«Мы тут в России живые и хотим, чтобы наши права соблюдались» Группа из 42 россиян подала коллективный иск к властям из-за блокировки звонков в телеграме и вотсапе. На что они рассчитывают?

Таганский суд Москвы зарегистрировал административный иск от 42 россиян — пользователей Telegram и WhatsApp — к Роскомнадзору и Минцифры. Истцы просят признать незаконными и необоснованными действия этих ведомств по блокировке звонков в мессенджерах и утверждают, что ограничения нарушают права и интересы граждан России. Одним из инициаторов обращения в суд выступил активист и политик из Калуги Константин Ларионов. Он стал основным истцом. Кооператив независимых журналистов «Берег» узнал у Ларионова, чего он рассчитывает добиться в суде. «Медуза» публикует это интервью целиком.

— Вы активист, политик и бывший глава штаба Бориса Надеждина в Калуге. Этот иск — проявление вашей гражданской позиции или политических амбиций?

— До штаба Надеждина я был помощником депутата [городской думы от КПРФ] в Калуге, где сейчас и нахожусь. Я прекрасно помню 2019, 2020, 2021 годы — тогда я начинал заниматься политикой, участвовать в жизни страны. И я видел, как в регионах, и у нас тоже, чего-то удавалось добиться протестными действиями — пикетами, митингами — или с помощью таких исков как формы юридического протеста.

С 2022 года с этим становится все хуже и хуже. И создается ощущение, будто у нас в стране ничего не происходит, никаких протестов нет, людей постепенно давят и давят, а они давятся и давятся. А это совсем не так. Вы, наверное, следили за прямой линией президента? Рекордное же количество обращений записали! Потому что это единственная возможность для людей выйти на улицу всем вместе и чтобы их не арестовали. Этот иск — одна из возможностей не сдаваться без боя.

Я прекрасно отдаю себе отчет, что блокировки — это политическое решение. Тем не менее мы действительно поборемся за это юридически. Это большая кампания, которая показывает, что мы тут вообще в России живые все и хотим, чтобы наши права соблюдались.

— Вы думаете, что на прямую линию в первую очередь присылали просьбы о помощи или выражения протеста? Все-таки там почти каждый год ставят рекорды по количеству вопросов, и больше похоже на то, что эта история выгоднее Кремлю, чем россиянам.

— Я когда-то участвовал в записи одного из видеообращений [к Путину] здесь, в Калужской области, в Кондрово. Я спрашиваю [участников]: «Вы же понимаете, что, скорее всего, ваш вопрос не попадет никуда?» «Мы понимаем все это, но мы запишем, опубликуем — это хотя бы какая-то медийная возможность». Записали видеообращение, а потом я вместе с этими активистами приходил в Следственный комитет. После этого постепенно экологическая ситуация пошла на лад. Это такая возможность у людей выступить.

— То есть соистцы, которые присоединились к иску, сделали это, в том числе чтобы выступить с юридическим протестом из-за блокировок звонков в Telegram и WhatsApp?

— В каком-то смысле да. Мы, конечно, постараемся побороться. Наша задача — признать действия Роскомнадзора и бездействие Минцифры незаконными.

— Идея ваша или вы один из ее авторов?

— Один из авторов. Мы поддерживаем контакт с [политтехнологом Дмитрием Кисиевым], экс-главой «Штаба кандидатов», сейчас я стал главой. Люди обращаются: они устали от того, что невозможно созвониться с родственниками или с кем-то из-за границы. Это нарушение наших конституционных прав. Мы рассчитывали, что будет большая кампания, что к нам присоединятся юристы, чтобы у нас было представительство в суде.

— А сейчас их нет? 

— [Юристы] помогли нам составить иск, но вот на представителя в суде мы объявим сбор средств.

— Вы сами или другие истцы как-то пострадали от блокировки звонков в WhatsApp и Telegram?

— Мои родители пользуются WhatsApp. Вся страна им пользуется. Люди в возрасте моих родителей — старше 50, 60 лет — пользуются тем, к чему привыкли. Они привыкли, что могут в любой момент позвонить там сыну, внуку, и тут внезапно раз! — и нет этого. В элементарных бытовых вещах такие ограничения, конечно, супердискомфортны. Особенно для людей старшего поколения.

— Объясните логику вашего иска?

— Звонки в мессенджерах блокируют по причине того, что это «борьба с мошенниками». Мы приводим ссылку на данные системы «Антифрод». Мы видим, что и она допускает [звонки с подменой номера] в девяти случаях из 10. Мы не понимаем причину блокировки. Надо все блокировать, получается? Обрубать все телефоны, чтобы с мошенниками бороться? Ну, наверное, нет.

— Вы пишете в иске, что «сам ответчик о введенных блокировках официально не сообщал, мотивов своих действий не представил». При этом Роскомнадзор еще летом, ссылаясь на данные правоохранительных органов и обращения граждан, заявлял, что мессенджеры «стали основными голосовыми сервисами, используемыми для обмана и вымогательства денег, вовлечения в диверсионную и террористическую деятельность российских граждан». Почему тогда так сформулировали?

— Мы хотим посмотреть не заявление, а правовое основание.

— Как вам пришла идея подать иск? В последнее время гражданский протест, даже формальный, сталкивается с ответным противодействием от властей.

— Мы [с Дмитрием Кисиевым] нашли отклик среди людей, которые нас поддерживают. Мы не можем, например, собрать митинг, нам его просто не согласуют. Мы не можем провести пикеты.

— Но ведь пикеты возле Думы были — против закона о штрафах за поиск экстремистских материалов. И Надеждин в них участвовал.

— Да, и Дмитрий Кисиев участвовал. Задержали всех, и Дмитрию дали штраф. Иск к Роскомнадзору — это такая форма бумажного протеста. Мы вообще не рассчитывали, [что суд его примет]. Принял — мы прошли на ступеньку дальше.

— Кто кроме вас выступил соистцами?

— Я не могу назвать имена, конечно. Какая-то часть из этих людей — активисты, политики. Большинство — простые граждане России, которые устали от того, что не могут воспользоваться звонками в мессенджерах. Искали мы, конечно, через наши соцсети. Борис Борисович [Надеждин] тоже немножко внес свой вклад, большое за это ему спасибо. Он опубликовал у себя информацию [о коллективном иске].

— У вас была какая-то цель, например найти три десятка соистцов?

— Мы смотрели на норму. Чтобы иск был коллективным, его нужно подать 20 соистцам. На самом деле заявок было больше, но по техническим причинам мы не смогли прикрепить все документы к подаче. Мы [с Дмитрием Кисиевым] сейчас опубликовали посты в своих телеграм-каналах, как присоединиться к иску, сейчас это может сделать любой гражданин России, неважно, где он находится.

— Люди, выступившие вместе с вами соистцами, находятся в России? Или для вас это было непринципиально?

— Когда люди спрашивали, можно ли присоединиться к иску [из-за рубежа], я им отвечал, что неважно, где они находятся, потому что все граждане России имеют одинаковые права. Мы принимали разные обращения — от Приморского края до Московской области, по всей России.

— Я правильно понимаю, что вам не нужно было встречаться лично? Соистцам было достаточно отправить вам необходимые документы?

— Мы очень долго думали, как же нам подать иск. Я общался с разными юристами, и все в один голос говорили: «Вам нужны физические подписи на иске». Но мы нашли прекрасную юристку из Питера, которая сказала: есть возможность. Надо, чтобы на самом иске была подпись лица, представляющего группу (в данном случае моя). А остальное — это заявления-приложения.

— Вы подали иск к Минцифры и Роскомнадзору, но запрет звонков в мессенджерах поддерживала и ФСБ, в этом были заинтересованы и мобильные операторы, так как они терпят убытки из-за звонков через мессенджеры. Вы не думали привлекать других ответчиков?

— Было огромное количество предложений, с кем можно посудиться, вплоть до депутатов Госдумы, которые лоббируют подобные запреты. Но на все это нужны большие ресурсы — юридические, медийные. Мы действуем как можем. Посмотрим, что получится. Может, мы выиграем и блокировки звонков отменят. И тогда этот иск станет подспорьем для будущих исков.

— Вы говорите, что ваш иск — это форма юридического протеста. Какой цели вы в итоге хотите добиться и как оцениваете свои шансы?

— Решение о блокировке, очевидно, политическое, мы с ним попробуем побороться в суде. Мы, конечно, считаем, что оно незаконное, сто процентов. Закон на нашей стороне. Мы это расскажем, представим все необходимые доказательства. Вопрос, встанет ли суд на нашу сторону. Может быть, этот иск станет прецедентом. Может, какие-то данные мы сможем выяснить и опубличить, и они помогут будущим истцам в их исках к Роскомнадзору или Минцифры по другим типам блокировок.

— В комментариях под постом Кисиева об иске некоторые люди пишут, что поддерживают его, но по личным причинам не хотят рисковать и присоединяться. Зачем это вам и почему, на ваш взгляд, возможный результат перевешивает риски?

— Мы действуем в рамках закона. Я прекрасно понимаю тревогу, нарастающую в обществе, по поводу каких-либо протестных действий. Но есть вещи, которые мы как общество обязаны делать, — защищать свои права законным путем.

— Соистцами выступили 42 человека, но на сайте суда указана только ваша фамилия, остальные — «неустановленные лица». Вы для себя не видите рисков?

— Наверное, не вижу. Мы в своем праве. Я не знаю санкций, которые можно вменить за подачу иска, юридически здесь вменить нечего. Мы придем, будем разговаривать с Роскомнадзором, с представителями Минцифры, с судом. Выяснять отношения в абсолютно правовом поле.

— В 2022 году вы находились в правовом поле, когда стояли с одиночным антивоенным пикетом. А потом вас избили. В 2024 году вы были главой штаба Надеждина в Калуге — тоже в правовом поле. И вас избили опять.

— Конечно, я осознаю, в какой ситуации находятся активисты и политики в России. Я просто стараюсь как-то сделать этот мир и нашу страну немножко лучше — теми способами, которые у меня есть. Сесть [ровно] и прекратить деятельность, полезную для общества? Определенно нет. Она идет на пользу не только оппозиционным активистам, не только людям, которые считают себя аполитичными. Она на пользу и самому государству, государственным служащим, сотрудникам полиции. Когда мы делаем полезную работу, мы делаем ее для всех. 

— Сотрудники полиции, о которых вы говорите, может, и сами пользуются WhatsApp и Telegram, и, вероятно, им самим не нравится включать VPN, чтобы позвонить. Но ведь когда им дадут приказ вас задержать, они не вспомнят о том, что вы пытались бороться за их права?

— Я общаюсь с этими ребятами, сотрудниками [полиции], после нападений они завели два уголовных дела. Да, не расследовали, это другой вопрос. Но когда я общался с дознавателями, они сочувствовали мне и говорили: «Если у нас получится, мы, конечно, найдем и накажем».

— Но не нашли?

— Не нашли, да. Все-таки и дело поздно было заведено, и политическая составляющая… Сменится немножко политическая обстановка, и эти дознаватели еще проявят себя, принесут пользу нашей стране.

— Вам не обидно, что пока этого не происходит?

— Давайте я так скажу: я понимаю, почему этого не происходит.