Image
истории

«Скрытая жизнь» Терренса Малика: житие святого пацифиста в нацистской Европе 1940-х

Источник: Meduza
Фото: Iris Productions / Festival de Cannes.

Мы говорим как есть не только про политику. Скачайте приложение.

В Каннах состоялась премьера новой картины Терренса Малика «Скрытая жизнь», которая участвует в конкурсе фестиваля. Этот фильм показывает нового Малика: после целого ряда бессюжетных и поэтичных картин он снял исторический фильм о нацистской Европе начала 1940-х. Подробнее о «Скрытой жизни» рассказывает кинокритик «Медузы» Антон Долин.

Легенда мирового кино Терренс Малик — один из многочисленных лауреатов «Золотой пальмовой ветви» в нынешнем конкурсе Канн. И все-таки он на особом положении — и не только потому, что, поддерживая миф о своей застенчивости, чурается красных дорожек, пресс-конференций и собственных премьер. Получившее высший каннский приз в 2011 году «Древо жизни» открыло в карьере Малика новый период — и, как считают многие, ящик Пандоры. Его последующие картины, выдержанные в схожем духе — «К чуду», «Рыцарь кубков», «Песня за песней», — были напичканы суперзвездами, многозначительны, бессюжетны и навязчиво поэтичны. Многие поклонники этого не выдержали и обратились в ненавистников. Предусмотрительные Канны не приглашали ни один из этих фильмов, хотя обычно тщательно пасут своих лауреатов. И вот свершилось: картину американского 75-летнего мэтра «Скрытая жизнь» приветствуют на Круазетт. Значит, что-то изменилось?

Так и есть. Перед нами — еще раз — новый Малик. Например, это исторический, а не современный фильм, действие происходит в нацистской Европе начала 1940-х. В нем нет ни одного американского актера. Место гениального оператора Эмманюэля Любецки, которому злые языки приписывали всю заслугу уникального визуального языка Малика, занял немец Йорг Видмер (среди прочего, он снимал новаторскую «Пину» Вима Вендерса, предназначенную для 3D-проекции). Но самое главное — «Скрытая жизнь» рассказывает последовательную и конкретную историю, еще и основанную на реальных фактах. Ее герой — австрийский фермер Франц Егерштеттер, по убеждениям отказавшийся служить в немецкой армии и приносить присягу Гитлеру; за это он был гильотинирован в 1943 году. Ему было 36 лет, у него осталась жена и трое дочерей. В 2007 году Егерштеттер был причислен папой римским к лику блаженных. 

Из этого сюжета мог бы получиться отличный фильм для «оскаровской» гонки, но Малика вряд ли ждут золоченые болванчики. В чем-то режиссер изменил себе, в чем-то остался верен. Трехчасовая картина — больше живописное полотно, чем кинороман. Диалоги поражают и многословием, и бессодержательностью (нередко автор предпочитает им закадровый текст). Прирожденными философами кажутся буквально все, кто попадает в ослепительно красивый кадр: крестьяне, дети, фашисты-конвоиры, даже осел и овцы. Однако потешаться над этим уже не хочется. Малик окончательно сформировал собственную художественную вселенную, которая подчиняется придуманным им законам — и больше никаким, вплоть до общепризнанных законов физики и логики. Это вызывает уважение. Кроме того, в случае «Скрытой жизни» форма фильма слишком безупречно соответствует содержанию, чтобы предъявлять хоть какие-то претензии.

Егерштеттер (немец Август Диль, известный по «Фальшивомонетчикам» и «Бесславным ублюдкам»; играть человека из 1940-х ему не привыкать) — человек мыслящий и верующий, нежно любящий свою семью и ненавидящий любое насилие. Он нонконформист и антифашист, которому проще умереть, чем пойти на компромисс. В полном соответствии с названием фильма, он сам выстраивает жизненную стратегию, не собираясь советоваться ни с кем. В идиллически-романтическом пейзаже деревеньки Санкт-Радегунд, напоминающем о живописи Каспара Давида Фридриха, над долиной возвышается единственное строение — колокольня церкви; но горы еще выше. Таким же образом моральные установки Егерштеттера выше рациональных резонов, предъявляемых ему всеми, вплоть до судей-фашистов. Его понимает и с ним соглашается единственный человек — жена Франциска (красавица Валери Пахнер), для которой в момент неизбежного ареста мужа начинается собственный, отдельный фильм, неизбывно пронзительный и трагический. Кстати, частично сценарий основан на реальной переписке Франциски с мужем, сидевшим в этот момент в тюрьме и ждавшим приговора. 

«Скрытая жизнь» — о том, что внутренний императив всегда важнее внешних обстоятельств, что в самой кромешной ситуации можно видеть свет и наслаждаться им. Когда Франц и Франциска перед расставанием гуляют по полям со своими детьми, их счастье кажется безмятежным; когда Егерштеттер встречается в тюрьме с бывшим однокашником, они начинают благодушно спорить об абстрактных категориях — будто на перемене между парами. Так сделан весь фильм: при тщательной реконструкции некоторых декораций и интерьеров, он предельно непохож на картину о нацизме и его мучениках. Слом шаблона невольно вызывает и раздражение, и удивление. В какой-то момент мы оказываемся на территории почти абстрактной: палач в цилиндре напоминает о «Приглашении на казнь» или Кафке, но никак не о тех документальных кадрах о Второй Мировой, которые мы все видели. Впрочем, хроника здесь тоже есть, но тоже нетипичная: цветной Гитлер играет с какими-то детьми.  

Image
Iris Productions / Festival de Cannes
Image
Iris Productions / Festival de Cannes

Точно так же, как Егерштеттер, Малик ставит себя вне контекста современного кино. Стоит вспомнить более традиционные картины на сходную тему. Например, мощная лента Мэла Гибсона «По соображениям совести» о другом верующем-отказнике, спасавшем однополчан с поля боя, ни разу не прикоснувшись к оружию, была переполнена эффектными сценами сражений, ранений, мучений и кровопролитий. Зрителю так интереснее смотреть, а герою удобнее геройствовать. Малик протестует против насилия, отказываясь от его демонстрации, и даже сцена казни у него скрыта за занавесом, напоминая какой-то религиозный ритуал. 

Буквально все художественные решения настораживают и восхищают своей нетипичностью. Актеры, по преимуществу, немцы, говорят в кадре по-английски — ведь это универсальная, а не локальная история, — и только лицемеры и палачи изъясняются здесь на немецком, который остается непереведенным. Камера Видмера, лишенная самоценного эстетства Любецки («большой художник» — не только комплимент, но и приговор), будто расщеплена на тысячи невидимых камер наблюдения, распыленных в воздухе: вероятно, по мнению Малика, так смотрит на каждого из нас Бог. За кадром не останавливаясь звучит симфоническая музыка, иногда сменяясь хоралами, — возможно, таким образом слышат звучание нашего мира настоящие святые, продолжающие и в XX веке, и в XXI жить в эпоху Баха. Где-то неподалеку обитает затворник Терренс Малик со свей скрытой жизнью, в которую позволил заглянуть и нам. 

Антон Долин