«В политике и медиа враги закончились. Нужны следующие» Галерист Марат Гельман (теперь тоже «иноагент») — о том, почему «иностранными агентами» стали объявлять еще и художников

Вечером 30 декабря Минюст в очередной раз обновил свой список «иностранных агентов» (надеемся, в последний раз в 2021 году!). На этот раз в него среди прочих попали участницы Pussy Riot Надежда Толоконникова и Вероника Никульшина, писатель и публицист Виктор Шендерович, главный редактор издания «Холод» Таисия Бекбулатова, а также галерист Марат Гельман. Спецкор «Медузы» Кристина Сафонова поговорила с Гельманом сразу после решения Минюста.

— Вы ожидали, что вас могут включить в список «иноагентов»?

— Знаете, не ожидал. Я не журналист и не учредитель медиа. У меня есть мой блог, но он никогда не был именно медиа. Я там фоточки детей публикую или пишу про жизнь в Черногории, искусство, новую коллекцию. Безусловно, высказываю там все, что меня интересует.

Я жил в Черногории и работал в Европейском культурном центре. В этом смысле я получал зарплату в иностранной организации, но у меня и вид на жительство в Черногории до сих пор существует.

Полтора года назад я впервые приехал [в Россию] после долгого отсутствия. Я подарил Третьяковской галерее 200 работ — после Третьякова это самый большой подарок по количеству работ. Я стал приезжать и сделал еще две выставки. И видимо, это кому-то активно не понравилось и мне таким образом послали сигнал: «Езжай обратно в Черногорию». Я как раз сейчас уволился [из Европейского культурного центра], другого смысла в этом статусе я не вижу.

— То есть вы связываете получение статуса «иноагента» именно с вашей деятельностью в сфере искусства, а не с политической позицией и высказываниями?

— Безусловно, и с этим связано. Но я всегда высказывал свое мнение, и кроме меня, есть много людей, которые высказываются. Насколько я понял, до этого статус давался либо СМИ, либо людям, связанным со СМИ, либо с НКО. А здесь дали Наде Толокно — художнице…

— Да, список «иноагентов» в этот раз сильно удивил. У вас есть предположения, почему он выглядит именно так? В чем логика?

— Соображения у меня были и раньше, они были не привязаны к закону об «иноагентах», а в целом. Я как раз недавно рассуждал в эфире «Эха Москвы»: вот они [силовики] победили Навального, посадили в тюрьму, разгромили его штабы. Но они же сейчас не уволятся, не придут к Путину и не скажут: «Задача выполнена, оппозиция разрушена, мы увольняемся и переходим на мирную работу».

Люди, которые занимались политической силовой борьбой, должны доказать властям, что они нужны. И они будут искать новых врагов. Если в политике и медиа враги закончились, нужны следующие. Мое мнение [, что следующие] — наука, искусство и просвещение.

Они начали со стендаперов. Стали ходить в театр, искать там крамолу. Понятно, что я у них давно в каком-то списке среди деятелей искусства. Наверное, просто настал черед.

— У меня ощущение, что и журналисты, и активисты еще остались.

— Знаете, наверное, это как кто-то добывает нефть, а кто-то ищет новые источники. Это же большая организация. Сколько людей было взято под штык в борьбе с Навальным, его штабами, навальнистами. Сколько людей было организовано и обучено для борьбы с публичными уличными выступлениями. И вдруг этого ничего нет! Поэтому я думаю, что эта большая армия людей сейчас будет искать и искать.

Недавно как раз я прочитал, что 75% людей, которые работали в НКВД в 1933–1936 годах, были позднее репрессированы. Видимо, они начали с политиков, потом медиа, потом искусство, наука, просвещение. А в конце будут сами себя сажать, «иноагентничать».

— Где вы сейчас находитесь?

— В Черногории, с семьей, мы Новый год здесь отмечаем.

— По закону в новом статусе вы должны будете маркировать свои посты и сдавать отчеты о тратах в Минюст. Вы намерены это делать?

— Да. Я еще не изучил закон, но со мной уже связался [руководитель международной правозащитной группы «Агора»] Паша Чиков, сказал, что они готовы взять меня на обслуживание. Я, безусловно, буду закон исполнять, но, наверное, буду оспаривать [статус «иноагента»]. Если есть какая-то возможность оспорить, то буду оспаривать, потому что в целом считаю это несправедливым.

Внутренняя логика «ты не возвращайся» мне понятна, но я хочу услышать официальную версию. Мой личный блог является причиной или что? Да, я свободный человек, я говорю, что думаю. Но мне казалось, что я всегда достаточно корректно пишу, не перехожу на личности: я не радикал. Но свободный, всегда реагирую [на происходящее]. Я, кстати, давно не смотрел и только сейчас, пытаясь найти ответ, нашел, что у меня, оказывается, много подписчиков: 50 тысяч подписчиков в фейсбуке и 100 тысяч в твиттере. Приятная новость!

— Понимаете ли вы уже, как новый статус отразится на вашей деятельности?

— У меня пока нет ответа на этот вопрос. Моя деятельность иностранного финансирования, к сожалению, не имела. Я получал зарплату, когда работал [в Европейском культурном центре], но это нельзя назвать финансированием: я выполнял работу и получал за нее зарплату. Эта работа касалась России только в том смысле, что я некоторых художников из России приглашал в Черногорию. Потому что Россия — европейская страна.

Та моя деятельность, которая имеет отношение к России, — тут я скорее донатор. Я никакого иностранного финансирования не получаю. Я поддерживаю Третьяковку, художников.

— На ваших проектах в Черногории этот статус не отразится?

— Знаете, я получил столько лучей поддержки и месседжей от людей, с которыми я связан, что я думаю, это не скажется вообще на деятельности.

Может быть, это заставит меня взвешивать слова еще раз. Одно дело — ты пишешь то, что ты думаешь. Другое — ты пишешь, что думаешь, но знаешь, что это под лупой рассматривается. И ты выбираешь слова более тщательно. Наверное, это подействует. Это неприятно. Ничего хорошего в этом статусе нет.

Я пытаюсь, несмотря ни на какие вещи, делать что-то для России, для художников, для моих друзей, которые там живут. И на что-то надеюсь. Может быть, этих надежд будет чуть меньше? Не знаю. Я с этим статусом живу всего три часа, может быть, через сутки я буду думать как-то по-другому?