«Постоянно пытался убедить, что он хороший парень» Датский писатель Карстэн Графф четыре месяца переписывался со «скопинским маньяком», пока тот был в колонии. Мы с ним поговорили

В начале марта 2021 года на свободу вышел Виктор Мохов, известный как «скопинский маньяк». В колонии он провел почти 17 лет. В 2000 году Мохов похитил двух девушек (14 и 17 лет) и больше трех лет держал в своем подвале, где насиловал их и издевался над ними. В середине марта на русском языке выходит документальная книга «Непобежденная» — ее при участии одной из узниц Мохова Екатерины Мартыновой написал датский писатель Карстэн Графф. Во время работы над рукописью Графф переписывался с самим «скопинским маньяком», который в тот момент еще находился в колонии. «Медуза» поговорила с писателем о том, как Мохов пытался оправдать и объяснить свои преступления.

— В Дании вас называют «табу-писателем» из-за тем, которые вы выбираете для своих книг. Например, предыдущая была про инцест. Как она появилась?

— Со мной связалась героиня книги Мален Лауритцен, которая и рассказала свою историю. Как и в случае с Катей [Мартыновой], я был поражен, что ей удалось настолько далеко продвинуться в своем исцелении, несмотря на годы страданий. 

В книге я написал о ее ужасном детстве. Отец изнасиловал ее более двух тысяч раз. Почти каждый день он вывозил ее [из дома] на машине и насиловал перед тем, как отпустить в школу. Мать утверждает, что не знала об этом. 

Когда Мален выросла, она добилась, чтобы отец сел в тюрьму. А сразу после того, как он вышел, у него случился приступ; он умер. Известие о смерти отца стало самым счастливым в жизни этой девушки.

В итоге она смогла создать семью со здоровыми отношениями. Нашла мужчину, который полюбил ее, родила четырех детей. Это настоящий голливудский конец, счастливый. Очень похоже на то, чем все закончилось для Кати (вероятно, Графф имеет в виду, что у Мартыновой есть муж и двое детей, — прим. «Медузы»).

Мы опубликовали 400-страничную книгу [об этой истории], и она сразу стала бестселлером: раскупили 16 тысяч экземпляров; при этом в Дании живут шесть миллионов человек. Было много людей, которые оставили на нее положительные отзывы.

— Вы много общаетесь с людьми, которые прошли через подобные ситуации. Как считаете, можно ли после такого полностью восстановиться?

— Не все способны исцелиться. Вот почему я думаю, что Катя — особенная. Да, боль еще не ушла, но она смогла дистанцироваться от нее больше, чем другие жертвы сексуальных преступлений, с которыми я общался. 

— Как вы узнали о «скопинском маньяке»? 

— У меня есть американский друг, изучающий российскую историю. Он знаком с российским журналистом, который когда-то брал интервью у Кати. Однажды этот друг поехал в Рязань по своим делам и там решил навестить Катю. После этого он позвонил мне и рассказал о Викторе Мохове. О том, как этот человек построил бункер у себя под гаражом, чтобы держать в нем пленниц.

Он мне сообщил, что Катя готова рассказать эту историю и ищет кого-нибудь, кто смог бы ее написать. Он знал, что я работал с жертвами изнасилований и людьми из криминального мира, поэтому предложил мне поехать в Россию, встретиться там с Катей и следователем [который вел дело Мохова].

Но я не был уверен, что напишу книгу — до тех пор, пока [в 2018 году] не познакомился с Катей лично и не почувствовал глубокую связь с ней. 

— Вы побывали на месте преступления в Скопине?

— Это крайне депрессивное место. Пока мы ехали к гаражу Мохова, я увидел немало мрачных, неухоженных домов. Я не понимаю, как в них можно пережить суровую русскую зиму. 

Участок Мохова был запущенным, а дом превратился в старую развалину, которая стояла посреди заросшего сада. В 50 метрах от дома находился тот самый гараж. 

— С вами работал переводчик?

— Мы много раз встречались с Катей лично. Сначала я действительно нанял переводчицу, но она не смогла помочь мне выстроить с Катей более открытый диалог: когда мы переходили на глубокие откровения, переводчица терялась. Мне показалось, что иногда она переводила не совсем так, как Катя отвечала на самом деле. В итоге я стал переписываться с Катей — общаться с ней с помощью мессенджеров, вотсапа, гугл-переводчика.

Что касается материалов дела, с их переводом мне помогали четыре-пять человек.

— Вы около четырех месяцев общались и с самим Моховым. Как так вышло?

— В первый год [работы над книгой] я много раз пытался найти способ связаться с ним, но результата не было. В конце концов Мохов сам вышел на Катю. Он написал ей во «ВКонтакте». Соврал, что он сокамерник Мохова, хотя на самом деле писал ей сам. Катя попросила меня с ним поговорить — узнать точно, кто этот человек. Так мы стали с ним общаться. 

Он переписывался со мной во «ВКонтакте», мы использовали гугл-переводчик (Графф предоставил «Медузе» скриншот переписки с Моховым). Он пользовался нелегальным смартфоном, который был у него в камере. Но мы не говорили с ним [по телефону] — он не знает английского, поэтому звонок не имел бы никакого смысла.

Было вовсе нетрудно понять, что это точно он. Я задавал ему вопросы о месте преступления, на которые никто не смог бы ответить, кроме него. Было ясно, что он знает все. Он всегда отвечал очень конкретно и понятно.

Кроме того, чтобы точно убедиться в том, что это действительно Мохов, я попросил его позвонить с телефона моему другу-журналисту, который работает в Москве. Он записал голос Мохова — и прокрутил запись для Кати, которая подтвердила его личность. Она узнала его не только по голосу, но и по манере разговора, по способу мышления.

В ходе наших переписок Мохов признался, что это он. Я даже отправил ему несколько глав — стало интересно, как он отреагирует на мои записи. Он сильно разволновался, начал указывать на многие [якобы неточные] детали. Например, что Катя «не просила у него пощады». Но все-таки это история про Катю, и поскольку некоторые моменты никак нельзя проверить, я решил довериться ей. В конце концов она самый надежный источник, а Мохов не из тех людей, которые будут говорить правду. 

— По поводу чего он врал?

— Я чувствовал, что он лжет почти все время. Не знаю, насколько он вообще адекватен. Мне кажется, он и себе-то особо не доверяет. 

Например, он все время говорил мне, что построил подземелье, чтобы выращивать там овощи. Очевидно, что это неправда. Если посмотреть на то, как выглядит бункер, становится ясно, что он появился с одной лишь целью — держать в нем пленников. Например, он сконструирован таким образом, чтобы наверху невозможно было ничего услышать. 

По данным правоохранителей — не буду раскрывать, кто именно помогал мне с материалами дела, так как не хочу, чтобы эти люди пострадали, — такого рода [сексуальные] желания возникали у него с самого раннего возраста. Секс для него важнее еды. Он был сексуальным маньяком и не мог насытиться. 

— Вы поняли, какая вообще у Мохова была цель? Собрать в бункере как можно больше женщин, чтобы сексуально эксплуатировать их?

— Он сказал мне, что был одиноким. Что ему хотелось иметь жену. Он постоянно пытался убедить меня, что он хороший парень. Только когда я спросил его прямо, он наконец признался, что девушки сидели в его бункере не по своей воле. А до этого намекал, что по своей: например, говорил, что они были его «друзьями». 

Вот что он мне писал:

— Что еще вы поняли из общения с Моховым?

— Что он боится женщин. Наказывая пленниц, Мохов использовал слезоточивый газ, выключал свет, вырубал кондиционер. Пытался оградиться от их гнева или разочарования в нем. Думаю, женщины имели большую власть над Моховым и, строя свое подземелье, он хотел ощущать власть над ними. 

— Вы пытались узнать подробности о его семье? 

— У него было тяжелое детство. Правоохранители сообщили мне об этом, кое-что рассказал и он сам. Его отец был деспотичным алкозависимым, которого посадили в тюрьму после изнасилования женщины. А мать любила контролировать сына, доминировать в отношениях с ним. 

Ему нравилось, что он получил контроль над пленницами. Он часто насмехался над ними, говорил, что не знает, для чего держит их в клетке. Жаловался, что они едят слишком много, что ему приходится тратить на них много денег. Он жил в каком-то своем фантастическом мире. 

— Как отзывался Мохов о своих узницах? Говорил ли, что они «сами напросились»?

— Нет. Но он обвинял их в том, что они [после освобождения] не говорили всей правды. Создавали о нем впечатление, будто он хуже, чем есть на самом деле. 

Я в это не верю. Катя мне как-то сказала, что ненавидит буквально все, что с ним связано. Его голос, его запах, то, как он выглядит, его личные качества, юмор. Он никогда не рассказывал жертвам о себе, не пытался установить связь с ними. Они зависели от него, потому что он приносил им еду и питье, но при этом у них никогда не было стокгольмского синдрома.

— За то время, что вы общались с Моховым, он хотя бы однажды раскаялся в том, что совершил?

— Нет. Но при этом сказал, что не имеет права на месть, так как отнял у них свободу.

— Оправдывал ли он как-то свои поступки?

— Он несколько раз говорил мне о безумстве военного времени, утверждал, что в сравнении с этим то, что делал он, ничтожно. 

Он писал:

— Искали ли вы подельницу Мохова, которая помогла ему поймать жертв?

— Да, я пытался найти ее, но безуспешно. Поэтому, рассказывая о ней, я основывался на том, что мне говорили правоохранители и Катя. 

— Пробовали выйти на связь со второй узницей Еленой Самохиной? 

— Нет, ни разу. Знаю, она этого не хотела. И я уважаю ее желание. Думаю, она невероятный боец. Я действительно впечатлен тем, что она смогла все это вынести.

— Центральный персонаж вашей книги — вторая узница Екатерина Мартынова. Была ли она с самого начала откровенна с вами? 

— С первой же секунды нашего знакомства. Я опасался, что встречусь с женщиной, которая пребывает в глубокой депрессии. Но она оказалась любящей, заботливой, юморной. С ней я мог обсуждать любые детали преступления.

Она не сошла с ума, потому что никогда не теряла надежды освободиться. Вначале я был немного осторожен в беседах с ней, но оказалось, что не было вопросов, на которые она не хотела бы отвечать. Мы реально говорили обо всем — о каждой детали изнасилований, о сексуальности Виктора. У Кати не было никаких табу в разговорах со мной. 

— О чем Екатерине было сложнее всего говорить?

— Думаю, она уже столько раз пропускала через себя все эти события, что сейчас ей не так тяжело их вспоминать. Но ей пришлось нелегко, когда она рассказывала, как Мохов все это планировал, как много сил вложил в свой план.

Еще ей сложно было думать, что она может встретиться с Моховым после его выхода из тюрьмы. Но мы и об этом говорили. Сейчас она совершенно точно уверена, что не хотела бы столкнуться с ним лицом к лицу. Но я предложил ей все-таки рассмотреть возможность такой встречи — не для прессы, а для себя, для своего исцеления. Если бы она встретилась с ним, это могло бы помочь ей отпустить часть своих страхов. Хотя, конечно, может быть и обратный эффект.

— Что вам показалось самым страшным из ее рассказа?

— Я услышал от нее много ужасающих вещей, но меня непросто шокировать. Думаю, ей были полезны разговоры с человеком, которому не было страшно слушать о том, что с ней происходило. Когда становишься участником каких-то ужасных событий, часто пытаешься скрыть часть правды от тех, кому о них рассказываешь, — поскольку хочешь защитить этих людей. Кате нравилось, что ей не нужно меня защищать.

— Вы также ознакомились с материалами следствия. Что впечатлило больше всего?

— Катя рисовала, пока находилась в плену. И ее рисунки были потрясающими. Она изображала женщин, которыми им приходилось быть, чтобы выжить в плену [у Мохова]. 

Я отправил их профессиональному художнику Йенсу Теглеру, не пояснив, что автором была Катя. И он сделал поразительные выводы. Вот что он мне написал:

— Вы утверждаете, что писали книгу «с целью исцеления» Екатерины. Как вы думаете, вам удалось ей помочь? 

— Она сказала, что книга помогла ей. Вот текст письма, которое она прислала мне, когда прочла рукопись:

— Как думаете, полицейские сделали все, что от них зависело, чтобы поймать преступника? 

— Я понимаю, почему такие дела трудно раскрыть. Вспоминаю историю парня, который жил в США и держал в плену трех женщин. Никто не знал, где они, пока одна из них не сбежала. Думаю, такое могло произойти где угодно. И весьма вероятно, что это происходит прямо сейчас. 

— В Дании знают о «скопинском маньяке»? Что думают об этой истории?

— Очень немногие о ней слышали. Но я планирую опубликовать книгу и в Дании (пока она выходит только на русском языке, — прим. «Медузы»). Тогда и посмотрим. 

— Сколько вы потратили на поездку в Россию — и какими были другие расходы, связанные с книгой?

— 40 тысяч евро. Я много потратил на разъезды, на оплату хорошего редактора, на людей, которые согласились помочь издать книгу в России. И я не рассчитываю, что смогу вернуть эти деньги. Доходы от книги пойдут Кате.

— После выхода Мохова на свободу в России активно обсуждают, достаточен ли срок, назначенный за такое преступление, — 17 лет колонии. Как вы считаете?

— Могу лишь сказать, что в соседней с нами стране, Швеции, один парень держал девушку в плену неделю — и получил за это 10 лет. 

На мой взгляд, Мохову вообще не должны были позволить выйти на свободу. Я не верю, что он когда-нибудь исправится. Но думаю, что теперь он будет очень осторожен. Я очень сильно удивлюсь, если он когда-нибудь попробует вновь провернуть нечто подобное. Ему будет крайне сложно прятаться. Да, он психопат, но в то же время — стратег, и при том очень опасливый.