В Москве и Петербурге — жара, в Канаде — почти +50, в Кувейте — около +70. Что происходит? Теперь так будет всегда? Отвечает климатолог Павел Константинов

В июне 2021 года в Москве зафиксировали абсолютный температурный рекорд — 34,8 градуса. А в начале июля температура в столице (как и во многих других городах России) снова перевалила за 30. В Канаде тоже недавно наблюдалась аномальная жара — почти +50. А в Кувейте — одной из самых теплых стран мира — и вовсе «больше 70 градусов на солнце», сообщают местные СМИ. К этому привело глобальное потепление? Теперь так будет всегда? И можно ли как-то адаптироваться к такой погоде? «Медуза» задала эти и другие вопросы климатологу, доценту МГУ Павлу Константинову.

— В Кувейте фиксируют температуру выше 70 градусов на солнце. Почему так жарко? 

— Доходящая из Кувейта информация противоречива. Они сообщают о странных параметрах — 70 градусов на солнце. Но 70 градусов на солнце бывает и в наших южных регионах. 

Стандартная температура — в тени на высоте двух метров от поверхности — сейчас чуть-чуть превышает 50 градусов. Для тех территорий это нормально. Солнце над ними сейчас находится близко к зениту, территории — пустынные. В тропических и субтропических пустынях всегда наблюдаются максимальные температуры в летний период. В этом я не усматриваю аномалии. 

— Почему температуру на солнце не нужно измерять? 

— Температура на солнце — это температура того предмета, которым вы ее измеряете. Если вы кладете обычный ртутный термометр на солнце, то он покажет не температуру воздуха, а температуру разогревшейся ртути в своем резервуаре. Поэтому на солнечной стороне бесполезно смотреть на термометр — он показывает температуру стекла и пластика, а она сильно отличается от температуры воздуха. 

Это моветон — сообщать о рекордах температур на солнце. Так уже лет 50 никто не делает. Даже СМИ к этому адаптировались. А профессиональные метеослужбы не работают с этим параметром уже около сотни лет.

Поэтому это достаточно странные сообщения из Кувейта. Я с осторожностью отношусь к таким сообщениям. 

— Другая недавняя аномалия — это жара около 50 градусов в канадских городах и деревнях. Почему там так жарко?

— Там сформировался тепловой купол из очень жаркого воздуха, «заброшенного» с юга американского континента. К тому же воздух дополнительно прогрелся под солнечными лучами — а солнышко там сейчас заходит ненадолго или не заходит вовсе. Это вызвало такие сумасшедшие для тех широт температуры. 

— Как часто образуются такие тепловые куполы?

— Так далеко на север «забросы» воздуха раньше не происходили. То, что происходит сейчас, это уникальное североамериканское явление с невиданной мощностью теплового купола. А в Москве похожая ситуация с тепловым куполом была в 2010 году.

— А чем жаркая погода в России сейчас отличается от того, что было в 2010 году, и от того, что происходит сейчас в Северной Америке? 

— Прямо сейчас ситуация над нами другая. Воздух находился в достаточно прохладном скандинавском антициклоне. Это и есть главное отличие нынешней ситуации в России от событий 2010 года и того, что произошло в Северной Америке. 

— Почему мощности теплового купола повышаются?

— Из-за процесса глобального потепления. Здесь есть связка. Например, проявление глобального потепления на территории России — это увеличение частоты неблагоприятных погодных явлений. Это и сильные ливни, и повторяемость волн жары.

— Со временем резкая жара, сильные ливни и аномальные морозы будут происходить чаще? 

— В ближайшие десятилетия их повторяемость и интенсивность будет расти. 

— Дальше сложно прогнозировать?  

— Грамотнее говорить даже о 20-30 годах. Дело в том, что даже если мы по щелчку пальцев перейдем на низкоуглеродные технологии и будем снижать выбросы, чтобы бороться с глобальным потеплением, самое раннее, когда мы увидим результат — в начале второй половины XXI века. Инерция системы очень велика. Углекислый газ, который уже был выброшен, в ближайшие 20-30 лет будет определять характер климата на нашей планете. Поэтому совершенно точно надо адаптироваться. 

— Где-то в мире уже адаптировались? 

— Некоторые примеры адаптации появились даже в Москве после 2010 года. Увеличилось количество кондиционеров, организовали прохладные комнаты в общественных пространствах, куда может прийти и отдохнуть пенсионер. Хотя, конечно, еще есть куда стремиться.

В Западной Европе это произошло в Германии и Франции. Там после 2003 года были очень сильно пересмотрены способы борьбы с жаркой погодой. Они помогли людям перенести жару в 2019 году более безопасно. Нам есть на кого смотреть и у кого перенимать эти технологии. Потому что московское население не очень хорошо к жаре адаптировано, и риски очень велики. 

— Какие есть методики, кроме кондиционеров и прохладительных комнат?

— Это адаптация городской инфраструктуры, полное озеленение, зеленые крыши, увеличение водной инфраструктуры. Все это влияет на городской микроклимат. С этой точки зрения Москва сильно отстает. Хотелось бы, чтобы мы задумались об этом не как после 2010 года, потеряв население, а заранее. Тем более все инструменты и методы прогрессивного планирования — их еще называют climate friendly — есть и могут применяться у нас. Не нужно изобретать rocket science.  

— Кроме озеленения, как еще можно адаптировать город к жаре?

— Это грамотные сценарии застройки. Коридоры проветривания, в результате которых не формируется застойных зон, так называемых каменных мешков. Это позволяет делать городскую застройку и проживание в ней наиболее комфортным еще на уровне планирования, а не на том уровне, когда уже все плохо, нужно закрыться дома и включить кондиционер.

Что, кстати, тоже плохо, так как кондиционер выбрасывает теплый воздух наружу — и усиливает неблагоприятные условия теплового стресса на улицах. 

— А как можно защитить сельскую местность?

— Деревня более защищена с климатической точки зрения, чем город — из-за микроклиматических закономерностей ночи здесь заметно прохладнее. Риск в городах больше, потому что людей больше, формируется городской «остров тепла». С деревнями же нужно вести просветительскую работу и улучшать качество медицинской работы, так как от жары страдают сердечники и люди с хроническими заболеваниями. 

— Как человеку в целом стоит понимать новости про погоду? Когда он читает, что например, в Техасе зимой было очень холодно, а сейчас очень жарко, то что это значит? Ведь ни холода, ни ливни у многих не ассоциируются с глобальным потеплением.

— Аномальная жара и аномальные холода — это последствия механизма, который запущен глобальным потеплением. Расхожая фраза, которую все наперебой цитируют, изначального авторства академика [Александра] Обухова: «Климат в эпоху глобального потепления становится более нервным». Люди должны готовиться и адаптировать свою инфраструктуру к этому. А потепление в Северной Америке — это звоночек, который показывает, что, возможно, мы недооцениваем формирование этих волн жары в условиях блокирующих антициклонов и тепловых куполов. 

— Нынешнюю погоду еще можно оценить с ракурса солнечных циклов Земли. В каком солнечном цикле мы сейчас находимся?

— Если оценивать в терминах геологических времен, а это масштаб десяти тысяч лет, то сейчас начинается слабый цикл похолодания.

— И нас ждет похолодание? 

— Мы его не почувствуем, потому что антропогенный фактор глобального потепления несопоставим с природным. Например, выбросы углекислого газа. Человек в год выбрасывает углекислого газа в сто раз больше, чем все вулканы. Мы закинули в атмосферу уже столько углекислоты, что природный цикл остается на втором плане.

К тому же сейчас идет линия краткосрочного потепления, вызванного изменением газового состава от антропогенных факторов. Поэтому ближайшие 50-100 лет мы не почувствуем природного цикла. 

— Когда-нибудь мы почувствуем похолодание?

— Дело в том, что углекислого газа очень много, и на процесс изъятия его из атмосферы уйдет не меньше 100 лет. Даже если заработают самые эффективные карбоновые полигоны (которых пока не существует!). На ближайшие годы мы в плену ситуации, вызванной предыдущим столетием с активной индустриальной деятельностью. И если мы успешно справимся с проблемой (и сохраним по максимуму достижения и уровень развития нашей цивилизации), то через сто лет теоретическое похолодание будет проблемой даже не наших детей, а в лучшем случае наших внуков и правнуков.