«Страсть Додена Буффана» — фильм, после которого захочется есть Экранизация французского романа о влюбленном поваре, в которой все кипит, шкварчит и хрустит

На Каннском кинофестивале показали картину вьетнамского режиссера Чан Ань Хунга «Страсть Додена Буффана» — экранизацию романа Марселя Руффа «Жизнь и страсть Доден-Буффана, гурмана» 1924 года. Главные герои — повар и кухарка (Бенуа Мажимель и Жюльет Бинош); Буффан влюблен в свою помощницу, но она отказывается выходить за него замуж. Чан Ань Хунг еще в 1970-х эмигрировал во Францию — и это, безусловно, повлияло на его авторский стиль, еще ни один французский фильм не рассказывал о еде с таким вниманием. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает об этой удивительной каннской премьере.

Этот фильм явился в Каннах как неожиданная археологическая находка, опровергающая все наши знания об истории. Без оглядки на эпоху Чан Ань Хунг снял картину, бросающую вызов любым представлениям о нужном, важном или актуальном. 

Название «Страсть Додена Буффана» напоминает о книге, на которой (впрочем, весьма приблизительно) основан сценарий: «Жизнь и страсть Доден-Буффана, гурмана» Марселя Руффа, бестселлер 1920-х, малоизвестный за пределами франкоязычного мира. Международный заголовок — «Пот-а-фё» — можно перевести как «рагу»: что-то среднее между жарким и супом, тушеное мясо с овощами, играющее некоторую роль в сюжете. 

Найти правильные слова для этого фильма, в котором речь отступает перед изображением, вообще крайне сложно. Вкус, и не только в отношении еды, — центральная категория тонкой и загадочной картины, которая на три четверти состоит из подробной и тщательной фиксации процессов приготовления и дегустации различных блюд, от простейших, вроде омлета, до головокружительно сложных. 

Оторваться от гипнотического зрелища невозможно. Для авторов бесчисленных кулинарных телешоу фильм Чан Ань Хунга, консультантом — и эпизодическим актером — которого выступил известный на весь мир французский шеф Пьер Ганьер, отныне должен стать золотым стандартом ремесла. 

Доден (Бенуа Мажимель, которого премия «Сезар» два последних года называет лучшим актером, через двадцать лет после прорывной «Пианистки» вернул себе статус суперзвезды) — кулинар и гурман, посвятивший жизнь разработке рецептов и их вдохновенному воплощению. Эжени (Жюльетт Бинош) называет себя его кухаркой. В реальности она даже не ассистентка, а полноправный соавтор, возможно, более одаренный. Доден изобретает, она создает своими руками, в случае еды этот дар более драгоценен. Они живут и работают вместе множество лет. Спят в разных спальнях, но время от времени Эжени оставляет открытой дверь своей комнаты на ночь. Доден давно умоляет ее выйти за него замуж, она отказывается: независимость дороже. 

Вполне можно было бы ожидать очередного наблюдения на тему гендерных ролей. Тем более что действие разворачивается в конце XIX века, и когда Доден принимает за трапезой лучших друзей — врача, финансиста, юриста, — то Эжени не садится с ними на стол, а обедает вместе с горничной на кухне. Но в этой истории все нетипично и неожиданно. Отказываясь входить в мужское царство с его непременными сигарами, ликерами и разговорами на отвлеченные темы, Эжени утверждает и хранит свою субъектность. Она подлинная создательница и правительница этой вселенной. Ее выбор — оставаться за кулисами кулинарного спектакля. 

Едва намеченная романтическая интрига «Страсти Додена Буффана» достойна сравнения с апорией Зенона. Как Ахиллес не может догнать черепаху, так Доден, любящий Эжени и не скрывающий этого, проводящий с ней часы, дни, месяцы и годы жизни, вхожий в ее спальню и встречаемый с взаимностью, никак не может добиться отклика на предложение руки и сердца. Эжени встречает его смеясь. Смех и улыбка Жюльетт Бинош в этом фильме — драгоценность, которую хочется беспрестанно вспоминать; она вызывает в памяти и улыбку героини «Аромата зеленой папайи» — дебютного и самого знаменитого фильма режиссера. Тот говорил о первой влюбленности, этот — о поздней. 

Завораживающая картина Чан Ань Хунга — о неразрешимой загадке повседневности, труднообъяснимых условиях счастья и в конечном счете возвращении утраченного человечеством рая. Недаром начинается она в саду, где Эжени поутру тщательно выбирает овощи для обеда. Оказавшись там чуть позже, главные герои вспоминают, что история человечества началась с первой трапезы, которую разделили Адам и Ева, причем сразу с десерта. Вероятно, за это и были изгнаны из Эдема. Кому, как не кулинарам, искупать первородный грех? 

Разобрать рецепт «Страсти Додена Буффана» чрезвычайно сложно — велик риск утратить вкус, разложив его на элементы. Сюжет и сценарий начисто лишены конфликта, не считая основополагающего — между жизнью, воплощением которой служит еда, и небытием. Тактильность и материальность изображения вписаны в сложную хореографию камеры Джонатана Рикебурга, постоянно находящейся в плавном движении. В результате кажется, что мы ощущаем аромат блюд и вот-вот почувствуем вкус (готовили на площадке по-настоящему, бутафорской еды здесь нет).

Между актерами, которые когда-то жили вместе и воспитывают общего ребенка, особенная невидимая связь, которую невозможно подделать. Есть в фильме две предельно целомудренные и оттого особенно прекрасные эротические сцены. Важнейший аспект — звук. Чан Ань Хунг позволяет нам слушать, как под фоновое пение птиц в саду на кухне кипит на плите вода, шипит на огне сковородка, хрустит под ножом свежий салат. Неодушевленные субстанции оживают, как в «Синей птице». Музыка только заглушила бы этот уникальный саундтрек, и потому ее нет вплоть до финальных титров. На них звучит фортепианная транскрипция «Таис» Массне — напоминание о времени действия, французской прекрасной эпохе.   

Кинематограф не знал ничего подобного. Просятся аналогии из других областей. Например, французской литературы, столь тесно связанной с кулинарной традицией — от абсурдно неумеренных трапез у Рабле до тающего во рту вкуса печенья «мадлен» у Пруста. Или живописи, от фламандских и голландских натюрмортов до Сезанна. Хотя и другие импрессионисты вспомнятся не раз — особенно всепоглощающая зелень Моне, современника Додена и Эжени. 

Нет сомнений, «Страсть Додена Буффана» — не только произведение искусства, но и кино о сути искусства. О сложном соотношении ремесленности и вдохновения, о замысле и его осуществлении. Доден справедливо замечает, что изобретение нового блюда приносит человечеству больше радости, чем открытие новой звезды, и с сожалением говорит о себе, что он не поэт. В этот момент велико искушение вскочить с места и начать спорить с экраном. Как у любого подлинного художника, у Додена есть сомнения в себе, моменты счастливых озарений и болезненной неуверенности в результате. С подачи прозорливой Эжени он, хоть и неохотно, принимает ученицу — тихую девочку Полин (Бонни Шаньо-Равуар), которой дарован уникальный вкус. Это еще и кино о преемственности и наставничестве, вне которых не существует искусство. 

Чан Ань Хунг почти всю жизнь живет во Франции, как и его жена, актриса его ранних фильмов и художница-постановщица поздних, Чан Ну Йен-Хе. После принесшей ему славу «вьетнамской трилогии» — открывший ее «Аромат зеленой папайи» завоевал «Золотую камеру» в Каннах, а «Велорикша» получил «Золотого льва» в Венеции — режиссер больше не снимал на исторической родине. «Страсть Додена Буффана» не просто французский, а гипертрофированно французский фильм.

Однако в том, с какой любовью и вниманием показана еда, чувствуется особая традиция азиатского кино. Лишь оно умеет так увязывать приготовление и прием пищи с важнейшими моментами человеческой жизни — вспомните застолья у Ясудзиро Одзу, стрит-фуд в «Любовном настроении» Вонга Карвая или пир в «Паразитах» Пон Чжун Хо. Кинематограф Чан Ань Хунга тоже обладает этой особенной кулинарной чувствительностью, если не сказать чувственностью. А вот французское кино до сих пор не смогло придумать такой гимн гастрономии, как «Страсть Додена Буффана», если, конечно, не считать снятого американцами «Рататуя». 

Принято делить кинематограф на две линии — Люмьеров и Мельеса. Первая связана с изображением реальности, вторая — с фантазией и воображением. Чан Ань Хунг магически соединил их в одном фильме. С документальной дотошностью рождая и воплощая рецепты, буквально превращая концепцию в материальный объект, он достигает неслыханной реалистичности. И в то же время приглашает зрителя в идеальный мир, где нет войн и несчастий, политики и экономики, времени и пространства. Не случайно фильм снимался в небольшом замке на Луаре. По сути, дом Додена и есть своего рода заколдованный замок, как в рыцарских романах; во французской традиции их непременным атрибутом была чудесная трапеза с невероятно вкусными блюдами. Шанс оказаться во власти этих чар хотя бы на два часа не стоит упускать.