
«Куда мы едем» — год из жизни московского метро. Документальный фильм Руслана Федотова об этом параллельном мире покажут на «Артдокфесте»
Мы рассказываем честно не только про войну. Скачайте приложение.
Один из конкурсантов фестиваля документального кино «Артдокфест» в 2022 году — Руслан Федотов с фильмом «Куда мы едем». Действие картины происходит в московском метро, а съемки длились ровно год, о чем мы понимаем по отголоскам праздников в этом пространстве. Автор наблюдает, в первую очередь, за обитателями метро, а не за его архитектурой и достопримечательностями — это не фильм-путеводитель. Скорее, коллективный сон москвичей и гостей столицы. Картина получила сразу два приза на крупнейшем фестивале документального кино IDFA в Амстердаме в ноябре 2021 года, где была единственным российским участником. Кинокритик Антон Долин рассказывает об этой работе.
Этот текст был впервые опубликован в ноябре 2021 года, после премьеры фильма на кинофестивале IDFA в Амстердаме.
Название фильма документалиста Руслана Федотова «Куда мы едем» вызывает в памяти пушкинское «Куда ж нам плыть?». У поэта эта формула тонула в отточиях, у молодого режиссера из Могилева — тоже, только вопрос перестает быть риторическим: некий явно нетрезвый человек задает его своему попутчику в вагоне столичного метро. Можно пофантазировать и представить, что они, потерявшие представление о точке назначения, едут по кольцевой. Из этого несложно было бы вылепить неплохую метафору, если бы речь шла о фильме игровом, а не грандиозной (пусть и всего в час длиной) фреске-наблюдении из жизни московской подземки.
Стихотворение Пушкина называется «Осень», под землей времен года и соответствующих пейзажей, вроде бы, нет. Но Федотов все равно строит свой фильм согласно сезонам, отсчитывая их по тем немногочисленным праздникам, которые невозможно не заметить даже в метро: зима и Новый год, весна и День Победы, лето и день ВДВ. Осени, кстати, как раз не хватает.

Метро Москвы — благодатный материал. Целая вселенная, бескрайняя и бездонная, идеальная модель причудливого постсоветского универсума. Именно поэтому нужно быть особо внимательным и пройти по краю, чтобы не превратить фильм в эксплуатацию роскошных до нелепости интерьеров с их бесчисленными мозаиками, барельефами, витражами, щедро отсыпанным в стародавние времена гранитом и мрамором. Но «Куда мы едем» — не видеогид для туристов, обожающих фотографироваться на «Площади Революции». Хотя и такая сцена здесь есть: приезжие восхищенно щупают языческие святыни — натертые до блеска нос пограничной собаки и голову колхозного петуха.
Однако режиссера-наблюдателя (он же — блестящий оператор) больше интересуют не они, а тревожная безмолвная женщина, ревниво следящая одним своим пристальным взглядом за любимыми истуканами. И будто сосредоточенно повторяющая что-то про себя. Неужели молится?
«Я влюблен в тебя, Россия, влюблен», — девушка выводит тщательные рулады «Любэ» в пустом переходе. В этом признании в любви нет гротеска или даже иронии. Ведь Федотов, автор отличных картин о жизни маргиналов — «Саламанка» и «Песня для Кита», — сделал свой фильм не о красоте (да хоть бы и уродстве) уникального архитектурного памятника, а о едущих, идущих, ждущих, спящих, любящих, дерущихся в его лабиринтах людях. Если угодно, о той самой русской душе, которая становится материалом для дискуссии между некоей женщиной условно прогрессивных взглядов и седобородым Дедом Морозом в гигиенической маске, добродушно порицающим американцев за бездуховность.

Рифмой к этой сцене ближе к финалу станет абсурдистский диалог между пьяными десантниками со станции «Парк культуры» и американскими молодыми солдатиками: так и не удастся понять, чего же хотели в этом неожиданном столкновении «наши» — помахаться или побрататься? Получилось нечто среднее, но победила в итоге все-таки дружба. Или непроницаемый языковой барьер.
Вообще агрессии и прочей жути здесь сравнительно мало. Даже группа счастливых ребят, смотрящих на одном смартфоне решающий поединок Хабиба и затем шумно празднующих его победу танцами и криками в вагоне, будет вести себя мирно. Лишь одна драка попадет в кадр, но ее причины назовет сам зачинщик, лениво скрученный сперва бдительными пассажирами, а потом и полицией: «Какая-то девочка, какой-то шар…». Продавец с красным шаром над головой — точно клоун Пеннивайз, — в момент ареста будет яростно отрицать, что ведет запрещенную в метро предпринимательскую деятельность.
И вправду, любая прагматика в искаженном подземном мире оказывается миражом. Это бытовое привычное зазеркалье, прирученный Аид — недаром камера ловит надмирное, отрешенное, как на иных портретах Ван Дейка, выражение лиц граждан, замерших на эскалаторе и плавно проплывающих мимо нас. А когда навстречу оператору медленно и чинно двигается толпа «Бессмертного полка» с плакатами над головами, ощущение надчеловеческой реальности резко усиливается: на фоне двух рядов лиц — живых и мертвых — несущийся откуда-то из телевизора репортаж о параллельно идущем параде победы на Красной площади кажется чем-то далеким и выдуманным.

Есть и еще одна возможная трактовка. Во впечатляющем начале фильма — единственной сцене, снятой на улице, — сизым зимним утром нескончаемый поток людей тянется к мерцающей букве «М». И вдруг крупным планом затылок и спина, видимо, отца, на чьем плече прикорнул ребенок. Не его ли сон мы смотрим?
Иногда сновидение кажется довольно жутким. Будто черные толкиновские назгулы, прерывающие своим молчаливым дозором путешествие мирных хоббитов «туда и обратно», в кадре нет-нет да и появятся росгвардейцы, из-за защитных костюмов и непроницаемых шлемов прозванные в народе «космонавтами». Выстраиваются в ряды, призывают граждан не мешать проходу других граждан (дело происходит на «Пушкинской», под оловянным взглядом бюста вышеупомянутого поэта, и явно во время протестов). А вот кого-то арестовывают, пока тот умоляет пощадить его — но, ясное дело, тщетно. С другой стороны, возможен ли ад без чертей? Определенно, метро — не то место, где можно было бы спрятаться от нашей реальности. Вот и дядечка на соседней скамейке смотрит с громко включенным звуком новогоднее поздравление Путина.
Однако даже под мундирами где-то в глубине скрываются люди. Небо на станции «Воробьевы горы» взорвется триколорным салютом, и четверо полицейских по-детски трогательно замрут перед прозрачной стеной. Немолодая пара, ведя неслышный нам диалог, будет миловаться по пути домой и будто не замечать, что ее снимают. И незаслуженной благодатью коснется лиц пассажиров солнечный свет, когда поезд ненадолго выйдет из туннеля.
Антон Долин