«Никаких гомосексуалистов в этой стране нет» Диктаторы всегда преследуют ЛГБТ-людей. Разбираемся, как гомофобия авторитарных режимов прошлого объясняет логику Путина

Как утверждает пропаганда, одна из задач российского вторжения в Украину — борьба против «нравственного разложения Запада» и «сексуальной вседозволенности». Российские политики и прокремлевские журналисты рассказывают аудитории о «разврате» в украинской армии, приравнивают гомосексуальность к педофилии — а себя представляют героическими борцами за «нормальное будущее». Какой бы нелепой ни была эта риторика, в ней нет ничего нового или уникального: она процветает при самых разных диктатурах, от Германии при Гитлере и Италии при Муссолини до Гамбии и Уганды в XXI веке. «Медуза» на множестве примеров объясняет, почему диктаторы — как левые, так и правые — всегда преследуют ЛГБТ-людей.

Так рассуждал Владимир Путин на церемонии подписания договоров о «вступлении» в состав России аннексированных украинских территорий.

В последние годы риторика российского президента относительно ЛГБТ-людей и гендерной идентичности ожесточилась. Например, в 2014-м, уже после подписания закона о запрете «пропаганды нетрадиционных отношений», Путин обращал внимание, что, в отличие от «пропаганды», сами «нетрадиционные отношения» в России «не запрещены» — и отвергал обвинения международных правозащитных организаций в дискриминации. Впрочем, даже тогда он перечислял «гомосексуализм» и «педофилию» через запятую — как схожие или связанные явления. А еще раньше, в 2013-м, рассказывал, как в «евроатлантических странах отрицаются нравственные начала и традиционная идентичность, проводится политика, ставящая на один уровень многодетную семью и однополое партнерство, веру в Бога и веру в Сатану». 

Еще один любимый прием Путина, помимо отождествления гомосексуальности с растлением малолетних и даже сатанизмом — байки о том, как в неназванных западных странах якобы «всерьез говорится о регистрации партий, ставящих своей целью пропаганду педофилии». В действительности так называемая «Партия педофилов» из Нидерландов, о которой он, видимо, говорил, состояла из трех человек; она не набрала нужного количества подписей для регистрации на выборы и самоликвидировалась в 2010 году.

Впрочем, если раньше Путин хотя бы делал вид, что представители ЛГБТ-сообщества обладают равными правами с остальными гражданами (за исключением знаменитого закона о пропаганде), то теперь он, как и видные российские пропагандисты, открыто говорит о таких людях как о явлении, с которым необходимо бороться. Более того, в своей речи об аннексии четырех украинских регионов Путин фактически обозначил, что одна из целей вторжения в Украину — не допустить нормализации в России всех, чья сексуальность отличается от легитимизированного государством.

А идея о том, что гендеров может быть больше, чем два, из причуды и «извращения», таким образом, превратилась — в рамках государственного дискурса — в экзистенциальную угрозу для страны и народа. Гомосексуальность вдруг оказалась такой же неотъемлемой характеристикой противников России, как «приверженность идеям нацизма или фашизма». Провластный актер и депутат Дмитрий Певцов на встрече с мобилизованными 1 октября заявил, что они воюют «за то, чтобы семья была: мама, папа и дети, — а не дядя, дядя и какой-то там непонятно кто». А в эфире ток-шоу «Место встречи» на канале НТВ еще в мае рассказывали, «как боевые пидорасы оказались главными защитниками ценностей Украины».

Для тоталитарных, авторитарных и диктаторских режимов такой гендерный традиционализм в целом характерен. Чтобы разобраться, почему подобная форма нетерпимости становится практически неотъемлемым элементом любой диктатуры, нужно обратиться к примерам из истории и посмотреть, как за «неправильную» сексуальность преследовали в других странах и в другие времена.

Нацисты одновременно презирали и боялись ЛГБТ-людей

Идея одобренного государством союза между мужчиной и женщиной как единственной допустимой формы отношений — один из фундаментальных принципов большинства фашистских режимов. При этом оба участника подобных отношений должны осознавать себя в соответствии с половыми признаками, а трансгендерность и трансвестизм считались таким же «отклонением», как и, например, интимная связь между двумя мужчинами. Неслучайно при сотрудничавшем с нацистами режиме Виши во Франции государственный девиз изменился с революционного «Свобода, равенство, братство» на консервативный «Труд, семья, Отечество».

Однако ЛГБТ+ хоть и считались в Третьем рейхе «врагами второго эшелона», но тоже подвергались массовым преследованиям и были объявлены угрозой благополучию государства и народа. Образ гомосексуалов в интерпретации нацистских пропагандистов представлял полную противоположность всему, что, по мнению партийной верхушки, должны были олицетворять арийцы-патриоты: аскетизму, мужественности, готовности отказаться от удовольствий и развлечений ради долга перед родиной и фюрером.

Сексуальные «извращения» в гитлеровской Германии воспринимались как пережиток декаданса и гедонизма Веймарской республики. Нацисты стремились разорвать все связи с государством-предшественником и ужесточили вольно трактовавшийся параграф 175 уголовного кодекса, который криминализовал интимные отношения между мужчинами. С 1933 года, когда Национал-социалистическая партия во главе с Адольфом Гитлером пришла к власти и в стране установилась диктатура, для обвинений в гомосексуальности не требовалось даже физических доказательств — достаточно было свидетельских показаний «добропорядочных граждан» о том, что подозреваемый слишком пристально смотрел на другого мужчину.

Среди современных американских конспирологов, которые в духе российских пропагандистов проводят параллели между гомосексуальностью и сексуализированным насилием против несовершеннолетних, распространен миф о том, что высокопоставленные нацисты на самом деле относились к геям миролюбиво и даже одобрительно. Главным аргументом в пользу этой теории считается гомосексуальная ориентация одного из ближайших сторонников Гитлера и руководителя штурмовых отрядов (СА) Эрнста Рема. О его предпочтениях обычные немцы узнали за год до победы НСДАП на выборах, в 1932 году, когда противники нацистов из Социал-демократической партии обнародовали интимную переписку военного с любовником.

Новость о том, что один из лидеров партии — гомосексуал, явно противоречила гомофобной риторике, уже тогда распространенной среди нацистов. Однако Гитлер (к удивлению большинства приближенных) замял скандал и не лишил Рема привилегированного статуса. Тем не менее, как объясняет историк Лори Мархофер из Вашингтонского университета, решение фюрера никак не было связано с тем, что он терпимо или доброжелательно относился к гомосексуалам:

Рем попал в опалу меньше чем через два года после прихода нацистов к власти. Его политические противники убедили Гитлера, что шеф СА планирует против него заговор. Летом 1934-го Рема арестовали и на следующий день застрелили без суда, как и несколько десятков других высокопоставленных «мятежников». С тех пор ничто не сдерживало гомофобную риторику Гитлера и других лидеров режима, а преследования представителей ЛГБТ+ приобрели более масштабный характер.

«К сожалению, нам не так легко [разбираться с ЛГБТ-людьми], как нашим предкам, — говорил в 1937 году рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, выступая перед сотрудниками СС. — В их времена гомосексуалистов топили в болоте. Ученые, которые находят останки, вероятно, не догадываются, что в 90 процентах случаев перед ними гомосексуалист. Это было не наказание, а просто уничтожение аномальной формы жизни».

Восприятие ЛГБТ+ в нацистской Германии, как и во многих других диктатурах, основывалось на двух противоречивых посылках. Первая подразумевала, что представители ЛГБТ — жалкие, слабые и больные люди, недостойные того, чтобы принадлежать к величайшему народу. Согласно второй, гомосексуальность передавалась как смертельный вирус и могла разрушить германское общество изнутри, если бороться с ней недостаточно жестко.

Получалось, что, с одной стороны, ЛГБТ-люди — заслуживающие презрения нелюди, а с другой — едва ли не самые опасные и коварные противники государства. О том, как геи могут быть настолько слабыми и сильными одновременно, пропаганда умалчивала. 

«Нацисты обычно изображали геев как мягкотелых, трусливых, раболепствующих и ненадежных существ, — пишет нидерландский историк Харри Остерхейс. — Однако, в понимании Гитлера и Гиммлера, они обладали властным характером, особой интуицией и способностями, недоступными „нормальным“ мужчинам. Они якобы могли формировать тайные организации и даже претендовать на власть».

За 12 лет существования Третьего рейха, по оценкам историков, около 100 тысяч мужчин были арестованы по обвинению в совершении «противоестественного сексуального акта». Из 53 400 человек, признанных виновными, от 5 до 15 тысяч отправили в концлагеря. Остальных приговорили к тюремному заключению или принудительному «лечению». При этом преследование представителей ЛГБТ+ велось все более интенсивно: с января 1933 по июнь 1935 года по соответствующей статье уголовного кодекса рейха привлекли четыре тысячи мужчин, а с июня 1935-го по июнь 1938-го — не менее 40 тысяч.

«Отклонение, которое препятствует улучшению расы»

Презрение и страх — две вроде бы плохо сочетающиеся эмоции, которые наиболее полно описывают отношение к ЛГБТ+ в фашистских диктатурах. Похожим образом людей, чья сексуальность отличалась от «общепринятой», воспринимали и в Италии под руководством Бенито Муссолини, главного союзника нацистской Германии, который стал премьер-министром Италии в 1922 году.

Там, в отличие от Третьего рейха, не принимали гомофобных законов, но это не мешало полицейским и радикальным сторонникам режима атаковать и принижать тех, кого они считали «извращенцами». Социальная среда формировалась таким образом, что «неправильная» ориентация считалась признаком ненадежности и служила поводом для стигматизации со стороны общества и государства.

«Фашистский режим основан на мужественности, — объясняет профессор истории из Бергамского университета Лоренцо Бенадузи. — Стереотипные итальянцы должны быть сильными и маскулинными, поэтому невозможно представить, чтобы гомосексуальность могла считаться чем-то нормальным при фашизме». 

В 1937 году расовая политика режима Муссолини ужесточилась: связи итальянцев с жительницами африканских колоний оказались под запретом, а главным предназначением народа стало воспроизводство «расово чистого» потомства. Гомосексуальность, которая раньше считалась признаком психических отклонений и склонности к криминалу, теперь превратилась во вредительство. Не заводившие детей представители ЛГБТ+, по мнению властей, наносили по будущему родины такой же болезненный удар, как и те, кто завязывал отношения с женщинами из Эфиопии или Эритреи. Исследовательница Эстер Андиц из Центрально-Европейского университета объясняет:

Сотрудники силовых структур и власти на местах часто проявляли инициативу и преследовали представителей ЛГБТ+ «в интересах государства». Один из самых трагичных случаев произошел в 1938 году в городе Катания на Сицилии, где около 45 мужчин, уличенных в «противоестественных связях», задержали и отправили за 600 километров от дома — на остров Сан-Домино из архипелага Тремити в Адриатическом море. Изгнанников привезли в наручниках и поселили в бараках без электричества и водопровода, где они находились взаперти под надзором полицейских.

«Мы заметили, что во многих публичных местах, на танцплощадках и на пляжах появляется все больше больных мужчин, — объясняли тогда свою мотивацию инициировавшие „изгнание“ власти Катании. — Молодые люди из разных социальных слоев ищут их компании. Необходимо помешать распространению этого отклонения, которое оскорбляет общественную мораль, угрожает здоровью и препятствует улучшению расы».

Для семей изгнанников подобная судьба означала несмываемый позор — не только из-за воспевающей маскулинность фашистской пропаганды, но и из-за глубокой религиозности консервативных итальянских католиков в маленьких городах и поселениях. Чтобы избавить родных от страданий, один из вывезенных на остров гомосексуалов написал властям прошение с просьбой разрешить ему искупить свои грехи службой в армии.

«В те времена если ты был „феминеллой“ (сленговое обозначение мужчин-геев, — прим. „Медузы“), то не мог даже выйти на улицу, — рассказывал один из высланных на Сан-Домино итальянцев родом из Неаполя. — Ты старался держаться как можно незаметнее, иначе тебя бы сразу арестовали».

Изгнанникам позволили вернуться только в 1939 году после начала Второй мировой, но даже тогда не могли вести обычную жизнь — их поместили под домашний арест. Власти не решились отправить этих мужчин в тюрьмы, но они все равно оставались изгоями, подвергались притеснениям и осуждению со стороны как государственных структур, так и обычных консервативно настроенных итальянцев.

Похожим образом обстояла ситуация в еще одном фашистском государстве — Испании. Режим диктатора Франсиско Франко, который установился в этой стране после Гражданской войны 1936–1939 годов, основывался на традиционализме, приверженности консервативным ценностям и догматам католицизма. Религии в Испании при каудильо, как официально называлась должность главы государства, отводилась более значимая роль, чем в нацистской Германии и фашистской Италии.

Фундаментальные принципы режима Франко стали естественными условиями для усиления нетерпимости к ЛГБТ+ в Испании с 1939 по 1975 год. По оценкам британского историка и журналиста Джайлса Тремлетта, за более чем 40 лет диктатуры Франко несколько тысяч человек поместили в тюрьмы, специальные лагеря или психиатрические лечебницы за «публичную провокацию» или «общественно опасные деяния». Некоторых пациентов в процессе «излечения» от гомосексуальности пытали электрическим током.

Один из сторонников Франко, судья Антонио Сабатер описывал гомосексуалов как «примитивных существ, которые руководствуются инстинктами и которым нет места в цивилизованном обществе». Дискуссии об ЛГБТ+ в Испании того периода в основном сводились к тому, чем считать гомосексуальность или транссексуальность — преступлением или болезнью. Психолог Хуан Лопес-Ибор придерживался второй точки зрения, но писал, что «важно запретить гомосексуалистам продвигать их убеждения в школах, спортивных кружках и армейских учреждениях». 

Одна из жертв режима, трансгендерная женщина по имени Сильвия Рейес в 1970-х отслужила в армии и после этого начала принимать препараты, которые помогали подавить мужские гормоны. За первый месяц после перехода ее арестовали трижды, а в общей сложности с начала по конец 1970-х — больше 50 раз. В те годы трансгендерным людям было опасно появляться на улицах, в ресторанах или кинотеатрах из-за регулярных полицейских облав.

«Когда начинались рейды, мы оказывались в более сложном положении, чем гомосексуалы, поскольку им было проще не выделяться из толпы, — рассказывала в 2018-м Рейес. — В 1974-м меня посадили в тюрьму в Барселоне по обвинению в трансвестизме. Там пришлось очень тяжело. Затем меня отправили в другую тюрьму в Мадриде и поместили в изоляцию с другими трансгендерными людьми. Я провела два года в городе Бадахос (центр одноименной провинции в испанской области Эстремадура, — прим. „Медузы“), а потом меня еще дважды задерживали в Мадриде. В полицейских участках нас избивали и оскорбляли. Говорили, что мы ненормальные, оставляли без еды и воды».

В тюрьме испанские гомосексуалы и трансгендерные люди подвергались издевательствам со стороны других заключенных с одобрения надзирателей. Трансгендерная женщина, которую в 1970-х трижды арестовывали за «противоестественные связи» (на тот момент ей еще не было 18 лет) вспоминала: «Обычные заключенные платили охранникам, чтобы их пускали в наши камеры, и насиловали нас. После этого они избивали нас, чтобы показать, что у них „нормальная“ ориентация. Иногда они приходили по восемь раз в день».

Точное количество пострадавших от репрессий установить невозможно, но только за последнее десятилетие правления Франко преследованиям за сексуальную ориентацию или гендерную идентичность подверглись около тысячи испанцев. Ситуация ухудшилась с августа 1970-го, когда стареющий диктатор одобрил закон «Об общественной угрозе», предусматривавший изгнание гомосексуалов и трансгендеров из родных городов, а также лишение свободы на срок до трех лет. Отменили репрессивный закон лишь в 1978-м — спустя три года после смерти Франко, во время перехода Испании от военной диктатуры к конституционной монархии под эгидой короля Хуана Карлоса I.

Коммунисты относились к ЛГБТ-людям не лучше, чем фашисты

В 1934 году шотландский журналист, коммунист и открытый гей Гарри Уайт написал письмо Иосифу Сталину, в котором попытался обосновать диктатору, почему «гомосексуал может быть достоин вступления в коммунистическую партию». Автор пропагандистского англоязычного издания Moscow Daily News, издававшегося в Москве для живущих там иностранцев, к тому времени несколько лет жил в СССР и, по его собственному признанию в этом письме, вступал в сексуальные отношения с местными мужчинами. Уайт, прибегая к цитатам из переписки Энгельса с Марксом и речей самого Сталина, раскритиковал положение гомосексуалов при капитализме и фашизме, подчеркивая, что даже советские психиатры, к которым он обращался с просьбой «вылечить» себя от гомосексуальности, признали, что это невозможно, а их пациент является образцовым коммунистом. Борьбу геев из рабочего класса за равные права Уайт сравнил с движением женщин за эмансипацию.

Журналист рассчитывал, что Сталин воспримет его аргументы и отнесется к гомосексуалам доброжелательнее, чем британские власти. Однако тот, прочитав выжимку из послания, написал всего два слова: «идиот» и «дегенерат». Ответа от вождя Уайт так и не дождался, зато в газете «Правда» опубликовали комментарий Максима Горького к письму британца: «В стране, где мужественно и успешно хозяйствует пролетариат, гомосексуализм, развращающий молодежь, признан социально преступным и наказуем».

Несмотря на всеобщее равенство, формально считавшееся одним из главных идеалов коммунистических и социалистических режимов, положение ЛГБТ-людей при них почти не отличалось от того, как относились к гомосексуалам и трансгендерам в фашистских диктатурах. После относительной свободы 1920-х годов следующее десятилетие ознаменовалось принятием еще более реакционного и репрессивного законодательства относительно частной жизни граждан, чем в Российской империи. Как и в нацистской Германии, лидеры режима воспринимали гомосексуалов одновременно с презрением и страхом. В насаждаемом властью дискурсе гомосексуалы представали ненадежными личностями — слабовольными, коварными, склонными к притворству и предательству.

Еще до письма Уайта, в конце 1933 года, президиум Центрального исполнительного комитета СССР постановил ввести уголовную ответственность за «мужеложество». Она предусматривала заключение на срок до пяти лет — за добровольное «половое сношение мужчины с мужчиной».

Партийные деятели активно внушали Сталину, что «педерасты» могут не только развращать население, но и строить политические заговоры. Один из таких «заговоров» руководитель предшествующего НКВД Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) Генрих Ягода якобы раскрыл в сентябре 1933 года, доложив в записке Сталину о «создании сети салонов, очагов, притонов, групп и других организационных формирований с дальнейшим превращением этих объединений в прямые шпионские ячейки». По этому делу арестовали 130 человек.

В донесении Ягоды сексуальная ориентация предполагаемых заговорщиков фигурировала как фактор, объясняющий и их деструктивное влияние на молодежь, и попытки подорвать режим изнутри: «Актив педерастов, используя кастовую замкнутость педерастических кругов в непосредственно контрреволюционных целях, политически разлагал разные общественные слои юношества, в частности рабочую молодежь, а также пытался проникнуть в армию и на флот».

Одной из самых известных жертв нового репрессивного закона стал дипломат Дмитрий Флоринский, которого с несколькими коллегами в 1934 году обвинили в «мужеложестве». При этом следователи якобы уличили подозреваемого не только в гомосексуальных связях, но и в шпионаже в пользу Германии. В «заговоре педерастов» обвинили многих высокопоставленных сотрудников Народного комиссариата иностранных дел. Флоринского сначала приговорили к пяти годам за его ориентацию, а потом к расстрелу за шпионаж. Казнили дипломата 20 февраля 1939 года.

В отличие от фашистских режимов, где преследования по признаку сексуальной ориентации или гендерной идентичности в основном осуществлялись среди обычного населения, в Советском Союзе обвинения в гомосексуальности служили удобным поводом для политических чисток. Приговор по статье «Мужеложство» (в уголовные кодексы некоторых союзных республик она вошла с поправкой на местные реалии и традиции — например УК Таджикской ССР наказывала за «бачебазство») означал публичное обвинение не только в противозаконной связи с другим мужчиной, но и фактически в государственной измене.

За последующие 60 лет по статье о «мужеложестве» были осуждены около 60 тысяч человек, в том числе такие известные, как режиссер Сергей Параджанов. Подозреваемых в противозаконных связях не принимали на работу и выгоняли с учебы.

Правнучка Никиты Хрущева, американский профессор международных отношений Нина Хрущева вспоминала, как в 1980-х ее однокурсника с филологического факультета МГУ отчислили за плагиат, однако другие студенты почти не сомневались, что на самом деле молодой человек подвергся дисциплинарным мерам за свою сексуальную ориентацию.

Другим коммунистическим государством, где гомосексуалы подвергались репрессиям, была Куба под руководством Фиделя Кастро. В первые десятилетия после его прихода к власти в 1959 году представителей ЛГБТ+ отправляли в трудовые лагеря и заставляли публично отрекаться от своих «преступных пристрастий». Полицейские задерживали каждого, кто казался им «женственным» или одевался «как хиппи». Даже если человек не совершил ничего противозаконного, его считали проводником «порочной империалистической идеологии».

Кубинские власти считали, что гомосексуал «исправился», только если человек называл себя «трусом», признавал «вину» и благодарил государство за «исцеление». Чтобы добиться таких признаний, следователи обматывали обнаженных заключенных колючей проволокой или закапывали в землю по шею и оставляли без воды и пищи. Некоторые ради освобождения становились информаторами и доносили на тех, с кем раньше состояли в отношениях.

Кастро нормализовал и поощрял гомофобию среди приближенных и обычных граждан. Как и лидер Чечни Рамзан Кадыров в наше время, кубинский руководитель считал, что «никаких гомосексуалистов в этой стране нет». Одной из главных жертв подобной политики стал не скрывавший своей гомосексуальности писатель Рейнальдо Аренас. После ареста кроме «неправильной» ориентации и «идеологических отклонений» его обвинили в публикации запрещенных книг за рубежом. Уехать из страны ему удалось лишь в 1980 году, когда по соглашению с властями США Кастро разрешил недовольным его режимом покинуть страну. Тогда в Майами с Кубы перебрались около 125 тысяч кубинцев.

Аренас обосновался в Штатах, написал еще несколько книг, а в 1990-м покончил с собой — спустя три года после того, как у него диагностировали СПИД. «Я хочу призвать кубинцев в стране и за ее пределами продолжать борьбу за свою свободу, — говорил он в своей прощальной записке. — Я не хочу, чтобы вы думали, будто я сдался. Вам нужно надеяться на будущее и продолжать борьбу. Куба будет свободной, а я уже освободился».

Но у кубинской истории репрессий против ЛГБТ-сообщества неожиданно хороший конец. В 2010 году сам Фидель Кастро признал, что его режим негуманно обращался с представителями ЛГБТ+. «Если кто-то и виноват в том, что происходило, то это я, — объявил бывший руководитель Кубы, которому на момент интервью было 84 года. — Но в то время у нас было слишком много проблем».

В сентябре 2022 года на острове провели референдум о реформе Семейного кодекса, действовавшего с 1975 года — 67% проголосовавших высказались за формулировку брака как союза «двух людей», а не только мужчины и женщины. Таким образом, кубинские власти легализовали не только однополые браки, но и возможность усыновления и суррогатного материнства для гомосексуальных пар. «Любовь — это теперь закон», — заявил президент Кубы Мигель Диас-Канель.

Гомофобный дискурс в последние годы усиливается и в Китае, где до недавнего времени власти скорее игнорировали ЛГБТ-сообщество, чем активно репрессировали его. В сентябре 2021 года руководитель страны Си Цзиньпин запретил работать на телевидении «женственным» и «изнеженным» мужчинам, которые не соответствуют маскулинным представлениям о «сильном поле» и якобы угрожают традиционным ценностям. В утвержденном правительством документе говорится, что звезды должны соответствовать «китайской социалистической культуре и правильным стандартам красоты».

Еще раньше, в начале 2021 года, власти заявили о планах продвигать «традиционную мужественность» среди мальчиков школьного возраста. О том, что де-факто такая политика в китайских школах проводилась и до этого, свидетельствует предсмертная записка 26-летнего фотографа Чжоу Пэна, покончившего с собой в конце того же года. Он объяснил, что на его психическое состояние долгое время влияли угрозы и унижения, которые он получал еще в период учебы в школе за то, что не вписывался в идеалы маскулинности.

«Такой метод [давления со стороны] властей определенно повлияет на ментальное здоровье молодых людей вообще и представителей ЛГБТ в частности, — отметил специалист в области гендерной идентичности Хунвэй Бао. — Они [ЛГБТ-сообщество] знают, что общество настроено против альтернативных форм сексуальности и что государство поддерживает подобную стигматизацию. Они не могут обратиться за помощью к учителям, врачам или социальным работникам, поскольку многие из этих профессионалов также подвержены предрассудкам».

А в Северной Корее, несмотря на отсутствие законов, формально запрещающих однополые отношения, тема однополых отношений не то чтобы табуирована, но вообще отсутствует в общественном дискурсе. Об этом известно из свидетельств перебежчиков из КНДР в другие страны, некоторые из которых признаются, что впервые услышали о том, что люди одного пола могут испытывать друг к другу романтическое или сексуальное влечение, уже после эмиграции.

Культ маскулинности и порядка: почему диктаторы боятся и ненавидят ЛГБТ+

Среди причин такого отношения к ЛГБТ-людям в диктатурах и государствах с «сильными» лидерами Хрущева называет постоянную потребность тиранов, автократов и их сторонников в том, чтобы подчеркивать свою силу. Образ мужчины как воплощения маскулинности в их представлении соединяется с «естественным порядком вещей», нарушение которого несет непосредственную угрозу их привычному существованию. Негетеросексуальные люди вызывают у диктаторов и преданной им части населения не просто непонимание или отвращение, но и страх, поскольку олицетворяют «альтернативный» порядок.

Гомофобный дискурс при тоталитаризме обычно основывается на убежденности в том, что если нормализуются однополые отношения или небинарная гендерная идентичность, то «нормальным» людям в «новом» мире уже не останется места. Несмотря на то, что это именно представители ЛГБТ+ подвергаются преследованиям в фашистских и коммунистических диктатурах, гомофобы в подобных государствах считают, что это геи и квиры представляют для них опасность, а не наоборот. Такие лидеры полагаются на «гегемонистскую маскулинность», продолжает Хрущева:

Первое, что должны сделать власти, — убедить население в опасности, которую представляет отличная от «нормы» сексуальность. Для этого они выстраивают связь между неугодной им сексуальной или гендерной идентичностью — и, как правило, выдуманными негативными качествами гомосексуалов и ЛГБТ-людей. Например, власти убеждают, что такие люди неспособны испытывать патриотические чувства, существовать в обществе, соблюдать его законы и взаимодействовать с «нормальными» людьми без насаждения своих «извращенных» пристрастий.

Чтобы укрепить гомофобию в обществе, пропагандисты убеждают гетеросексуальное и цисгендерное большинство в том, что представители ЛГБТ+ являются чуть ли не пришельцами из другой вселенной со своим мировоззрением, мышлением и психикой. Возненавидеть таких «инопланетян» обывателям намного проще, чем людей, которые отличаются от них только ориентацией.

В авторитарных и тоталитарных режимах ЛГБТ+ традиционно описывают как угрозу для демографии, представляя гомосексуальность или небинарную идентичность вирусом, который передается от одного человека к другому. Пропаганда пугает свою аудиторию тем, что «распространение» гомосексуальности приведет к снижению рождаемости, а в перспективе — к вымиранию. При этом ничего подобного не наблюдается ни в одном демократическом государстве, где нормализованы и легализованы однополые отношения.

Один из самых известных «борцов» против ЛГБТ-людей среди глав государств — Роберт Мугабе, руководивший Зимбабве с 1987 по 2017 год. Объясняя преследования гомосексуалов, африканский диктатор обычно перечислял те же аргументы, которые в последние годы часто звучат в выступлениях Владимира Путина: геи «вредны» и «противоестественны», а поддерживают их глупцы или сатанисты. Новые власти Зимбабве открыли в стране специализированные клиники для геев и бисексуальных мужчин, а выборы 2018 года, уже после отстранения Мугабе, ЛГБТ-сообщество страны оценило как «историческую победу», так как кандидаты перестали прибегать к гомофобной риторике как к средству достижения политических целей.

Однако официальная гомофобия до сих пор распространена в других африканских странах с диктаторскими режимами — например, в Уганде, где президент не менялся с 1986 года. А в Гамбии, где гомосексуалы подвергались активным преследованиям и репрессиям при президенте Яйя Джамме с 1996 по 2017 год, до сих пор действуют статьи уголовного кодекса, запрещающие под угрозой тюремного заключения однополые отношения не только между двумя мужчинами, но и двумя женщинами.

Насаждая в обществе гомофобию, сами диктаторы формируют свой образ вокруг маскулинных стереотипов и противопоставляют себя тем, кто не вписывается в «традиционные» представления о мужественности. Поскольку главной обязанностью граждан в подобных режимах становится укрепление государства, представителей ЛГБТ+ стигматизируют и демонизируют за то, что они не вписываются в модель «классической» семьи и проявляют индивидуальность, подавить которую стремится власть.

А еще у подкаста «Сигнал» во вторник вышел эпизод о том, как Кремль пытается сделать гомофобию национальной идеей