«Заместить экспорт нефти из России не может никто в мире» Почему Трампу будет трудно обложить покупателей российской нефти пошлинами в 100%? Обсуждаем с Сергеем Вакуленко (Берлинский центр Карнеги)

Дональд Трамп 14 июля выступил с «важным заявлением» по теме российско-украинской войны. Президент США пообещал Киеву дополнительную военную помощь и пригрозил России новыми санкциями. Речь о 100-процентных пошлинах на экспорт в США, которые могут быть введены через 50 дней — 1 сентября, — если мир или перемирие в Украине не будут достигнуты. И грозит такая ставка не только самой России (объем экспорта которой в Штаты незначителен), но и — что более важно — ее торговым партнерам. Трамп не уточнил, какие именно партнеры могут стать мишенью санкций, но представители его администрации уточнили, что глава государства говорил о покупателях российской нефти. Это означает, что президент США своей инициативой повторяет — в менее драконовской форме — законопроект сенаторов Линдси Грэма и Ричарда Блюменталя, которые предложили наказывать страны, приобретающие энергоресурсы у России, 500-процентными тарифами. О том, насколько эффективными могут оказаться подобные санкции, есть ли у мирового рынка альтернатива российской нефти и какие еще ограничения способен в теории ввести Трамп, «Медуза» поговорила со старшим научным сотрудником Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии Сергеем Вакуленко.

— Дональд Трамп довольно расплывчато озвучил угрозу вторичных санкций против торговых партнеров России. Но если интерпретировать его заявление как развитие инициатив из законопроекта сенатора Грэма, речь, скорее всего, о покупателях российской нефти. Кому в таком случае в первую очередь грозит президент США?

— Основные покупатели российской нефти сейчас — это Китай, Индия и Турция. Еще немного по трубе приобретают Венгрия и Словакия. Есть еще нефтепродукты, круг покупателей которых пошире. В нем, как ни странно, есть даже Саудовская Аравия, которая приобретает у России мазут, чтобы потом жечь его на своих нефтяных электростанциях.

— Можем ли мы говорить, что Трамп озвучивает угрозу в адрес всех этих государств? Все-таки среди них есть и союзники США, и просто большие сильные игроки, которые едва ли безболезненно отнесутся к таким враждебным шагам Вашингтона.

— Ключевой вопрос даже не в том, как они к этому отнесутся, а в том, как такие вторичные пошлины в принципе будут работать. Допустим, Владимир Путин упирается — популярно объясняет Трампу, где он видал его санкции, и заявляет, что идет намеченным курсом к достижению своих целей. Проходит 50 дней, Трампу пора вводить пошлины. Он это делает — и что тогда? По логике, на весь импорт из Китая, Индии и Турции в США накладываются 100-процентные пошлины. При этом только что, начиная с апреля, между Белым домом и властями практически всех упомянутых стран шло очень непростое обсуждение того, какие у них будут взаимные тарифы. Изначально рык из Вашингтона звучал довольно грозно, некоторые ставки, в частности в адрес Китая, были и так запредельно высоки.

— В случае Китая даже больше 100 процентов…

— Да, буквально что-то близкое к чуровским 146 процентам. Но сейчас это все активно откатывается назад. В большой мере — потому что выясняется, что китайским товарам нет особой замены и эти пошлины ударяют в первую очередь по американскому потребителю. Так что, как бы ни хотелось Трампу, вводить запретительные тарифы против Китая Америка сегодня не может. Примерно та же история с Индией.

С Турцией — чуть иная, но тоже крайне непростая. Анкара сегодня — это критически важный игрок в ближневосточном регионе. И жестко с ней ссориться США вообще не с руки. Если с Китаем у Америки и без пошлин за российскую нефть развивается естественное противостояние и все горшки уже побиты, то Турция — это и союзник, и очень влиятельный посредник в крайне деликатном регионе. Например, без нее трудно себе представить нынешний хрупкий баланс в Сирии. И зачем с ней конфликтовать из-за России, просто непонятно.

Непонятно и как такие пошлины будут вводиться. Если мы вернемся к законопроекту сенатора Грэма, то из него следует, что в случае принятия инициативы конгрессом президент не может, а должен будет обложить покупателей российской нефти 500-процентными тарифами. И если такое решение будет принято, то потом снова протащить через конгресс снятие подобных санкций будет очень и очень сложно. Это то, что в теории переговоров называется commitment device — то есть, условно, сжигание своих кораблей. Демонстрация того, что условные мы готовы идти до конца, не считаясь с последствиями, — поэтому лучше сдавайтесь.

— Видимо, поэтому Трамп сегодня и назвал законопроект Грэма бессмысленным? Ему вряд ли хочется стать исполнителем такого ультиматума.

— Да. Он, конечно, не хочет получить ситуацию, в которой конгресс обязывает его что-то делать или не делать. Это категорически бы лишило его гибкости и любой возможности для маневра. Так что, скорее всего, принятия законопроекта Грэма в нынешней редакции не случится.

— Еще один вопрос из гипотетической области. Допустим, подходит озвученный Трампом дедлайн 1 сентября, ситуация на фронте не меняется, а Путин уперся. Можно ли в этом сценарии предположить, что покупатели российской нефти начинают подбирать ей альтернативы? И есть ли эти альтернативы в принципе — или Россия на рынке пока незаменима?

— Особых альтернатив нет. Стоит обратить внимание на то, что сейчас происходит с роспуском квот инициативной восьмеркой ОПЕК+, которая долгое время добывала меньше, чем им разрешалось по большому соглашению ОПЕК+, — на круг примерно на два миллиона баррелей в сутки. Теперь они эти самопровозглашенные обязательства с себя стремительно снимают. И к сентябрю все эти два миллиона баррелей в сутки должны быть выпущены на рынок. Возможно, у Саудовской Аравии и ОАЭ есть даже дополнительные резервы для наращивания добычи.

Но парадокс в том, что по темпам выпуска этой сдерживавшейся нефти на рынок становится заметно, что увеличение добычи идет медленнее, чем ожидалось. В мае одним из отстающих по роспуску квот игроков оказалась та же Саудовская Аравия. И у наблюдателей зарождаются сомнения: а точно ли инициативная восьмерка в состоянии нарастить добычу до того уровня, что был анонсирован? Сомнения эти отражаются и в цене нефти: кажется, что миновала угроза большой войны на Ближнем Востоке между Израилем и Ираном, рынок в ожидании новых больших объемов нефти — а цена барреля Brent держится близко к отметке в 70 долларов.

Что можно сказать точно — столько нефти, чтобы заместить весь российский экспорт, нет ни у кого. Так что альтернативу при всем гипотетическом желании стран, испугавшихся угроз Трампа, взять негде.

— Вероятно, не только негде, но и — в сценарии реализации угрозы — непонятно, по какой цене. Ведь сколько-нибудь заметное исключение российской нефти с рынка — это еще и взрывной рост стоимости сырья?

— Да. В который раз допустим, что эти страны говорят: нам страшно, на таких условиях мы российскую нефть больше не покупаем. Тогда рост цен неизбежен.

Ну или же они говорят: давайте, вводите свои санкции, уважаемый Дональд, посмотрим, что вы можете сделать.

— Второй сценарий, конечно, исходя из всего вышесказанного, звучит реалистичнее. В этом случае, если Трамп сам понимает, насколько сложен в реализации его план вторичных пошлин, есть ли у него в арсенале другие меры, чтобы сдержать российский нефтяной экспорт?

— Мне трудно предположить, что это могли бы быть за меры. У байденовской администрации ограничить российские доходы от экспорта энергоресурсов толком не получилось. Все упирается в то, что эту цель нужно достигнуть так, чтобы объемы сырья на рынке остались хотя бы примерно теми же, что сегодня.

Наверное, Трамп мог бы попытаться заставить каким-то образом работать нефтяной потолок. Например, внести в санкционные списки абсолютно все корабли, которые когда-либо [за период действия санкций] заходили в порты за российской нефтью. Или хотя бы делали это в 2025 году. Но это тоже специфическое действие: из оборота можно исключить огромную часть мирового танкерного флота. Это десятки процентов рынка перевозок, и удар по такой доле неизбежно по цепочке отразится на всех остальных крупных игроках. Такие танкеры возили не только российскую нефть: сегодня они выполнили рейс из России, завтра — из другой крупной нефтедобывающей страны. Так работает рынок. И нарушение этого механизма лишит логистической инфраструктуры сразу всех, а не только Россию.

— Вы упомянули, что у Байдена не получилось ограничить российский нефтяной экспорт. В то же время было много разговоров о последнем санкционном пакете демократической администрации, который будто бы стал самым решительным и эффективным шагом в противодействии финансированию кремлевской военной машины. Эти санкции и правда были болезненными? Они как-то отразились на статистике экспорта или динамике нефтяных доходов России?

— Я соглашусь с тем, что это были более решительные санкции. Но были ли они более эффективными — большой вопрос. Эффективности их хватило примерно недели на три. В тот период мы наблюдали, как расширился дисконт на российскую нефть. Выросла стоимость ее транспортировки, и доходы, которые получали продавцы, отправлявшие сырье из портов Приморск и Новороссийск, действительно просели. Но в течение трех недель новые лазейки для обхода санкций были найдены, а на горизонте следующих трех месяцев многие из попавших под ограничения танкеров вернулись в строй.

— Выходит, эффективных санкций против российской нефти нет, как нет и эффективных инструментов для усиления давления по нефтяной линии. Значит ли это, что энергетическое санкционное направление сегодня в принципе бессмысленно?

— Скажем так: здесь и сейчас все выглядит так, что западная коалиция союзников Украины не нашла эффективных ограничений для российской нефтеторговли. Санкции, безусловно, имеют некоторый эффект песка в шестеренках, создают какое-то трение и сложности для Москвы — например, концентрируют весь экспорт на трех основных странах и формируют пусть не очень большой, но дисконт. Но принципиально порушить российский экспорт, конечно, не получилось.

— В мире нефти ведь есть и другой «плохой парень» — Иран, также обложенный санкциями. В случае, если после бомбардировки своих ядерных объектов он вдруг решится пойти на новое сближение с Западом, можно ли представить, что это будет относительно полноценная альтернатива выдавливаемой с рынка России?

— Формирование такой альтернативы в лице Ирана в лучшем случае займет несколько лет. Едва ли многие страны и операторы решатся пойти в иранскую нефтедобычу и активно вкладывать в исламскую республику. Никто не может гарантировать, что не повторится 2016 год, когда к власти в США пришел Трамп и отменил ядерную сделку своего предшественника Барака Обамы, которая, казалась, устраивала все стороны. Такой риск всегда будет отпугивать иностранных инвесторов от вложений в Иран. Этот дамоклов меч продолжит висеть над страной. И Ирану, вероятно, придется продолжать справляться своими силами. А это значит, что они не смогут увеличить поставки другим странам значительно. Сейчас Иран экспортирует 1,8–1,9 миллиона баррелей в сутки. Допустим, это значение увеличится на 500 тысяч баррелей. По сравнению с пятью миллионами баррелей одной только нефти, которые в сутки экспортирует Россия, — не очень заметно.