«Освобождение киллера Красикова — месседж тем, кто выступает против Путина за рубежом: у нас есть люди, готовые вас найти» Исследователь спецслужб Андрей Солдатов — о важных аспектах уникального обмена

Россия и Запад произвели уникальный по масштабу и составу обмен заключенными. Впервые в обменную сделку были включены не только фигуранты «шпионских» дел, но и сразу несколько политических активистов, осужденных в России за антивоенные высказывания или действия. О том, какой смысл в такую конфигурацию обмена могли закладывать Кремль и персонально Владимир Путин, зачем им нужен выменянный у Германии киллер Вадим Красиков и почему сегодня сделка выглядит как дипломатическое поражение российских властей, «Медуза» обсудила с исследователем спецслужб Андреем Солдатовым.

— Кажется, ничего подобного в новейшей истории взаимоотношений российских и западных спецслужб мы еще не видели. В чем уникальность нынешнего обмена?

— Этот обмен действительно уникален. Впервые он включает в себя не только шпионов или людей, обвиняемых в шпионаже или государственной измене, но и политических активистов. Это беспрецедентно.

При этом важно понимать, что у России теоретически были все возможности развести «шпионскую» и «политическую» группы, поскольку часть людей были задержаны и осуждены достаточно давно, а кто-то был арестован совсем недавно. И поделить обмен на несколько элементов, представив это как «бизнес — и ничего политического», Кремль вполне мог. Поэтому меня не покидает ощущение, что российские власти хотели сделать из представленной конфигурации политическое заявление. Вопрос в том, в чем это заявление заключается.

— Может ли это быть заявление в духе того, что написал в телеграме Дмитрий Медведев: мы выслали предателей — а получили «своих, работавших на Отечество»?

— Насколько мы знаем, как минимум в прошлом такая логика не работала. Во-первых, российские пропагандисты очень любили количественные подсчеты. В частности, в 2010 году пропаганда долго концентрировалась на том факте, что Москве удалось получить 10 провалившихся нелегалов в обмен на четырех осужденных, находившихся в российских тюрьмах. Иногда они так прямо и писали, что «наш счет — десять к четырем».

В нынешнем же случае мы видим, что арифметика работает в противоположную сторону. Не говоря о том, что все понимают: одной из проблем российской политической оппозиции в изгнании было отсутствие лидеров, потому что они были либо убиты, либо сидели в тюрьме. Сейчас же оппозиция получила этих лидеров в лице Владимира Кара-Мурзы и Ильи Яшина. Более того, крупнейшая российская правозащитная организация «Мемориал» вернула своего руководителя Олега Орлова.

— Исходя из этого, как вы считаете, какая из сторон дипломатически скорее выиграла — западные государства, вызволившие из тюрьмы политических активистов, которые на эти государства не работали, или Кремль, который, кажется, заполучил почти все свои обменные цели?

— Если судить по тому, как эта картина выглядит сейчас, то есть если мы смотрим только на сам обмен (а я не исключаю, что обмен — лишь часть сделки, о которой договорился Кремль), то скорее это дипломатический проигрыш Кремля. И по количеству людей, и по составу: не только оппозиция получила лидеров, но и завершились важные для Запада истории вроде дела Эвана Гершковича. Все это громкие и репутационно значительные имена.

Основная же часть людей, которых получил Кремль, были профессиональными разведчиками. Это люди, не обладающие дипломатическим или каким-то иным иммунитетом. И частью их профессиональной подготовки и карьерной траектории является риск оказаться в заключении. Грубо говоря, быть готовым к такому сценарию входит в круг их навыков и трудовых обязанностей. И то, что их вытащили, не гуманитарная победа Кремля, потому что эти люди не были жертвами несправедливого преследования и репрессий со стороны Запада. Это шпионы — их всегда могут разоблачить и посадить в тюрьму.

Поэтому сейчас я и вижу обмен как кремлевский проигрыш. Но обычно российские власти, как и власти любых других тоталитарных государств, очень хорошо играют в игры, связанные с обменом заложниками. Это демократии должны учитывать гуманитарные причины и общественное мнение, а Владимир Путин может на все это наплевать. Так что я, повторюсь, не исключаю, что мы видим не всю картину и есть еще какая-то ее часть, выторгованная Кремлем и способная [позволить нам] совсем по-другому взглянуть на общую конфигурацию обмена.

— Самой желанной фигурой для Кремля и, кажется, персонально Путина в этом обмене был киллер Вадим Красиков. Участник не самого громкого в истории шпионского сюжета — но ради него российские власти почему-то готовы были выпустить из тюрьмы любого своего оппонента, даже Алексея Навального. Чем Красиков им так дорог?

— Есть два аспекта этой истории. Первая — с точки зрения лично Путина и близких ему по духу спецслужб. В том нарративе, который продвигает Путин, Красиков «ликвидировал» человека, убивавшего российских военнослужащих. В глазах спецслужб он является героем, отомстившим за погибших товарищей. В условиях войны, да и до нее, для Путина остается крайне важным его собственный имидж в рядах сотрудников спецслужб. В этом случае он показывает, что он за своих парней, которые делают святое дело, мстя за товарищей, за ценой не постоит и из любой передряги вытащит. В логике людей в погонах это выглядит так.

Вторая причина такого внимания к Красикову заключается в том, что он прежде всего ликвидатор. Он не шпион, не разведчик, не нелегал, а человек, который лучше всего умеет убивать людей. И в условиях войны, когда угроза политической эмиграции для Путина представляет очень серьезную проблему, важно вытаскивать людей, которые занимаются убийствами, чтобы послать месседж тем, кто выступает против Кремля за рубежом: у нас есть люди и ресурсы, готовые вас найти.

— Об этом в интервью «Медузе» говорил и адвокат Илья Новиков. Вы разделяете позицию, что освобождение Красикова — сигнал оппонентам Путина за рубежом о том, что они не в безопасности?

— Конечно. Это может быть и совпадением, но буквально сегодня в Украине был нанесен удар по дому Ильи Пономарева. Он выжил, но это сигнал: люди, которые выступают против нас, да еще и поддерживают вооруженную борьбу, имейте в виду — мы вас найдем.

— Какие кейсы среди освобожденных с западной стороны вам еще кажутся показательными? Есть группа людей, осужденных за киберпреступления, есть несколько профессиональных разведчиков — выделяется ли среди них еще кто-то, кроме Красикова?

— Для меня в этой группе интересно появление Пабло Гонсалеса (Павла Рубцова). Во-первых, я его знал лично и встречался с ним как с журналистом. Именно под таким прикрытием он, напомню, действовал как агент российской военной разведки. И журналистом он, кстати, был талантливым. Мы часто говорим о некомпетентности российских спецслужб, но это, пожалуй, был обратный пример. На службе у российского государства был очень талантливый, целеустремленный и успешный человек. Это образ шпиона из 1930-х. Павел происходит из семьи басков, переехавших в СССР после поражения республиканцев в гражданской войне в Испании.

В его случае мы видим пример, когда военная разведка занималась шпионажем в политических оппозиционных кругах. Не саботажем или кражей военных секретов, как это бывает обычно. Это новое знание, которое нам «подарило» его дело.

— А что нам говорит присутствие сразу нескольких фигурантов резонансных дел о киберпреступлениях среди освобожденных? Значит ли это, что Кремль, к примеру, и в будущем будет готов менять политических активистов на хакеров? Кажется, эта группа в таком случае может стать важным элементом обменного фонда Запада.

— Здесь тоже есть несколько аспектов. С одной стороны, да, для Кремля важно показывать, что он готов вписываться за хакеров, что они не забыты. Тем более некоторые из них оказались депортированы в США из третьих стран, что всегда выглядело уязвимой точкой Кремля, неспособного обеспечить безопасность своих агентов в иностранных юрисдикциях.

С другой стороны, я совсем не уверен, что хакеров и дальше будут менять на политических активистов. Как мы и говорили выше, нынешняя ситуация абсолютно уникальна, так что никаких гарантий или прогнозов давать не стоит. Путину зачем-то понадобился этот обмен именно сейчас — и сложатся ли еще хоть раз обстоятельства похожим образом, мы просто не знаем.

— Есть мнение, что обменный фонд со стороны Запада после сегодняшней процедуры истощен, фигуранты всех наиболее громких дел отпущены — и новых заложников Кремля США и их союзникам будет попросту не на кого менять. Разделяете ли вы эти опасения?

— Насколько я знаю, западные контрразведки после 2022 года прошлись довольно широким бреднем по российским шпионским сетям — и есть достаточное количество историй, которые пока просто не публичны. Кроме того, существуют совсем старые сюжеты, которые могут иметь важное символическое значение для Кремля. Это, например, завербованные еще в советские годы агенты, отбывающие наказание в США, вроде Олдрича Эймса.

Российские же спецслужбы, понятно, будут продолжать тактику захвата заложников. И никто нам не обещает, что это будет обмен людей на людей. Путин, как и другие тоталитарные правители, может начать менять людей на какие-то преференции, вроде снятия санкций или чего-то подобного.

— Что еще важного мы упускаем в сегодняшнем обмене? Возможно, вы обратили внимание на участие (или неучастие) и посредничество каких-то стран, которые раньше не были задействованы в подобных схемах?

— Может быть, стоит обратить внимание на то, что в этом обмене никак не фигурирует Украина. Притом что идет война и с обеих сторон, очевидно, есть фигуры, которые можно было бы задействовать в подобной процедуре. Тем не менее этот элемент в широкую конфигурацию сделки не вошел. Возможно, Кремлю важно разводить эти истории на две: в одной есть великая сверхдержава Россия, участвующая в большой геополитической игре, в другой — локальный конфликт, в котором обмен пленными идет по своим правилам. Возможно, есть какие-то другие причины. Но то, что Украины здесь нет, интересно.