«Это наша страна. Мы будем защищать ее до последнего» Как киевляне пережили три дня войны с Россией

Вторжение России в Украину продолжается уже три дня. Российские войска продвигаются к Киеву и обстреливают столицу. Бои идут и на улицах города. «Медуза» поговорила о трех днях войны с самыми разными жителями Киева — и с теми, кто проводит эти дни в убежище, и с теми, кто стремится вступить в отряды самообороны, и с теми, кто решил эвакуироваться из города. Вот их истории.

Елена Алчанова

журналистка 

Мы знали и понимали, что война начнется: мониторили информацию, тревожный чемоданчик я собрала за неделю [до начала войны]. Но все же надеялись, что нет, обойдется. Не все подготовились до конца. Кто-то не успел снять наличку, кто-то не собрал вещи первой необходимости. 

В пять утра 24 февраля я проснулась от взрывов. Я живу на Лукьяновке, это район в Киеве близко к центру. Здесь были слабо слышны взрывы, а поскольку война мне снилась все два месяца до ее начала, я подумала, что и сейчас мне это снится — и дальше легла спать.

В семь утра я проснулась, увидела сообщения от близких из Киева, пригорода и из других стран: «Где ты?», «Что делаешь?», «Бомбят». Было херовое состояние. С самого утра я звонила всем, объясняла, что я и где я. Был жуткий страх и паника, не было ничего слышно. Я смотрела в окно, думала что делать.

Я живу в панельном доме на втором этаже. Там небезопасно. Я читала про убежища, понимала, что надо куда-то спускаться. До обеда [24 февраля] работала, общалась с коллегами, а потом увидела, что соседи идут в убежище и спустилась с ними. Мы спустились в подвал с вещами, домашними животными. Пытались понять, что происходит, постоянно со всеми переписывались, созванивались, знакомились.

Эти три дня мы сидим в убежище. Это подвал старого дома, здесь много разных помещений. Там, где я — человек десять в разных уголках. Спим на палетах из магазина, застелили их нашими одеялами. С собой у нас вещи первой необходимости. Здесь есть туалет, электроэнергия, но мы не знаем, как долго это все будет работать.

Не хватает сейчас только возможности помыться, чистого белья. В укрытии есть душ, но там бетонная комната, грязная пленка. Ребята мылись, но я не рискнула. Хочется выйти погулять и подышать свежим воздухом, увидеться с родными, потому что я одна здесь и все мои в разных местах. Здесь есть люди, мы сплотились, но мы все-таки чужие.

Еды у нас не так много, но рядом есть магазин. Так как Киев бомбят, пока мы выходим из убежища только чтобы покурить.

Две ночи я не спала. Сегодня ночью сирены были ужасными, Киев бомбили со всех сторон. Бомбят из ракетных установок, из самолетов. Наши вооруженные силы все сбивают и предотвращают.

В городе чувствуется опасность, пахнет гарью, слышны разрывы снарядов. В наших районах постоянно идут бои, заходят танки, БТР. Постоянно видны вспышки сбитых ракет в разных районах. По всему Киеву дежурит очень много наших ребят, очень много людей записывается в вооруженные силы.

Киев — мой родной город. Я не собираюсь уезжать отсюда, мы не собираемся сдавать Киев. Мы верим в нашу армию, вооруженные силы Украины и волонтеров. Мой дальнейший план — оставаться в Киеве до полной капитуляции русских войск и окончания путинского режима. Никуда уезжать не собираюсь. Наши ребята из территориальной обороны, наша армия вооружены. Мы [украинцы] готовы воевать.

Российские оккупанты бомбят жилые дома, погибают люди, а в Киевской области погиб ребенок. Ложь, что атакуют только военные объекты, атакуют и их, и жилые дома.

Мы стараемся держаться. Помогает, что мы переписываемся со всеми, созваниваемся. У нас есть, слава богу, связь и интернет, надеюсь так и будет продолжаться. У нас разрушили много домов, мостов, зданий, но наши люди идут до последнего. Мы на своей земле и мы не шли никуда убивать, это русские захватчики пришли убивать нас.

Надеюсь мы скоро победим и освободим нашу страну. Не верю, что мы можем отступить. Я верю в нашего президента, в нашу армию и что мы скоро выйдем [из убежищ] и пойдем по домам.

Галина

имя изменено

Я решила вступить в отряды территориальной обороны — в них (активно) начали записываться с 24 февраля. Вы не представляете, какое количество людей в них хочет записаться, тысячи, просто тысячи. Мы вчера стояли в очереди четыре с лишним часа — за это время записали, в лучшем случае, четверть желающих. Решили пойти сегодня, но сегодня очередь еще больше — значит, будем пытаться дальше. 

Эти отряды создаются для того, чтобы помогать мирному населению, которое сидит по домам в страхе и трясется. В домах, которые бесконечно обстреливают. Они прячутся по бомбоубежищам, по укрытиям. Так что тероборона создается не только для того, чтобы обезвреживать диверсантов — а их у нас, как оказалось, много. У нас есть ряд правил, как отличить нашего человека от чужого — надо быстро задавать вопросы, смотреть, как он себя ведет, как ориентируется на местности.

Очень много видео с русскими солдатами — растерянными, они даже не понимают, куда их послали. Ну или врут и говорят, что им сказали, что они едут на учения. Видимо, русские солдаты такие слабые, что боятся ослушаться приказа и едут в чужую страну. А это наша страна, мы будем защищать ее до последнего: хотя в Киеве стреляют и все сидят по домам и убежищам, город хорошо обороняется.

То, что происходит, непростительно. Я понимаю, что у вас есть адекватные люди, но их что-то совсем немного. Очень жаль. Сил вам, чтобы встать наконец-то с колен!

Сергей Болтоносов

врач-психиатр

Раннее утро 24 числа — начали бомбить Киев, появились ракеты, были слышны взрывы. Все готовились к этому, вся страна готовилась. Россия ведь начала войну в Украине в 2014 году, с тех пор война не прекращалась.

Мы все эти дни обороняемся. Я не скажу, пошел ли я в территориальную оборону. Конечно, об этом нельзя говорить. Здесь работает очень много диверсантов. Здесь работает много людей, которые не желают нам добра. Здесь работают переодетые [российские военные] — и мы вынуждены доверять только тем, кого знаем. Это на практике видно и проверяется.

Мы, как можем, противостоим агрессору. Мы организовываем работу и комьюнити для того, чтобы противостоять и сделать все, чтобы было невозможно врагу пройти дальше. Враг — это Россия, это россияне развязали войну, это россияне пришли на нашу землю с оружием.

В городе и на окраинах натуральная война: есть взрывы, очереди, люди с оружием. Гибнут люди, много, в камуфляже и абсолютно мирные. Трупы я уже видел, хотя Киев не покидал.

Александра Лавщенко

PR-специалист 

О том, что началась война, я узнала странным способом. За день до этого у моей подруги был день рождения, мы громко отмечали, я вернулась домой в три часа ночи и сразу легла спать. Сплю я очень крепко. Проснулась в 9 утра от звонка друга: «Ты что, спишь, у нас война началась, как ты можешь спать». Я не поверила, подумала, что это шутка, а потом увидела все уведомления и поняла, что что-то все-таки не так. По всей Украине были новости, говорили про удары по Гостомелю. Я слышала, как летают истребители.

Сразу же позвонила бабушке, потому что она живет в Луганске. Узнала, что у них. Там были постоянные обстрелы последние несколько недель — и они усилились после признания ЛНР и ДНР Россией. Начались волнения, так как [на территорию] вошла российская армия. Бабушка говорила, что у них стреляют и город полностью «заморожен». У нее должна была быть операция, ее отменили. Они сидят по домам и слушают, что происходит.

Потом маме позвонила — она за границей живет. Мы с ней решили не паниковать, научены горьким опытом 2014 и 2015 годов и примерно знаем, как себя вести. Но день был очень сумбурный. Сразу после этого разговора я собрала минимум вещей, взяла документы, комплект одежды с гигиеническими принадлежностями и сразу выбежала к моему другу, который мне сказал про войну. Оставалась у него весь день, пыталась работать, но было сложно, потому что все время отвлекалась на новости, поток был бешеный. 

Эти два дня слышно было, как гремела авиация и ПВО, были хлопки. Я живу в самом центре Киева, и у меня не так все слышно, как у людей, которые живут ближе к окраинам, где все происходит активно. Я ограничиваю свое передвижение и почти все время сижу дома. Но в городе в основном остались только мужчины. Я выхожу на балкон и смотрю, кто ходит: это мужчины и территориальная оборона — парни, девушки. Мне моя коллега сказала, что пошла записываться туда и очереди бешеные, людей очень много. Сама я не особо хочу туда идти, я просто не самый воинственный человек и мне сейчас очень больно, потому что я снова переживаю события восьмилетней давности. От этого очень неприятно. И хотя я не поддаюсь панике, настроение не самое лучшее. Есть чувство тревоги за то, что будет завтра. 

Я уже собрала чемодан. Планирую попасть на вечерний поезд до Львова, а оттуда в Польшу, где меня заберут родители на границе. Если план не осуществится, то вернусь домой, буду сидеть там: вода и еда есть, хотя часть я отдала бабушкам и дедушкам, которые живут в моем доме. Но консервы, крупы есть, поэтому буду сидеть сколько это возможно.

Большинство моих друзей успело выехать в эти дни. Те, кто работают на международные компании — их еще вывезли перед 16-м числом. Но много моих друзей остались в Киеве, в убежищах. И если что, у меня есть варианты не быть одной.

Антон Еременко

бренд-менеджер 

О нападении было известно еще за несколько часов до этого. Напали в 4 утра 24 числа. Но из-за того, что у меня журналистский бэкграунд и есть разные контакты, о нападении из неофициальных источников я узнал вечером предыдущего дня.

Но никто до конца не верил, что будет реальное нападение. Мы сложили вещи, тревожный чемоданчик, закупились продуктами, я заправил машину и лег спать. В шесть утра разбудил дядя, который связан с охранными структурами, и сказал, что война все-таки началась. В начале была паника: что делать? Нужно ли сейчас уезжать? Моментально в 6:30 утра в Киеве образовалась пробка на выезд. Мы решили не эвакуироваться сейчас, так как создадим только дополнительный трафик. 

В первый день не было ракетных ударов, только летали над городом истребители. Но потом начались стычки на аэродроме, больше всего досталось тем, кто приближен к военным объектам: Гостомель, Васильков. У меня девушка живет в Ирпени, ближний город к Гостомелю, там очень напряженная обстановка, из-за того, что постоянно идут бои за этот объект. Артиллерийский обстрел буквально каждый час — максимум час в день бывает затишье. Люди прячутся в подвалах или просто у себя в квартирах в ваннах.

Некоторые боятся покидать квартиры из-за случаев мародерства. Но очень быстро в Киеве организовали территориальную оборону, она полностью укомплектована. Если видят случаи мародерства, очень жестко реагируют и избивают мародеров.

Я сам вчера весь день был в дороге. По тем же контактам, которые предупредили, что будет нападение со стороны России, теперь предупредили, что Киев будут ночью обстреливать ракетами, что оказалось правдой. И мы с друзьями поехали на Западную Украину по Одесской трассе. Сложили вещи в багажник и уехали. Я сутки был за рулем, ехали специально по проселочным дорогам, чтобы избегать действующие военные объекты.

Люди стали подозрительнее ко всем — друг к другу в том числе. Мы ехали вчера двумя машинами, время от времени останавливались и решали, как будем ехать дальше, так как маршрут постоянно менялся из-за объявления воздушных атак. Возле нас остановилась машина. В ней люди думали, что мы — диверсанты. По диалогу пытались выяснить, прощупать. И это было довольно забавно, потому что это все ощущалось на полутонах. С тобой говорят на украинском языке и даже одно неправильное слово может восприниматься не так — и может спровоцировать конфликт.

Но в целом у нас все мобилизованы и уверены в том, что вооруженные силы способны защитить нас. Еще очень быстро укомплектовали территориальную оборону, упростили схему, чтобы получить оружие. Довольно много тех, кто вступает в эти отряды и готовы бороться. Те, кто не воюет, стараются помочь чем могут: сдаем кровь активно, помогают продуктами и вещами тем, кто эвакуировался из горячих точек. Общество такое, что все готовы защищать родину.