит ей приговор. Судья ее слов как будто не замечает и сухо говорит, что сделает это следующим утром.