«Бабий Яр. Контекст» — документальный фильм Сергея Лозницы о Холокосте и заговоре молчания Убийства в нем не показаны, но зрители в Каннах выходили с сеанса молча

Премьера нового фильма Сергея Лозницы «Бабий Яр. Контекст» прошла на Каннском кинофестивале. Документальная картина собрана из фрагментов хроники, снятой в 1941 году в Киеве. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, каким получился новый монтажный фильм автора и как его встретила публика в Каннах.

Сергей Лозница признается, что одержим темой Бабьего Яра всю жизнь, с детства, которое провел в Киеве. Ребенком он ежедневно ходил через урочище, где когда-то прервались жизни тридцати трех тысяч евреев, убитых немцами в сентябре 1941 года. Об истории этого места предпочитали не говорить. Лозница хочет раз и навсегда положить конец заговору молчания, вроде бы давно потерявшему актуальность (говорить о трагедии Бабьего Яра не было принято в СССР), но до сих пор магическим образом действующему на умы: разговаривать-то об этом уже можно, но все еще слишком страшно. Долгие годы режиссер вынашивает проект полнометражного игрового фильма — видимо, слишком дорогостоящего и сложного. В канун пандемии вроде бы его осуществление казалось близким, а потом отложилось опять. 

Поэтому сначала на свет родился монтажный архивный «Бабий Яр. Контекст», собранный Лозницей из материалов (общеизвестных и абсолютно неизвестных), которые были найдены в процессе подготовки к большому проекту. И теперь неясно, как режиссеру удастся конкурировать с самим собой: никакое игровое кино, с каким бы тщанием и вдохновением оно ни было сделано, не сможет соперничать с документальными кадрами массовых убийств и расчеловечивания, без которого Бабий Яр не был бы возможен. Впрочем, как наглядно показал Каннский фестиваль, вообще мало что может сравниться по силе воздействия с такой хроникой. После показа люди выходили из зала молча, чуть ли не пошатываясь. 

Не подумайте только, что «Бабий Яр. Контекст» принадлежит к разряду фильмов, которые западные критики определили бы терминами (их точных аналогов в русском не существует) «war porn» или «Holocaust porn». Здесь нет садомазохистского наслаждения сценами пыток и смертей. Больше того — собственно сцены убийств сняты не были. Лозница долго и по обыкновению отстраненно, без лишних комментариев, только через визуальные образы рассказывает о подготовке к резне. Прошлое оживает с помощью не только смонтированной хроники, но и благодаря тончайшей работе со звуком, над которым, как всегда у Лозницы, работал Владимир Головницкий. 

С дистанции мы видим взрывы в центре Киева, подготовленные НКВД перед тем, как немцы захватили город. Вблизи — масштабную встречу оккупантов населением, приветственные плакаты и слоганы, счастливые толпы людей в национальных украинских костюмах и с руками, дружно вздернутыми в нацистском салюте. Наконец, сцены публичных издевательств над обнаженными жертвами, за которыми наблюдает толпа. Вот местное население деловито и споро копает рвы в Бабьем Яру… 

И тут изображение будто начинает глючить, тормозить. Вместо киносъемок — остановленные кадры, фотографии. Случайно выхваченные в толпе лица, крупные планы, глаза. Наконец, чернота. Конечно, этих съемок просто не существует, но в фигуре умолчания есть и авторский умысел — некоторые вещи показать попросту невозможно, иные события засветят любую пленку. Вместо этого Лозница дает обширную цитату из «Украины без евреев» Василия Гроссмана (чье «Письмо матери» из «Жизни и судьбы» до сих пор остается одним из сильнейших документов об уничтожении евреев на территории СССР). 

«Убиты старые ремесленники, опытные мастера: портные, шапочники, сапожники, медники, ювелиры, маляры, скорняки, переплетчики; убиты рабочие — носильщики, механики, электромонтеры, столяры, каменщики, слесари; убиты балаголы, трактористы, шоферы, деревообделочники; убиты водовозы, мельники, пекари, повара; убиты врачи — терапевты, зубные техники, хирурги, гинекологи; убиты ученые — бактериологи и биохимики, директора университетских клиник, учителя истории, алгебры и тригонометрии; убиты приват-доценты, ассистенты кафедр, кандидаты и доктора всевозможных наук; убиты инженеры — металлурги, мостовики, архитекторы, паровозостроители; убиты бухгалтеры, счетоводы, торговые работники, агенты снабжения, секретари, ночные сторожа; убиты учительницы, швеи; убиты бабушки, умевшие вязать чулки и печь вкусное печенье, варить бульон и делать струдель с орехами и яблоками, и убиты бабушки, которые не были мастерицами на все руки — они только умели любить своих детей и детей своих детей». Перечисление продолжается и продолжается, читая эти строки с экрана, можно потерять сознание. 

Лозница специализируется на жанре, который законно назвать «архивным хоррором». Справедливо считая, что ничего страшнее истории не существует, он бросает все способности и усилия — безупречное чувство формы и ритма, въедливость исследователя, отчетливые представления о добре, зле и моральном долге документалиста, — на создание «капсул времени», которые вдруг оживают под взглядом современного зрителя. Или, если быть более точным, — наблюдателя, свидетеля: именно в такое положение ставит свою публику Лозница. С подобным отношением были сделаны его монтажные «Блокада» (2005), «Процесс» (2018) и «Государственные похороны» (2019). «Бабий Яр. Контекст», завершающий этот ряд, заодно становится ответом Лозницы самому себе — его же «Аустерлицу», задававшему вопрос о том, какими глазами мы сегодня можем и должны смотреть на катастрофу Холокоста. 

В конце нового фильма, как когда-то в финале «Блокады», зритель видит жуткую сцену казни в центре Киева: в январе 1946-го публично были казнены 12 немцев. Эти кадры, сами по себе чрезвычайно сильные, производят двойственный эффект. С одной стороны, смотреть на казнь сегодняшний зритель не привык (кого бы ни казнили), зрелище пугает и уж точно не производит впечатления осуществленной справедливости. С другой — очевидно, что это ложный финал: убийство нескольких злодеев никоим образом не отменяет произошедшего и необходимости его осмыслить. Лозница сражается с другим врагом: его противник — забвение, позволяющее не говорить и не думать о событиях, которые случились вообще-то не так уж давно и не так уж далеко. Грязная вода заливает пустое пространство Бабьего Яра, потом на пустыре появляются новые здания, впоследствии там разобьют парк и даже поставят памятник. Но, как в готическом романе о призраках, этого недостаточно. Для их изгнания требуется более серьезный экзорсизм.  

Не делая выводов, ничего не требуя, никого не стыдя, Лозница просто показывает то, о чем должен знать каждый. И делает все возможное, чтобы театр нашего воображения продолжал показывать эти невыносимые образы — даже когда на экране темно, даже когда от ужаса ты зажмуришь глаза, даже когда сеанс окончен.