Как «традиционные ценности» стали оправданием для репрессий, а потом и войны Весь год в рассылке «Сигнал» мы писали о путинизме. Чаще всего приходилось упоминать это (бессмысленное) словосочетание
Мы рассказываем честно не только про войну. Скачайте приложение.
В апреле 2022 года создатели «Медузы» запустили «Сигнал» — рассылку о главных терминах, понятиях и клише, при помощи которых в России (и не только) говорят о войне, мире и власти. «Сигнал» выходит трижды в неделю в виде письма подписчикам и дважды — в виде подкаста.
За прошедшие восемь с лишним месяцев мы выпустили больше 120 «Cигналов». Оказалось, что есть несколько понятий, к которым нам приходится возвращаться снова и снова. К ним так или иначе сводится вся политическая риторика в России, без них невозможно объяснить ни действия Кремля, ни позицию его противников.
Мы отобрали три «Сигнала», на которые мы чаще всего ссылались в других. Сегодня «Медуза» публикует первый из них — «Традиционные ценности».
Этот текст впервые вышел в рассылке «Сигнал» 11 мая 2022 года. В нынешней редакции он дополнен сведениями о некоторых событиях, которые случились позднее. Здесь можно послушать аудиоверсию этого выпуска.
Говоря о войне в Украине, российские чиновники почти так же часто, как борьбу против «неонацистов», вспоминают защиту «традиционных ценностей». В речи на параде на Красной площади 9 мая Путин заявил: «Мы никогда не откажемся от любви к Родине, от веры и традиционных ценностей, от обычаев предков, от уважения ко всем народам и культурам. А на Западе эти тысячелетние ценности, судя по всему, решили отменить».
«Традиционные ценности» прочно вошли в российский политический обиход после посланий Путина Федеральному собранию 2012 и 2013 годов. Тогда же в обиход было пущено словосочетание «духовные скрепы», которое тут же стало ироничным мемом, но не прижилось в официальной риторике — сам Путин с тех пор его почти не использовал.
Что это значило, поначалу никто толком не понимал. Перечень «традиционных российских духовно-нравственных ценностей» впервые появился в «Стратегии национальной политики» 2018 года, а затем был повторен с непринципиальными вариациями в «Стратегии национальной безопасности» 2021 года и в проекте «Основы государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей», представленном Минкультом в начале 2022-го (общественное обсуждение вскоре приостановили из-за волны критики).
С тех пор Кремль позиционирует себя как защитника традиционных ценностей не только в России, но и в мире. А гей-парад (его даже упомянул патриарх Кирилл в одной из своих «военных» проповедей) и «так называемые гендерные свободы», судя по заявлениям чиновников и пропагандистов, остаются главной угрозой этим ценностям.
Какие ценности — традиционные?
Официальный список, честно говоря, не очень информативен. Прописанные в нем «жизнь», «достоинство», «права и свободы человека», «гуманизм», «справедливость» и почти все остальные пункты с готовностью признает ценностями любой человек — их можно назвать современными с не меньшим основанием, чем традиционными (разве что со «служением Отечеству» или «преемственностью поколений» все не так однозначно).
Даже «Моральный кодекс строителя коммунизма», принятый в 1961 году, был более конкретным. Он состоял из вполне определенных директив: «кто не работает, тот не ест», «каждый за всех, все за одного» и так далее. Из перечня «традиционных российских духовно-нравственных ценностей» никакой конкретной модели поведения не следует — он слишком размыт.
Впрочем, по законодательным инициативам последних лет вполне очевидно, чего хотят власти на практике. В 2013 году в России запретили «гей-пропаганду» (первоначально — только среди несовершеннолетних, а с 2022-го — в принципе), в 2017-м декриминализировали домашнее насилие, в 2020-м в конституции прописали определение брака как союза мужчины и женщины.
Путин то и дело отпускает саркастические комментарии про «так называемые гендерные свободы» и про то, что на Западе папу и маму переименовывают в «родителя № 1» и «родителя № 2» (так действительно иногда делают, но в очень специфических обстоятельствах — о «запрете папы и мамы» при этом речь не идет).
Иными словами, на практике «традиционные ценности» — это прежде всего консервативная концепция семейных и сексуальных отношений. Которая возникла вовсе не в России — а на Западе, причем прежде всего в США. Тамошние консерваторы составили приблизительно такой же список приоритетов на рубеже 1960–1970-х. Это была реакция на распространение идей свободной любви, феминизма, гей-культуры и прочей «безнравственности».
Например, в США в начале 1970-х американские консерваторы увидели угрозу в Equal Rights Amendment (ERA) — проекте поправки к конституции, запрещающей дискриминацию по гендерному признаку. Кампанию против ERA возглавила консервативная активистка Филлис Шлэфли. Ее основной аргумент сводился к тому, что законодательно установленное равноправие будет на руку молодым карьеристкам, а женщин постарше, особенно домохозяек, лишит привычного статуса и привилегий. Хиппи дарили цветы полицейским, которых посылали их разгонять, — Шлэфли и ее сторонницы дарили законодателям корзинки с домашней выпечкой (если не смотрели, очень советуем сериал «Миссис Америка» с Кейт Бланшетт в роли Шлэфли).
Кампания была успешной: мало того что поправку не приняли — американское консервативное движение обрело новую жизнь. Для Рональда Рейгана — иконы современного американского консерватизма, президента с 1981 по 1989 год — защита традиционных ценностей стала по меньшей мере столь же значимой темой, как отказ от вмешательства государства в экономику. Работящий отец, заботливая мать, окруженные любовью дети — примерно таким рисовался образ «правильной» американской жизни.
Манифестом американского социального консерватизма стала речь республиканского идеолога Пэта Бьюкенена в 1992 году в поддержку преемника Рейгана на президентскому посту Джорджа Буша — старшего. На выборах ему противостоял молодой демократ Билл Клинтон — и Бьюкенен представил это противостояние как кульминацию «культурной войны», битвы консервативных и радикальных ценностей. Клинтон когда-то был хиппи, в его поддержку выступали защитники прав геев — его президентство было бы угрозой семейным ценностям, привычному укладу жизни «морального большинства».
Бьюкенену приписывают изобретение самого словосочетания «культурная война». Ошибочно: за год до его речи этот термин ввел социолог Джеймс Дэвисон Хантер. Он писал, что в США идет «борьба за контроль над семьей, искусством, образованием, правом и политикой» — собственно говоря, борьба двух мировоззрений: одни (консерваторы, «правые») считают, что существуют единственно правильные социальные нормы (скорее всего, установленные Богом), другие (прогрессисты, «левые») — что нормы создаются людьми, внедряются образованием и воспитанием и подлежат пересмотру.
На выборах 1992 года Клинтон победил, но обвинения в покушении на традиционные ценности после него получали все либеральные кандидаты в президенты США.
Зачем российским властям «традиционные ценности»?
Законодательные инициативы последних лет — прежде всего о «защите детей от вредоносной информации», о запрете на «пропаганду нетрадиционных отношений» и «оскорблении чувств верующих» — не оставляют сомнений в том, что эти «ценности» нужны властям для усиления репрессий внутри страны.
Но официальные поборники традиционных ценностей в России еще и подчеркивают, что угроза им исходит не столько изнутри, сколько извне. «Гомосексуализм», «родители № 1 и № 2», «так называемые гендерные свободы» — все это придумали на Западе и теперь якобы навязывают России. В современном американском консерватизме такой мотив тоже есть: в подрыве традиционных ценностей обвиняют (.pdf) «культурных марксистов», которые начитались каких-то немцев и французов; мол, ни один настоящий американец до такого бы не додумался. Но там это мотив скорее маргинальный. В России же — едва ли не главный.
Россия еще в 2009 году внесла в Совет ООН по правам человека (из которого теперь вышла) проект резолюции «Поощрение прав человека и основных свобод благодаря более глубокому пониманию традиционных ценностей человечества». Смысл ее сводился к тому, что одни страны не должны навязывать другим свое понимание того, что такое права и свободы человека. Грубо говоря, если в какой-то стране гомосексуальность противоречит традиционным ценностям, то другие страны не должны требовать от нее соблюдать права геев. Фактически это было первое громкое заявление Кремля о приоритете национальных норм (определяемых государством) над международными, которое в итоге было закреплено в обновленной редакции российской конституции.
Совет, состав которого периодически ротируется, принял эту резолюцию в том самом 2012 году, когда Путин впервые заговорил о «духовных скрепах». Причем российскую позицию поддержали Северная Корея, Китай, Куба, Венесуэла, Мьянма и другие страны, которые регулярно подвергаются критике со стороны международных правозащитных организаций. Эти организации (в частности, Human Rights Watch) протестовали против резолюции, настаивая, что нарушения прав человека нельзя оправдывать никакими национальными традициями.
Позиционируя себя как защитника традиционных ценностей в мировом масштабе, Россия стремится возглавить коалицию стран, недовольных диктатом Запада, в том числе в сфере ценностей и морали. Мало того, Кремль привлекает в союзники западных ультраправых политиков — в первую очередь именно как защитников традиционных ценностей (кстати, в Украине марши равенства пытались разгонять те самые ультраправые, против которых, по официальной версии, воюет российская армия).
В России тоже идет «культурная война»?
Похоже, что да. Только развязало ее само консервативное государство.
В США либеральные активистки и активисты семидесятых боролись за изменение конституции — в России изменений (в консервативную сторону) добилась сама власть. Но если приходится закреплять в законе определение брака как «союза мужчины и женщины» — значит, такое понимание как минимум под вопросом. Как максимум — под угрозой. Хотя, казалось бы, цифры опросов ВЦИОМа должны успокаивать консерваторов: против тех же однополых браков выступает значительное большинство россиян (в 2021 году — 63%, за — только 5%).
Но в реальности российская власть, которая на исходе нулевых с помощью концепта традиционных ценностей попыталась найти идеологическую основу для своего нарастающего противостояния с Западом, в качестве побочного эффекта запустила большую дискуссию внутри самой России. И в том же вциомовском опросе 39% молодых людей (в возрасте от 18 до 24 лет) уже выступают за право гомосексуалов на официальные отношения.
Наибольшая доля россиян (31%) при этом считает, что «сексуальная ориентация — это личное дело каждого». Доля тех, кто считает, что «представители сексуальных меньшинств — опасные люди», в 2013–2015 годах составляла 19–20%, а в 2021-м упала до 11%. Причем пиковые значения, очевидно, связаны с информационной кампанией из-за принятия «закона о гей-пропаганде». Это не удивительно: эксперименты ученых показывают, что многие из тех, кто еще вчера выступал против какого-то законопроекта, начинают его поддерживать, стоит ему стать законом (об этом феномене мы писали в нашем письме о слове «переобувание»).
Когда современные российские власти (а до них американские консерваторы полвека назад) выступают за «традиционные ценности», они уже идут на уступку идеологическим оппонентам, поскольку признают, что «личное — это политическое». А этот принцип выдвинули феминистки в конце 1960-х. И в этом — главный парадокс: «традиционные ценности» — это порождение прогресса, они возникают только как реакция на перемены, которые почти невозможно остановить.
Неожиданное открытие, которое мы сделали, пока готовили это письмо
В I веке до нашей эры первый римский император Август издал несколько законов, регулирующих семейные отношения, в частности запрещающих супружескую измену. Он арестовал и отправил в ссылку свою единственную родную дочь «за разврат». Также «за безнравственность», скорее всего, отправился в ссылку один из величайших римских поэтов Овидий.