Против кого на самом деле воюет Путин? Максим Трудолюбов — о беспощадной войне поколений, которую развязал президент России

На территории Украины сражаются не просто две армии и два общества, но и две группы лидеров. Прежде всего, в глаза бросается их возрастное различие. Среди приближенных Путина и его чиновников, находящихся на ключевых должностях, преобладают люди 1950-х и 1960-х годов рождения. На самых важных позициях в руководстве Украины и в окружении Зеленского — в основном люди, родившиеся в 1970-е и 1980-е. Но столкновение поколений происходит не только на межгосударственном уровне, но и на внутрироссийском. Ровесники Путина боятся отказаться от власти и передать ее тем, кто должен их сменить. И потому стремятся подчинить себе молодые поколения лидеров, вытеснить их на обочину публичного пространства или выгнать из страны.

Людей, близких по возрасту к Путину — родившихся со второй половины 1940-х до середины 1960-х, — антрополог Алексей Юрчак называет «последним советским поколением». Поскольку взросление и первые этапы карьеры этих людей пришлись на эпоху правления Брежнева, социолог Михаил Анипкин предлагает другой термин — «поколение застоя». Как показывают исследования, именно в позднесоветские годы, годы взросления Путина, советское общество утратило остатки коллективистского идеализма и потянулось к материальному благополучию и ценностям индивидуализма. Это люди, прошедшие через глубокое разочарование перспективами страны; люди, которые (как показал Юрчак в книге «Это было навсегда, пока не кончилось»), не ставя перед собой идеалистической цели, похоронили советскую систему.

Если бы в России работали выборы и другие процедуры конкурентной смены власти в политике и экономике, на смену тем, кто взрослел при Брежневе, должны были бы прийти те, кто взрослел при Горбачеве и Ельцине, — люди, рожденные со второй половины 1960-х до начала 1980-х (примерно соответствует популярному на Западе термину «поколение Х»). Социальный и культурный контекст их юности, их общий исторический опыт глубочайшим образом отличаются от контекста, в котором росли их предшественники. У детей застоя были разочарования, у детей перестройки — надежды.

Школьные и студенческие годы российских «иксеров» (мы используем этот термин с большой долей условности) пришлись на период исторического перелома, ослабления тоталитарного государства и ожиданий полноценной интеграции России в мир. Не для всех, но для многих из них путинские годы были временем, на протяжении которого они лишались свобод, возможностей и перспектив, казавшихся им естественными, — ведь они на них выросли.

Различия в переживаемом опыте определяются, конечно, не только возрастом. Другие — не похожие на представителей путинской генерации люди — есть во всех возрастных группах. Именно с ними, с «другими», с теми, у кого есть опыт свободы, Путин боролся на протяжении всего своего правления.

Демонтаж элиты

Специалисты по государственной безопасности не то чтобы сильно пострадали в 1990-е — ученым, инженерам, врачам пришлось тогда гораздо труднее. Но в момент создания новых репутаций, накопления нового социального капитала, разбора прежней «социалистической» (то есть государственной) собственности и создания новых, не связанных с прошлым предприятий сотрудники спецслужб оказались на вторых и третьих ролях. Путинские годы — это их реванш, их борьба против самостоятельности, независимости и молодости как таковых.

Люди путинского круга видят врагов в тех, кто своего признания, своей аудитории, денег и всего прочего в жизни добивался сам. Путин борется против тех, у кого есть читатели, зрители, слушатели, покупатели, избиратели и сторонники, пришедшие не по приказу, а по собственному выбору. Правящие в России политики добиваются — по сути, уже добились — того, чтобы любая значимая в их представлении фигура была назначенной, а не выросшей самостоятельно. Те, кого Путин считает врагами, называя «иноагентами» и «экстремистами», очень разные, в том числе и по возрасту. Их объединяет только то, что они, в отличие от правящей группы, что-то собой представляют.

«С путинской элитой связано множество мифов, и главный из них — то, что она, эта элита, есть. На самом деле ее нет», — пишет исследователь российской элиты Николай Петров. У ее представителей нет самостоятельных достижений и признания в личном качестве, они получают свои позиции в обществе по назначению сверху — так же, как в свое время получал все свои сам Путин. Они легко взаимозаменяемы и, потеряв должность или оказавшись в опале, теряют и социальный, и материальный капитал (что выражается в исчезновении из контролируемых государством медиа и в утрате активов). Не стоит забывать, что конструирование управляемой элиты шло с использованием самых разных средств, включая убийства и преследования по сфабрикованным обвинениям.

«Основные черты путинской элиты, — пишет Петров, — главенствующее положение должности, не личности… требование лояльности системе, послушание вышестоящему, обеспечиваемое предоставлением или ограничением доступа к номенклатурным благам и привилегиям; наличие двух несущих вертикалей — партийно-административной и чекистской; примат лояльности над эффективностью с гарантией непонижения статуса при условии лояльности».

Смена культуры управления в Украине 

В Украине, которая в 2014 году, после аннексии Крыма и начала войны на востоке страны, оказалась в экзистенциальном кризисе, смена элит и поколений была осознана как жизненная необходимость. В украинском правительстве, в офисе президента, в армии и в других структурах государства теперь доминируют те, кто если и помнит СССР, то по школе и первым университетским годам. Заканчивали высшее образование и делали первые шаги в карьере они уже в постсоветской Украине. Большинство из них что-то в жизни создавали, строили — и выигрывали выборы.

Около трети правительства — люди 1980-х годов рождения, включая вице-премьеров Юлию Свириденко (1985) и Ольгу Стефанишину (1985). В мире Украину представляет 41-летний глава МИД Дмитрий Кулеба, его ровесники Сергей Марченко и Денис Малюська возглавляют министерства финансов и юстиции соответственно. Министру инфраструктуры Александру Кубракову — 40 лет, министру здравоохранения Виктору Ляшко — 42 года, а вице-премьеру и министру цифровой трансформации Михаилу Федорову 31 год. Ключевым сотрудникам офиса президента — от 40 до 50 лет. Президент Зеленский родился в 1978-м.

Валерий Залужный, главнокомандующий Вооруженными силами Украины (ВСУ), 48-летний генерал, назначенный Зеленским на этот пост в 2021 году, считает себя ответственным в том числе за ускорение смены поколений в военной организации Украины. «Молодые солдаты и офицеры — совсем другие люди, не похожие на нас в нашу бытность лейтенантами. Это новые ростки, которые совершенно изменят армию в ближайшие пять лет. Практически все они знают иностранные языки, владеют современными устройствами, начитанны, — говорил Залужный в интервью еще до российского вторжения. — Новые сержанты — не козлы отпущения как, например, в российской армии, а настоящие помощники, которые по некоторым функционалам скоро заменят офицеров».

От офицеров ждут готовности принимать тактические решения и брать на себя ответственность в бою, что в ситуациях быстро меняющейся обстановки может означать отход от изначальных приказов командования. Жесткая централизация управления в российском стиле — то, от чего украинцы в процессе тренингов с западными инструкторами целенаправленно стремились уйти.

Активная фаза украинской военной реформы началась в 2016 году и привела к смене всей организационной культуры всего за шесть лет. Уже сейчас на ключевых должностях в армии и секторе безопасности Украины служат люди, не имевшие советского опыта. В России же требование абсолютного подчинения вышестоящим инстанциям не только не было ослаблено, но лишь ужесточилось. Если правда, что Путин в ходе войны лично принимает стратегические и даже тактические военные решения, это не может не создавать парализующего эффекта для высшего командного состава — ведь генералам приходится координировать с высоким начальством каждый свой шаг. Это все та же культура, для которой лояльность важнее эффективности.

Потерянное поколение в России

На пути продвижения наверх следующих за Путиным поколений расставлены жесткие фильтры и преграды. Все, кто допущены в номенклатуру в силу родственных и династических связей; все, кто прошли многослойные проверки и выучились в «школе губернаторов», связали себя с режимом безусловной лояльностью. То, что количество покинувших систему крайне мало, говорит и о том, что место в номенклатуре по-прежнему прибыльно, и о том, что «цена выхода» очень высока: с точки зрения власти, она равносильна предательству (вот, например, истории бывшего заместителя гендиректора «Аэрофлота» Андрея Панова или бывшего вице-президента «Газпромбанка» Игоря Волобуева).

Те, кто считали себя неполитизированными профессионалами, когда-то могли охарактеризовать работу на номенклатурных должностях как нейтральную часть своей карьеры. Отстоять эту позицию сегодня уже вряд ли возможно. Тем представителям российского поколения 1970-х и 1980-х годов рождения, которые могли бы уже сейчас принимать ключевые решения совсем в другой России, приходится либо довольствоваться ролью исполнителей, либо рисковать свободой (Алексей Навальный на полтора года старше Владимира Зеленского), либо уйти во внутреннюю или внешнюю эмиграцию. Это война 70-летних против 30- и 40-летних — война поколений, которой в принципе не должно было быть. Поколения вообще не должны бороться между собой, тут может и должна быть гармония.

В России, вероятно, есть уже как минимум одно потерянное поколение — те, кто взрослели в годы перестройки. Они для системы опасны. «Поколение Путина менее всего доверяет моему поколению — поколению перестройки, конца 1960-х — начала 1970-х годов рождения, полагая (вполне справедливо), что у нас на них есть зуб, — пишет социолог Михаил Анипкин. — „Нас кинули“ — вот точное ощущение моего поколения, которое удалось сформулировать благодаря многим исследованиям. И „кинуло“ нас путинское поколение, которое мало того, что само не уходит, да еще и протаскивает на должности вокруг себя поколение своих детей, минуя нас».

Исследования Анипкина выявляют и «отсутствие рвения» среди людей в возрасте 40–50 лет, и их заведомое желание держаться в стороне от политики с фокусировкой на личных и экономических достижениях. Анипкин приводит такую цитату из глубинного интервью с одним из российских «иксеров»: «Наше поколение ждало, когда, наконец, придет его время. А сейчас оно с удивлением обнаруживает, что его просто не допускают к власти. И что, в общем-то, то поколение, которое старше нас, там, на 10–15 лет, оно прочно заняло все места. Мало того, готовит себе замену из своих собственных детей, то есть полностью заблокировав социальный лифт… минуя наше поколение».

Передача власти как политическое табу

Это проявление одной из фундаментальных проблем России как политического общества. В России нет автоматически действующего институционального механизма передачи власти и собственности. «Дети», которым, похоже, уготована роль сменщиков, попадают наверх не благодаря своим заслугам (их у них просто по возрасту мало), а потому что они «кого надо» дети. У нынешних властей было более двух десятилетий, чтобы подготовить такой механизм, но они последовательно разрушали любые публичные, минимально конкурентные процедуры. Более того, они воздвигали барьеры на пути мирной смены элит и поколений.

Жесткое неприятие Путиным и его кругом выборов как процедуры смены власти приобрело в последнее время форму страха перед любыми не ими лично избранными наследниками в политике и экономике. В российской политике вопрос передачи власти и «преемничества» стал чем-то вроде Кощеевой иглы.

Это настоящая трагедия. У России был шанс на мирную и публичную смену власти. Был шанс избежать еще одного 1991-го, еще одного обнуления опыта и капитала. На словах даже власти хотели бы этого избежать, но уже сделали все, чтобы передача власти и собственности оказалась невозможна без глубокого кризиса.

Многие привычно считают, что Путин и его круг пытаются возродить рухнувший на их памяти СССР. Но это не так. Они заняты не восстановлением Советского Союза и не реконструкцией империи, хотя имперские инстинкты им, конечно, свойственны. И даже не войной с Западом, хотя Запад они не любят.

Они стремятся не допустить к власти и собственности людей, которые им органически чужды. А таких людей много — точно больше одного поколения: не только «иксеры», но и подавляющее большинство «миллениалов», ведь дети нынешних правителей — это лишь узкая прослойка от всех них.

Постоянно повышая ставки, делая свое правление все более чрезвычайным, ровесники Путина из его ближайшего окружения получают в распоряжение все больше механизмов контроля над доступом к политике и экономике. Страх передать власть есть глубинная причина развязанной Путиным войны.