«Боль и слава» Педро Альмодовара: самый личный фильм великого испанца И лучшая роль Антонио Бандераса!

На Каннском фестивале показали картину «Боль и слава» испанского классика Педро Альмодовара. Кинокритик «Медузы» Антон Долин считает, что фильм — лучшее, что снял режиссер за последние 15 лет.

Стареющий режиссер в кризисе. Здоровье подводит, одиночество подступает, сценарий не пишется. Тогда он решает пойти ва-банк, вывернуть себя наружу, погрузиться в самые интимные и болезненные воспоминания. Превратить кризис в новый фильм. Эту историю кинематограф проходил много раз (самый известный случай — «8 ½» Феллини), но никогда от нее не устанет. Сколько творческих людей — столько вариаций кризиса, неизменно плодотворного, хоть и опасного состояния. Из него родилась «Боль и слава» — 21-й фильм 69-летнего Педро Альмодовара, самого известного в мире режиссера из Испании. На родине некоторые успели окрестить картину шедевром. 

Для шедевра «Боли и славе» не хватает формального совершенства. В ней слишком много боли (и маловато славы). Полным-полно стыдного, немотивированного, нелогичного. Нет баланса, несколько сюжетных линий плохо соединяются друг с другом. Собственно, единственная точка сборки — главный герой, сыгранный Антонио Бандерасом режиссер Сальвадор Мальо. Однако это настолько пронзительное и личное кино, не составленное из культурных игр и драматургических уловок, а вырванное прямо из нутра автора, что любые претензии хочется немедленно отозвать. «Боль и слава», безусловно, лучшее, что Альмодовар снял за последние лет пятнадцать. Когда его не станет (будем надеяться, нескоро), именно эту картину можно будет прочесть как завещание. Тем более, в ней есть сцена, где мать главного героя дает ему подробные инструкции насчет собственных похорон. 

Ее Альмодовар позаимствовал из собственного опыта. Для него не было человека, важнее матери, она снималась во многих его фильмах, а другие ей посвящены. В «Боли и славе» мать играют сразу три актрисы. Во флэшбеках из детства — ослепительно красивая Пенелопа Крус, живой талисман режиссера, когда-то открытая им для кино. В современных сценах — пожилая Хульета Серрано, которая снималась у Альмодовара начиная с его дебюта. Замыкает трио Сесилия Рот, еще одна муза режиссера с его ранних лет вплоть до ключевой главной роли во «Все о моей матери»; здесь она — актриса, когда-то игравшая у Сальвадора и заботящаяся о нем после смерти матери. Мать — не только отстраненный и прекрасный символ прошлого, но сама жизнь, обошедшаяся с главным героем незаслуженно жестко. Из этого опыта выросла не только его боль, но и его слава; это он начинает понимать со временем, мучаясь угрызениями совести и отчаянно скучая по ушедшей маме. 

Особо образованным и культурным зрителям надо смотреть «Боль и славу» с осторожностью. Ничего случайного в кадре, заполоненном книгами и живописью (не забывайте сложную музыкальную палитру и множественные цитаты из кино), быть не может, но Альмодовар не предлагает нам шарад. Он составил фильм из того, что важно лично для него, и не всегда трудился объяснять, чем именно.

Среди прочего, дом Сальвадора устроен похоже на дом автора. Многие предметы интерьера, мебель и посуда или позаимствованы оттуда, или повторяют обстановку, в которой Альмодовар живет на самом деле. Если копнуть чуть глубже, становится совсем неловко, будто заглянул в интимный дневник, не предназначенный для публикации. Одна сюжетная линия посвящена моменту, когда девятилетний Сальвадор почувствовал влечение к мужчине, оформлявшему их деревенский дом молодому рабочему (фильм в фильме так и называется, «Первое желание»). Другая — самому болезненному расставанию в жизни, когда после трехлетнего романа его любовник-наркоман уехал в Аргентину. Оба эпизода разыграны элегантно и изысканно, но трудно прогнать мысль, что Альмодовар делится с нами чем-то недозволенно личным, как на исповеди. Даже если в его реальности все случилось не совсем так, наверняка было что-то похожее. 

Это ощущение рождается не только из самого материала, но и из невероятной работы Бандераса — еще одного давнего товарища Альмодовара, введенного им в кинематограф. Хочется позволить себе безответственное заявление и сказать, что ничего лучше этой роли Бандерас никогда не играл (самые серьезные конкуренты — в фильмах того же автора: «Матадор», «Закон желания», «Свяжи меня»). Поразительно, но поседевший мачо Бандерас без сложного грима стал похож на Альмодовара как родной брат. Он играет практически одной только мимикой — Сальвадора мучают боли в спине, он ведет не слишком подвижный образ жизни. От лица невозможно отвести взгляд, интонации голоса настолько выразительны и при этом естественны, что хочется слушать с закрытыми глазами, даже не зная испанского. Будь эта роль сыграна на английском, «Оскар» Бандерасу был бы обеспечен. 

Здесь несравнимо больше личной жизни, чем вымышленной творческой биографии. Тем не менее, есть сюжет с возвращением Сальвадора к артисту, давным-давно сыгравшему у него главную роль, но так неточно, что это привело к ссоре; тот даже не пришел на премьеру. Теперь, когда настало время для ретроспективных показов, Сальвадор и его исполнитель примиряются — и даже придумывают новый проект: актер прочитает для небольшой аудитории написанный Сальвадором автобиографический монолог. В этой сцене, неожиданно скупой и аскетичной для вселенной Альмодовара, чтец произносит текст на фоне пустого белого экрана — и будто вызывает из небытия бывшего возлюбленного режиссера, который именно в этот день вернулся из Буэнос-Айреса и оказался в зрительном зале. Вот слепок того, как работает «Боль и слава»: не только воспоминания позволяют вернуться к творчеству, но само творчество чудесным образом оживляет воспоминания, да и просто возвращает к жизни.

Ранний Альмодовар в 1980-х и начале 1990-х превращал свои фильмы в жизнерадостный и жгучий коктейль из артефактов и отзвуков поп-культуры. Повзрослев, обратился к другим источникам; став классиком, вспомнил о классиках — Теннесси Уильямсе и Пине Бауш, Бунюэле и Хичкоке. Сегодня он погружается еще глубже, напоминая о том, что недаром критики всегда называли, одобрительно или нет, его фильмы барочными. Вместе с постоянными и важными соавторами — оператором Хосе Луисом Алькайне и композитором Альберто Иглесиасом — Альмодовар создает многослойные образы, истории внутри историй и картины внутри картин, припадая к истокам испанской культуры — опередившей свою эпоху условной драматургии Кальдерона и необычайно причудливой живописи Веласкеса. В «Боли и славе», как в веласкесовых «Менинах», на групповом портрете заказчиков художник то ли изобразил самого себя, то ли нет, спрятавшись за (кто знает, точным ли?) отражением. И завершил загадку, наверное, самым восхитительным из своих финалов, который настолько хорош, что лучше не портить его пересказом.