«Мне не нужна большая звезда, чтобы запустить фильм, ведь я и сам звезда» Квентин Тарантино рассказал Антону Долину о картине «Однажды в… Голливуде»

В российский прокат 8 августа выходит новый фильм Квентина Тарантино «Однажды в… Голливуде». Режиссер приехал в Москву, чтобы лично представить картину. Кинокритик «Медузы» Антон Долин встретился с Тарантино и расспросил его об одиночестве в Голливуде, недооцененных фильмах и громком приеме в России.

— У нас есть анекдот: «Тарантино говорят: „Квентин, вы так и не сняли ничего лучше „Криминального чтива“!“ И вы отвечаете: „А кто снял?“»

— (Хохочет.) Впервые слышу!

— Что скажете? 

— Не буду бросать камень в «Криминальное чтиво», но не считаю, что это мой лучший фильм. Просто в нем я поймал цайтгайст, дух времени. Поэтому он стал феноменом. Другие мои фильмы были не менее популярными, иногда собирали больше публики и денег. Но не становились феноменами! Это как золотой единорог: встретив его однажды в жизни, на еще одну встречу как-то не рассчитываешь. Такое не повторяется.

«Криминальное чтиво» — мой самый значительный фильм не в отношении художественного качества, а исключительно по тому влиянию, какое он оказал. Особенно на людей, которые увидели его в правильный момент своей жизни. Для многих он стал тем ключом, который открыл им двери к другим видам кинематографа. 

— Я и сам в числе этих людей. «Криминальное чтиво» сделало вас режиссером-кинозвездой, что редкий случай. Как вы живете с этой славой? Гордитесь и радуетесь? Или вас это раздражает?

— Конечно, было бы классно приехать в Москву, в свободный час выйти из гостиницы и пройтись по городу — километров пять по Тверской, заходить в магазинчики… Но стоит мне сделать шаг, и на мне повиснет куча народу, требуя с ними сфотографироваться, это как минимум. Так жить нелегко, скажу я вам. Но и хорошего в этом немало. Не будь я Квентином Тарантино, вряд ли бы мне удалось получить приватный тур по Кремлю! Или захожу в ресторан White Rabbit, мне бегут навстречу, меня приветствует шеф-повар, поднимается шум — а за столиками полно людей, но они только рады этому шуму и моей компании. Разумеется, это здорово, ужасно приятно.

Я снимаю фильмы уже 27 лет. Вспоминаю себя 30 лет назад, когда еще работал в видеопрокате. Тогда самой большой моей мечтой было снять фильм, но не B-movie, а A-movie. Я уже точно знал, что сделаю несколько фильмов и некоторые из них запомнятся людям. Но мог ли я надеяться, что в России, на другом краю света, меня будут знать по имени и в лицо? Что моя фамилия будет фигурировать в анекдотах? Нет, никогда в жизни! 

Это невероятно круто — быть узнаваемым, иметь фанатов по всему миру, которые следят за каждым моим словом и шагом, как я сам мог бы следить за каким-нибудь Бобом Диланом. Привыкнуть к этому довольно трудно. Но давайте посмотрим на прагматическую сторону вопроса. Моя слава помогает делать мои фильмы. Мне не нужна большая звезда, чтобы запустить фильм, ведь я и сам звезда.  

— Когда вы снимали свои первые картины, в Голливуде вы были чужаком. Сегодня ваш новый фильм называется «Однажды в… Голливуде». Стали ли вы там наконец своим? Или до сих пор чувствуете себя аутсайдером? 

— С одной стороны, сегодня я — часть Голливуда. Я там живу, работаю, не существую в отрыве от индустрии и профессионального сообщества. Не было бы это так, не было бы моего нового фильма. С другой стороны, аутсайдером я был всегда. Еще десять лет назад в Голливуде со мной мало кто был готов работать. Я не снимаю «Акваменов».

— «Однажды в… Голливуде» производит впечатление фильма очень личного. Впрочем, любой режиссер скажет, что в каждом персонаже картины зашифрован он сам. Так кто из героев — лучшая версия Тарантино, а кто — худшая? 

— Элементарный вопрос. Меня постоянно спрашивают, является ли персонаж Леонардо Ди Каприо — Рик Далтон — моим портретом. Нет, Рик не совсем я, хотя в нем есть важные аспекты моей личности. Другие, не менее значительные, аспекты есть в Клиффе Буте — герое Брэда Питта — и Шэрон Тейт, которую сыграла Марго Робби. Лучшие мои черты — в Шэрон. А вот как раз самый ужасный я — это Рик! 

— Вы очень тщательно выстраиваете свою фильмографию. Как вам кажется, есть ли среди ваших девяти картин переоцененные? Или недооцененные? 

— Переоцененные? Ну нет, таких не припомню. Я их все люблю. Недооцененные… Долгие годы таковым считался «Джеки Браун», но с годами эту картину начали понимать лучше, ее статус все выше. Сегодня мне обиднее всего за «Омерзительную восьмерку». Обожаю ее! Мой самый злой, циничный и безжалостный фильм, в котором я ближе всего к одному из кумиров — Серджо Корбуччи. Его Дикий Запад — такое же жуткое место. Я был ужасно разозлен, когда писал «Омерзительную восьмерку», и это чувство впиталось в бумагу вместе с чернилами, а потом передалось пленке во время съемок. И мне это нравится!

— Вы считаете себя циником или идеалистом? 

— Хороший вопрос… Вообще-то, как личность я — настоящий оптимист, цинизма во мне совсем чуть-чуть. Но вот как художник я выпускаю наружу весь мой цинизм. Но не в последнем фильме! Поэтому многим он так по душе. 

— Это, возможно, возраст? «Однажды в… Голливуде» в принципе картина о том, что такое взрослеть. Мрачные стороны старения показаны там довольно красочно. А есть у возраста преимущества?

— Безусловно, особенно если ты ремесленник, профессионал своего дела. С годами твое мастерство только растет. Именно это держит на плаву. В молодости тебе всегда не хватает опыта, ты сам этого не замечаешь. А потом начинаешь чувствовать свои возможности и способности, учишься использовать их на сто процентов. К слову, это одна из главных причин, по которым я так высоко ценю «Омерзительную восьмерку». Ведь режиссура не только способность создать потрясающий эффектный кадр — на такое способны многие. Главное и самое сложное мастерство — в работе с актерами. Дать им свободу делать то, в чем они особенно хороши, направить их талант в нужное тебе русло, чтобы именно актеры двигали сюжет фильма и держали внимание зрителя. Теперь для меня это режиссерское умение — вторая натура, самая естественная вещь на свете. Но десять лет назад так еще не было. 

— Андрей Тарковский сказал, что кинематограф — это «запечатленное время», что время — главный материал кино. Вы согласны с этим? Ведь, так или иначе, все ваши картины касаются времени, работают с ним. 

— Полагаю, так и есть. Если я правильно понял мысль. Каждый фильм, снятый когда-либо, является продуктом своего времени. Некоторым удается преодолеть границы своей эпохи, но все равно невозможно отделить их от нее. Время — часть природы фильма. А еще в кино время не бесконечно. Художник может выбрать размер холста — маленький или гигантский, книга может быть новеллой или «Войной и миром». А фильм? Да, можно снять четырехчасовой фильм, но многие ли на это отважатся? И многие ли зрители пойдут в кино такое смотреть? Время ограниченно, и тебе необходимо встроиться в установленные рамки, таковы правила. С этими правилами я и сражаюсь всю жизнь. Особенно в последние десять лет. Не могу сказать, что всегда это получается с одинаковым успехом. 

— Напоследок не могу не выразить вам уважение за две песни раннего Deep Purple, звучащие в саундтреке нового фильма. Не все знают эту музыку, хотя всем известна группа. 

— Да, особенно «Hush»! Я сам узнал об этом периоде их творчества недавно и был под огромным впечатлением. Для меня они всегда были прежде всего авторами «Smoke on the Water». Оказывается, у них были прекрасные песни и до того, как они стали музыкантами, известными всему миру.