«Шея» — последний фильм Такэси Китано. Двухчасовая кровавая баня о Японии XVI века Режиссеру не жалко никого: все военные нелепы, успеха не добивается почти никто

В Каннах прошла премьера нового фильма Такэси Китано «Шея» — по словам режиссера, это будет его последний фильм. Режиссер решил делать фильм о дворцовом перевороте в Японии XVI века еще несколько десятилетий назад, в итоге картина поставлена по его одноименному роману. В ней, даже по меркам Китано, невероятное количество крови — и кажется, что режиссер при этом не испытывает к своим героям никакого сочувствия. О картине рассказывает кинокритик Антон Долин.

Давным-давно, фактически на заре карьеры, Такэси Китано признался своему кумиру Акире Куросаве, что мечтает поставить высокобюджетный блокбастер о знаменитом инциденте в киотском храме Хонно-дзи, случившемся в 1582 году, во время которого умер Ода Нобунага — могучий военачальник и жестокий деспот. Куросава ответил, что в этом случае у Китано будут все шансы превзойти его собственные «Семь самураев». 

Прошли десятилетия. Карьера Китано за это время пережила взлеты (победа «Фейерверка» в Венеции, кассовый успех «Затойчи») и падения (принятые с недоумением «Такешиз» и «Банзай, режиссер»). Сегодня режиссеру, актеру и телеведущему 76 лет, и его мечта исполнилась. Он называет «Шею», на подготовку и съемки которой ушли годы и беспрецедентный для Китано бюджет, своим последним фильмом. 

Путь от начала карьеры до финала вышел извилистым и впечатляющим. Китано, известный сперва только в качестве комика, получил репутацию серьезного актера после съемок в фильме «Счастливого рождества, мистер Лоуренс» (1982) Нагисы Осимы — картине о кризисе самурайской этики в ХХ веке. Два десятилетия спустя в «Табу» у того же Осимы он сыграл мудрого самурая, наблюдающего за концом японского Средневековья и его представлениями о рыцарской чести. Собственные режиссерские работы Китано — это непрерывный цикл драм об одиноких, преданных, обреченных полицейских и гангстерах. «Жестокий полицейский», «Точка кипения», «Сонатина», «Фейерверк», «Брат якудзы» выстраивались в единую логичную цепь, предлагая поэтическую и шокирующую эстетику. Ее апофеозом стал альманах о любви и смерти «Куклы». 

Во второй половине карьеры Китано внезапно сменил интонацию. Его новаторская, деструктивная, невыносимая трилогия творчества — «Такешиз», «Банзай, режиссер», «Ахиллес и черепаха» — ставила под сомнение собственную стратегию автора, беспощадно критикуя романтизацию и эстетизацию насилия. Вернувшись после этого к криминальному жанру, Китано снял еще одну трилогию — «Беспредел», в которой якудза представали безжалостными, циничными, жадными и глупыми. Умирали все, жалко не было никого. 

«Шея», поставленная по собственному одноименному роману Китано, — грандиозная попытка той же десакрализации самурайского жанра, на котором в известной степени строится репутация японского кино, начиная, собственно, с Куросавы. 

Фильм начинается с панорамы: по воде плывут обезображенные тела убитых воинов. Камера останавливается на чьем-то трупе без головы, из кровавого обрубка шеи выползают бодрые речные крабы. Смерть в «Шее» не почетна и не романтична, она уродлива и смешна. Когда в финале, зарифмованном с увертюрой, самураи-победители рассматривают отрубленные головы противников, они силятся и не могут опознать убитых. Отрубленная голова — декоративный реквизит большой политической игры, не заслуживающий внимания, почета и памяти. 

Здесь скрыто противоречие. Формально «Шея» буквально кричит о том, как жалки и нелепы попытки бесчисленных — их невозможно запомнить, а иногда трудно идентифицировать, особенно в доспехах, — воителей (а на самом деле тривиальных убийц) вписать свои имена в историю. Содержательно же фильм подробно воспроизводит эту историю, перегружая повествование бесчисленным количеством имен, названий, дат, в которых не запутается разве что дипломированный специалист. В то же время он креативно историю фальсифицирует. Например, антагонист фильма, знаменитый Ода Нобунага (статный Рё Касэ, снимавшийся не только у Корээды, Хамагути и самого Китано, но и у Клинта Иствуда и Мартина Скорсезе), в реальности сделал харакири, но в «Шее» он находит несравнимо более бесславный конец. 

Никогда еще Китано не загромождал экранное пространство таким количеством мертвых тел. Никогда не документировал такое количество убийств. Никогда не показывал эти убийства настолько откровенно и глумливо. Никому из персонажей он не дает возможности умереть красиво или героически. Когда наконец-то один из них получает возможность вскрыть себе живот в живописных декорациях, меч застревает в животе, а отрубленная голова падает в воду, откуда ее безуспешно пытается выловить неумелый оруженосец. 

Люди, которые охотятся за властью, безголовы. Кажется, Китано пытается сказать своим фильмом именно и прежде всего это. 

Среди персонажей «Шеи» — представители самых разных слоев общества. Развращенный и жестокий Нобунага (фильм никак не намекает на его политическое новаторство — покровительство христианским миссионерам или попытки объединить Японию) только и делает, что злоупотребляет властью. Его ближайшие соратники — Араки Мурасигэ (Кэнъити Эндо) и Акэти Мицухидэ (Хидэтоси Нисидзима играл у Китано в «Куклах») — рафинированные аристократы, которые терпят повседневные унижения и лебезят перед начальником ради призрачного шанса унаследовать престол: циничный Нобунага соврал им, будто лишит короны непосредственного наследника, которого в грош не ставит. При этом оба самурая будут рады предать и сюзерена, и друг друга. 

Генерал Курода Камбэй — отважный воин, но в прошлом, сейчас у него нет одной ноги, а для роли советника он слишком глуп (очевидно, режиссер испытал извращенное удовольствие, доверяя роль международной звезде и актеру своего «Затойчи» Таданобу Асано). Хасиба Хидэёси (сам Китано) — сейчас вельможа, в прошлом крестьянин, носящий прозвище «Обезьяна» и не верящий в кодекс чести. Это поможет ему одному из немногих выжить и переиграть всех. Но от идеализации своего героя режиссер далек. В его интерпретации Хидэёси, которого история запомнила выдающимся политиком-реформатором, — бессовестный мерзавец. Держаться на плаву ему помогают лишь полное отсутствие эмпатии и хорошее чувство юмора. 

В духе Куросавы есть в «Шее» и простонародные персонажи. Сорори Синдземон (Юити Кимура) — наемник, бывший ниндзя и шут, веселящий богачей неполиткорректными анекдотами о том, кто более жесток, сегуны или дьяволы (сегуны неизменно выигрывают). Возможно, это автопортрет режиссера. Мосукэ (Накамура Сидо) — крестьянин, мечтающий стать самураем, а в идеале генералом. Ради этого он убивает лучшего друга, хохочет от радости при виде трупов собственных отца, жены и ребенка, а потом находит смерть, достойную своей жалкой и бессмысленной жизни. 

Женщин в фильме, впрочем, практически не видно. Даже есть комический момент, в котором самурай выбегает из палаточного борделя с криком «Это переодетый мужчина!». Китано объясняет интригу с восстанием Мурасигэ, над которой историки ломают головы не первое столетие, любовным треугольником, а точнее клубком из вожделения и жестокости, в который оказались вплетены судьбы Нобунаги и двух его вассалов, Мурасигэ и Мицухидэ. Откровенные и иногда гротескные сцены любви между ними, с заметной примесью садомазохизма, будто подтверждают: в погоне за властью мужчины способны лишь на разрушение, но не на подлинную любовь. 

Кровавая баня размером с фильм, ритм действия которого образуют впечатляющие батальные сцены — зрелищные и отвратительные одновременно, — напоминает знаменитое телешоу 1980-х, «Замок Такэси Китано». Автор и ведущий в роли сегуна наблюдает за беспощадной битвой участников, в которой обычно победителей нет. Низвести легендарную войну до абсурдистской телеигры — нигилистический жест очень в духе Китано. Хоть замысел «Шеи» родился еще в прошлом веке, выход фильма совпал с нынешней войной. Невольно высказывание режиссера вылилось в универсальное разоблачение «героизма», «патриотизма» и прочих химер, которыми люди оправдывают свою алчность, властолюбие и жестокость.   

Новыми «Семью самураями» «Шея» определенно не станет. В фильме Куросавы страдания и смерти были не напрасны; несмотря на безразличие крестьян, самураи смогли спасти жизни невинных, защитить их от нападения. Бескомпромиссность позиции Китано не позволит его фильму стать по-настоящему успешным. Зрители фильмов о самураях все-таки рассчитывают на боль и славу, на эстетическое наслаждение от зрелища чужих страданий, а «Шея» чаще рождает в публике смех и брезгливость. Катарсиса там тоже нет. Зато Китано безупречно честен. Когда его герои смотрят перед очередной битвой представление театра но, то восхищаются музыкой и актерской игрой — и это никак не мешает им после спектакля продолжить резню. Искусство способно развлечь, но спасти или переубедить не в состоянии.