Вот-вот начнется новая гонка вооружений — чем она будет отличаться от прошлой? И зачем странам так много ядерных боеголовок? Интервью Мэтта Корды, эксперта по ядерному сдерживанию

Стокгольмский международный институт исследований проблем мира (SIPRI) выпустил новый доклад о состоянии международной безопасности. Один из главных выводов исследователей — «эпоха сокращения ядерного оружия подходит к концу». Все девять ядерных держав модернизируют свои арсеналы, а некоторые и вовсе разворачивают новые системы вооружений. О том, почему это происходит и как отличается ядерная политика каждой страны, «Медуза» поговорила с одним из авторов доклада, заместителем директора Проекта по ядерной информации Федерации американских ученых Мэттом Кордой.

— Согласно вашему докладу, самым крупным государством с точки зрения трат на военные расходы остаются США, на втором месте — Китай. При этом обе эти страны не участвуют в современных войнах напрямую. Почему тогда они не сокращают траты?

— У этих стран разные причины, по которым они не сокращают расходы на оборону.

США находятся в процессе многолетней программы модернизации ядерных сил, которая, судя по всему, будет продолжаться еще долго. Сейчас не совсем понятно, как в итоге будет выглядеть ядерный арсенал США. В американской администрации есть люди, которым хотелось бы увеличения количества ядерного оружия, при этом одновременно мы слышим слова президента Трампа: «Нам незачем разрабатывать новое ядерное оружие. У нас его и так много». Помимо этого, Трамп заявлял о необходимости тщательно проверять программы, которые сильно отстают от графика или выходят за рамки бюджета. А это относится ко многим ядерным программам США.

Пока неясно, куда движется ядерный арсенал США. Есть сценарии, при которых можно представить как его рост, так и уменьшение. Но в любом случае прямо сейчас модернизируются практически все компоненты американского ядерного оружия.

В Китае другая история. Много лет казалось, что Пекину хватает всего нескольких сотен ядерных боеголовок для обеспечения своей безопасности. Причина в том, что исторически Китай рассматривал ядерное оружие не как инструмент ведения войны, а скорее как политическое средство сдерживания. Для этого не нужно много ядерных боеголовок. Может хватить всего нескольких сотен — просто сам факт их наличия уже служит хорошим сдерживающим фактором. 

Но в последние годы что-то изменилось, и пока не совсем ясно почему. Думаю, это комбинация политического, технологического и имиджевого факторов. Но ясно одно: теперь Китаю недостаточно нескольких сотен ядерных боеголовок и ему нужно гораздо больше. 

Вполне возможно, это повлечет за собой и изменения в их ядерной доктрине. Но она может остаться и прежней — только Китай решит, что для ее надежной реализации нужно больше боеголовок, чем раньше.

— Не приведет ли это, по аналогии с чеховским ружьем, к неизбежной войне?

— Я бы не сказал, что это однозначно так. Страны модернизируют ядерные арсеналы по множеству причин. 

К примеру, один из факторов — это безопасность. Современные взрывчатые вещества отличаются от тех, что использовались 40–50 лет назад. И модернизацию проводят, в том числе чтобы быть уверенными, что оружие не сработает случайно или что в случае применения оно сработает именно так, как от него этого ожидают.

Другая причина связана с обеспечением надежности ядерного сдерживания. Страны считают, что этот принцип работает, только когда оружие остается современным и надежным. И когда как союзники, так и противники считают его современным и надежным. Это не обязательно означает, что кто-то готовится его использовать. 

Также в качестве одного из факторов можно отметить взаимосвязь между ядерной промышленностью и политикой. Влияние оборонной индустрии на политические решения весьма ощутимо, и порой страны — из-за лоббистов — создают новые оружейные системы, которые на самом деле не соответствуют их ядерной стратегии или просто им не нужны. 

Другим объяснением может быть «зеркальное мышление». Власти смотрят на другие страны и думают: «Раз они это делают, нам тоже нужно». Это может происходить, даже если наращивание оружия не соответствует их собственной ядерной стратегии.

— Какие есть недавние примеры такого «зеркального мышления»?

— Например, одна из последних тенденций — разработка гиперзвукового оружия. Это системы, которые могут маневрировать и передвигаться по сложным траекториям на очень высоких скоростях, в том числе потенциально переносить ядерные заряды. 

Причина, по которой стране может понадобиться такое оружие, — это очень мощные системы противоракетной обороны у противника. Следовательно, чтобы доставить боеголовку к цели, нужно сначала обойти системы ПРО и ПВО, что и может сделать гиперзвуковое оружие. 

США недавно объявили о масштабном проекте «Золотой купол», системе противоракетной обороны, которая способна перехватывать практически любую ракету, угрожающую территории страны. У большинства других стран нет таких систем. Поэтому, когда вы видите, что Россия и Китай разрабатывают гиперзвуковые технологии, это логично — они пытаются преодолеть американскую ПРО. 

При этом, поскольку у других стран нет подобной оборонительной архитектуры или даже амбиций ее создать, не похоже, что США действительно необходимо гиперзвуковое оружие для поддержания надежного ядерного сдерживания. Тем не менее они запускают демонстрационные программы, разгоняя гиперзвуковой ажиотаж, который охватывает все больше стран. Политики и законодатели читают заголовки «Россия и Китай строят гиперзвуковое оружие» — и говорят: «Почему мы этим не занимаемся?» Если бы я занимался планированием ядерной стратегии США, наличие именно таких систем вряд ли было бы в верхней части моих приоритетов.

— Создается впечатление, что принцип ядерного сдерживания как фактор, предотвращающий войны между военными блоками, не работает. Один из примеров — конфликт между Индией и Пакистаном: несмотря на наличие ядерного оружия с обеих сторон, между ними периодически происходят военные столкновения. Как вы бы оценили надежность ядерного сдерживания сейчас? 

— Я думаю многие из последних конфликтов показывают, что ядерное оружие не гарантирует абсолютную безопасность. Оно не защищает от вторжений, особенно если речь идет о мелких конфликтах. Возможно, ядерное оружие может защитить от полномасштабного захвата территории или смены режима — в этом смысле оно действительно влияет на характер таких конфликтов.

Но, например, конфликт Индии и Пакистана происходит на достаточно низком уровне. Ядерное оружие, возможно, влияет на то, как стороны мыслят о конфликте, но сам он по-прежнему продолжается. Наличие ядерного оружия не предотвращает сам факт конфликта.

Тогда возникает логичный вопрос: почему страны по-прежнему стремятся к обладанию ядерным оружием? Лидеры все чаще говорят, что мир становится менее предсказуемым, а полагаться на союзников все сложнее. В то же время мы наблюдаем рост интереса к ядерному оружию, но я бы не сказал, что это такое уж универсальное решение, которым его считают многие политики. В каком-то смысле оно даже делает страну более уязвимой, превращая ее в мишень. Стремление к созданию ядерного оружия может спровоцировать именно ту угрозу, которой страна больше всего боится.

— На протяжении долгих лет после холодной войны ядерные арсеналы сокращались. Почему это было возможно и когда закончилось?

— На этот вопрос нет единого ответа. Мнения о том, что именно стало «спусковым крючком» и был ли он вообще, сильно разнятся.

В случае России и США можно указать на решение администрации Джорджа Буша — младшего в одностороннем порядке выйти из Договора об ограничении систем противоракетной обороны. Этот документ Россия в течение многих лет называла краеугольным камнем двусторонней стратегической стабильности с США. В России говорили, что если США выйдут из Договора, то ей ничего не останется, кроме как создавать новые системы вооружений. 

Другое важное событие — обвинения США в адрес России о нарушении Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД). Это происходило на фоне аннексии Крыма, что стало дополнительным фактором в ухудшении отношений.

Назвать конкретный триггер трудно, но важны последствия. В последние 10–15 лет отношения между Россией и США сильно изменились. Если раньше они были сосредоточены на взаимных усилиях по сокращению ядерных арсеналов, то теперь эта тенденция сменилась на противоположную. Арсеналы начинают расти, уровень прозрачности резко снизился, и у сторон больше нет желания вести переговоры по контролю над вооружениями. 

— Как вы считали количество ядерного вооружения у каждой страны? Разве это не засекреченные данные? Особенно в таких закрытых странах, как Китай и КНДР.

— Наши источники можно разбить на две категории: данные, которые поступают от самих государств, и другие данные. В последнюю входят, например, публикации в соцсетях, новости, отчеты промышленности, спутниковые снимки и так далее. 

Мы используем комбинацию этих источников, чтобы по каждой стране дать как можно более точную оценку. Но в некоторых случаях приходится больше полагаться на одни типы данных, чем на другие. Например, из-за нехватки официальной информации или плохого качества спутниковых снимков. 

Если говорить о США и России, то это страны, которые в течение последних десяти лет были связаны договором, известным как СНВ-III. В рамках соглашения стороны раскрывали численность развернутых ядерных боезарядов и пусковых установок. Это была невероятно ценная информация, которая позволяла нам делать точные расчеты.

Сейчас, когда такие официальные декларации больше не публикуются ни одной из сторон, стало намного сложнее. Мы вынуждены все чаще полагаться на спутниковые снимки или медиа. Например, в России публикуются интервью с высокопоставленными генералами, которые рассказывают о модернизации ядерных сил. И конечно, ко всем подобным источникам мы относимся с максимальной осторожностью.

Если говорить о других странах: КНДР, Израиле, Индии и Пакистане, — то анализировать их еще труднее. Эти государства вообще не раскрывают данные о количестве ядерных боеголовок. Поэтому приходится использовать широкий спектр косвенных источников, например оценку запасов делящихся материалов. Поэтому уровень уверенности у нас, конечно, разный: по одним странам уверенность гораздо выше, чем по другим.

— В феврале 2026 года СНВ-III закончится. Даст ли это России и США больше свободы для наращивания и модернизации своих ядерных арсеналов? И какие могут быть последствия истечения этого договора?

— Ситуация действительно очень тревожная. Это последний оставшийся двусторонний договор между США и Россией, который устанавливает ограничения на количество развернутых ядерных вооружений. Когда он истечет, теоретически обе стороны смогут довольно быстро увеличить число боеголовок на боевом дежурстве. 

Причем странам даже не нужно производить новые боеголовки или ракету. У США и России уже есть боеголовки на хранении, которые можно просто извлечь и разместить на уже развернутых носителях.

— Вы упомянули множество стран, но мы почти не говорили о европейских ядерных державах. Что происходит с ядерными арсеналами Великобритании и Франции? 

— Сейчас все страны с ядерным оружием модернизируют свой ядерный арсенал. Это касается в том числе Великобритании и Франции. Обе страны не только совершенствуют существующее оружие и разрабатывают системы следующего поколения, но и все чаще обсуждают, какую роль они должны играть в условиях все более империалистически настроенных России и США.

В Великобритании и Франции активно ведутся обсуждения о том, как стратегии ядерного сдерживания должны адаптироваться к новым реалиям, когда больше нельзя полагаться на США. Но пока все находится на ранней стадии дискуссии, и мы не знаем, к чему она приведет. Например, возможна ли какая-то форма «европейского ядерного зонтика»? Или, возможно, речь пойдет о размещении ядерного оружия в большем количестве стран? Обе идеи очень сложны в реализации.

— Чем новая гонка вооружений будет отличаться от старой?

— Современная динамика сильно отличается от времен холодной войны. В то время, по сути, были две крупные сверхдержавы. Они обладали тысячами ракет и боеголовок, которые были направлены друг на друга и готовы взлететь в любой момент. Тогда люди опасались внезапного удара из ниоткуда — что один из лидеров однажды проснется и скажет: «Сегодня тот самый день. Мы запускаем».

Сегодня мы по-другому смотрим на теоретическое начало ядерной войны. Гораздо более вероятный сценарий — это эскалация обычного конфликта до ядерного уровня. Это может произойти из-за недоразумения, ошибки, случайности — или из-за того, что лидер решит, что сможет достичь конкретной цели, прибегнув к ядерной эскалации. Я не думаю, что мы когда-либо увидим внезапный удар в том виде, как его представляли себе во времена холодной войны.

Другой важный фактор заключается в том, что сегодня у нас девять ядерных государств. Между ними образовалась крайне сложная система взаимного сдерживания. Например, Пакистан находится в отношениях ядерного сдерживания с Индией, а Индия — одновременно и с Пакистаном, и с Китаем. Китай, в свою очередь, имеет отношения сдерживания с Индией и одновременно с США. А США вовлечены в сдерживание как по отношению к Китаю, так и к России. 

То есть существует своего рода «эффект домино»: если одно ядерное оружие будет применено, ситуация может очень быстро выйти из-под контроля и перерасти в глобальный конфликт.

Помимо этого, существует множество дополнительных современных факторов, таких как искусственный интеллект, кибератаки и дипфейки. Все это может сильно исказить информационную среду, в которой лидеры принимают решения, сделав их более рискованными.