«Юморист»: режиссерский дебют сценариста «Лета» и «Оптимистов» — о советском стендапе и современной самоцензуре
Мы рассказываем честно не только про войну. Скачайте приложение.
1 марта в прокат выходит «Юморист» — дебютный фильм режиссера Михаила Идова, сценариста фильма «Лето», сериалов «Оптимисты» и «Лондонград». Это рассказ о жизни вымышленного советского артиста эстрады Бориса Аркадьева. Сценарий картины написал сам режиссер в соавторстве со своей женой Лили Идовой. Главную роль сыграл Алексей Агранович. Кинокритик «Медузы» Антон Долин считает, что «Юморист», который на первый взгляд кажется историей про творческую несвободу в СССР, на самом деле напрямую говорит со зрителем о сегодняшнем дне.
Это странное и будоражащее кино вызывает чувство неловкости и врезается в память. Вот и хочется спрятаться за уютными штампами — «сильный дебют», «мощная актерская работа». Все так, но сказать об этом недостаточно. «Юморист» — не то, чем кажется. По сюжету и антуражу это жизнеописание вымышленного эстрадного артиста 1980-х годов Бориса Аркадьева; на самом деле — фильм о подцензурном юморе, мягком тоталитаризме, моральном выборе мыслящего человека. То есть о сегодняшнем дне.
Таким образом, «Юморист» и разбирает суть эзопова языка, и сам на нем говорит. Рождает чувство сопричастности и раздвоенности. Не позволяет держать дистанцию, которая, казалось бы, задана системой координат ретрофильма про СССР. Оставляет впечатление зажатости и скованности, вполне оправданное обстоятельствами жизни главного героя.
В одной из первых сцен фильма выпивший Аркадьев, у которого, сразу видно, с пятым пунктом не все в порядке, на спор отвечает экспромтом на вопрос «Почему евреев не берут в космонавты?». Не берут, потому что не вернутся: слишком большой опыт жизни в безвоздушном пространстве. «Юморист» весьма точно передает ощущение безвоздушности, хоть и начинается на берегах Балтики, в благословенной для всей советской эстрады курортной Юрмале. Для Михаила Идова, уроженца советской Риги, это очень личная деталь, и явно не единственная.
Учившийся кинематографу в США, написавший несколько книг и сделавший довольно успешную карьеру в журналистике (а затем ее бросивший) Идов обладает счастливой двойной оптикой: смотрит на позднесоветский опыт и изнутри, через очки детской ностальгии, и снаружи, ироническим взглядом успешного эмигранта. Это было заметно уже в «Лете» Кирилла Серебренникова, где Идов-сценарист препарировал миф «Зоопарка» и «Кино» как воздушную фантазию, намеренно пренебрегая реальностью. Рок в СССР был полуразрешенной отдушиной, телевизионный и эстрадный юмор — тем более: людям слова держать в кармане фигу проще, чем музыкантам. Иногда ее могли не разглядеть власти, но сразу чувствовал зритель и слушатель.
Наверняка велик был соблазн сделать Аркадьева завуалированным портретом какой-то из конкретных звезд эпохи (Михаил Жванецкий, Аркадий Арканов, Геннадий Хазанов). Или, если уж уходить от конкретных прототипов, показать его обаятельным и талантливым неудачником, вынужденным сдерживать свое дарование из-за требований эпохи. Но мы ничего не знаем о герое «Юмориста»: случайно он изменяет жене или спьяну, хорошей ли была его единственная изданная книга, есть ли у него хоть один удачный текст, кроме постоянно повторяющегося хита. Именно поэтому Аркадьев получился таким интригующим, трогательным и отталкивающим одновременно.
Он успешно гастролирует по всему Союзу, возвращаясь время от времени в просторную московскую квартиру, где ждут умная жена-адвокат и двое детей: неопасно бунтующий тинейджер (папа добыл ему и электрогитару, и раритетный постер с Дэвидом Боуи на стену) и дочка-дошкольница. Выезжает на шлягере — монологе про пляжную фотографию с макакой Артурчиком: народ смеется безотказно, всегда в одних и тех же местах. Что же ест его поедом, не дает расстаться с бутылкой коньяка, будит тревогу в голосе и взгляде? Аркадьева разрывают на части любовь и ненависть к самому себе, жалость и презрение. А пуще всего — неспособность себя уважать и невозможность это изменить. Никакой успех, алкоголь, женщины забыть об этом не помогут. Если это и кризис среднего возраста, вряд ли он пройдет.
На главную роль Идов взял Алексея Аграновича — режиссера отличных фестивальных церемоний и прекрасного актера, о котором знают сравнительно немногие. В кино он играл мало (из недавнего — в «Кислоте» и «Мифах»), на телевидении засветился в «Частице вселенной», но настоящим откровением стали его работы в постановках Кирилла Серебренникова по русской классике в «Гоголь-центре». Недавно Агранович выходил на сцену в ролях Барона и Председателя в «Маленьких трагедиях» Пушкина, перед этим потрясающе сыграл Адуева-старшего в «Обыкновенной истории» Гончарова. Именно от этого образа — прагматика и циника, отлично устроившегося в жизни и превосходно прячущего свою хрупкость, — отталкивался Идов, придумывая своего Аркадьева.
В «Юмористе» есть и другие отличные роли, в основном небольшие: Алиса Хазанова, Юрий Колокольников, Полина Ауг, Семен Штейнберг, — но по большому счету это монофильм. Настолько, что лучшая его сцена разыграна Аграновичем в пустой комнате и является, по сути, разговором с богом, в которого советский еврей Аркадьев не верит. Ведь «безвоздушное пространство» — не только социальный антураж застоя, а еще и экзистенциальная западня подловатого мещанского благополучия, из которой не хочется выбираться. Внутренний вакуум, невесомость, от которой тошнит. Фоном в «Юмористе» присутствует очередная плановая экспедиция космического корабля, за которой персонажи следят по телерепортажам: вместо бога в СССР был космос, «наши летали, никого в небе не видели» (расхожая советская шутка здесь тоже обыграна). К этому пустому космосу и взывает уставший от собственных хохм Аркадьев, — разумеется, безуспешно.
Кульминация «Юмориста» окончательно освобождает зрителя от примет времени и места: условное пространство очищения, в которое все попадают обнаженными, — то ли баня, то ли церковь, то ли домашняя модель Колизея, в котором состоится последний бой. Впрочем, противники здесь фантомные: главный оппонент Аркадьева — зеркало, он прямо говорит об этом и едва может смотреть на собственное отражение в гримерке перед выступлением с шаблонной осточертевшей программой. Не сам ли он — обезьянка, с которой фотографируются на пляже, и как же ему наконец стать человеком? Постепенно герой фильма начинает служить отражением и для его зрителей.
К наступлению 2019 года Первый канал подготовил неожиданно наглую программу-пародию «Голубой Ургант». Бесстрашные молодые стендаперы Данила Поперечный и Илья Соболев, обычно не допускаемые до эфира на федеральных каналах, пришли на троллинг-шоу в костюмах а-ля 1980-е, были представлены как «сатирик» и «юморист». Они зачитали с эстрады монологи Михаила Задорнова и Яна Арлазорова, не поменяв там ни слова. По замыслу организаторов, эти давно устаревшие тексты должны были привести зрительный зал в состояние смеховой истерики — именно за счет своей затертости и искусственности. Трудно сказать, удался ли эксперимент в полной мере. Столкнувшись с совсем недавним прошлым отечественного юмора, публика отказалась узнавать себя вчерашних и искренне недоумевала: почему настолько несмешно?
«Юморист» показывает, как недалеко мы ушли от этого вчерашнего дня — или как стремительно, описав петлю, приближаемся к нему вновь. И почему-то совсем неудивительным звучит на финальных титрах речитатив рэпера Фейса, всерьез озадаченного вопросами, которые так мучили Аркадьева. И ничего смешного в этом действительно нет.
(1) Пятый пункт
Или пятая графа. Под этим номером в типовой анкете для получения паспорта гражданина Советского Союза указывалась национальность.