Amnesty International решила вернуть Алексею Навальному статус узника совести. Мы поговорили об этом с новым генсеком организации Аньес Калламар

24 февраля 2021 года международная правозащитная организация Amnesty International лишила Алексея Навального статуса узника совести, который в очередной раз присвоила ему незадолго до этого, — а через пару месяцев с небольшим вернула его обратно. За это время у организации появился новый руководитель. На смену исполняющей обязанности генерального секретаря Джули Верхаар пришла правозащитница с 26-летним опытом Аньес Калламар, до этого занимавшая пост спецдокладчика ООН по вопросу внесудебных казней. Решение вернуть Навальному статус узника совести стало одним из первых, которое Калламар приняла на новой должности. Кроме того, как она рассказала в интервью «Медузе» (первом для российских СМИ после своего назначения), из-за случая с Навальным, который привел к шквалу критики в адрес организации, Amnesty International пересмотрела свою политику присвоения статуса узника совести — и теперь не будет аннулировать его на основании спорных высказываний или действий из прошлого.

— Давайте сначала обсудим случай с лишением Алексея Навального статуса узника совести в феврале 2021 года. Что к нему привело? Были версии, что на решение Amnesty International могли повлиять некие внешние силы, в том числе связанные с российскими властями. И почему этот статус в итоге решили восстановить?

— Я не могу рассказать вам подробности принятия этого решения [о лишении Навального статуса узника совести], потому что я при нем не присутствовала — я тогда еще не была генеральным секретарем Amnesty International (об этом решении стало известно, когда организацию возглавляла временно исполняющая обязанности генерального секретаря Джули Верхаар; Аньес Каламар стала новым генсеком Amnesty International 29 марта 2021 года — прим. «Медузы»). Могу лишь добавить, что об этом решении вообще не должно было стать известно публике.

Я не могу прямо утверждать, что связанные с Россией люди могли повлиять на его принятие, но мне хорошо известно, что современная пропаганда действует крайне эффективно и [например] способна создавать фейковые кампании в социальных сетях с целью давления на кого-то. И Россия в этом принимает активное участие.

Я могу объяснить, почему этот статус был восстановлен — в этом я уже лично участвовала. Решение лишить Алексея Навального статуса узника совести стало результатом противоречия между рядом процедур, касающихся присвоения такого статуса. Мы пересмотрели его и пришли к выводу, что оно было ошибочным. Затем мы провели ревизию наших внутренних уставов, которые привели к этому решению, и устранили противоречия между разными направлениями нашей политики.

Теперь нас интересует только то, что Алексей Навальный сейчас находится в тюремном заключении, и это напрямую связано с его общественной активностью, с его требованиями политического представительства и с его борьбой против коррупции. Поскольку в тюрьме он находится именно за свои взгляды, по нашему мнению, он является узником совести.

Мы провели пересмотр нашей политики: отныне прошлые высказывания или поведение человека не будут решающими в вопросе присвоения ему статуса узника совести.

— Правильно ли я понимаю, что именно случай с Навальным заставил Amnesty International пересмотреть свою политику присвоения статуса узника совести? То есть теперь любой другой человек благодаря ему может получить такой статус, если он подвергается преследованию за свои взгляды, даже если когда-то он допускал некие неоднозначные высказывания или публиковал посты в соцсетях?

— Совершенно верно. 

— Какие еще у вас планы на должности руководителя Amnesty International?

— Мы сталкиваемся со множеством новых испытаний, беспрецедентных по масштабу. Перед нами стоят поистине экзистенциальные угрозы. Изменение климата, пандемия, неравенство — все это долгосрочные проблемы, которые оказывают в основном негативное влияние на защиту прав человека. Но кроме того, как вы уже говорили, угрозы существуют и в информационной среде. Это новая промышленная революция, которая коренным образом меняет общество, работу, оружие, даже саму природу человека.

И все это проблемы не какого-то отдаленного будущего, а нашего настоящего. Есть и более сиюминутные угрозы, но главный вызов, стоящий перед нами, состоит в реструктуризации всей мировой системы. Происходит конфликт США и Китая, Россия — мощный источник нестабильности в мире, ее власти проводят амбициозную и агрессивную политику по всему миру, при этом она имеет большое влияние в ООН и занимает постоянное место в ее Совете безопасности. И передел влияния в международной системе происходит между тремя ключевыми игроками — США, Китаем и Россией.

Все это имеет непосредственное отношение к вопросу прав человека, ведь в процессе этого передела начинаются прокси-конфликты, гонка вооружений, нарушаются свобода слова, свобода собраний и так далее.

В такой обстановке Amnesty International — да и другие подобные организации — не может позволить себе просто реагировать на события, как это было раньше. Нам недостаточно просто защищать [права человека] или сопротивляться их нарушению. Мы должны идти в атаку, выдвигать самые смелые, даже радикальные предложения по защите прав человека. В этом состоит мое видение будущего Amnesty International: стать смелее, амбициознее, отважнее. Жить как раньше уже не получится.

Пандемия все эти проблемы только усугубила. Во время пандемии правительства ограничивали политические и экономические права. Результатом многолетнего невнимания к социальной защите стала гибель огромного количества людей. Меры жесткой экономии все чаще приводят к массовому недовольству на улицах — которое, в свою очередь, вызывает все более жесткие репрессии. Так что взаимозависимость разных видов прав человека — например, права на работу и права на протест — сегодня стала как никогда очевидна. И Amnesty как правозащитная организация должна быть готова осудить такую экономическую политику государств.

Третье важнейшее направление нашей работы — это изменение климата. Мы не можем позволить себе бороться только с проблемами настоящего; действовать надо прямо сейчас — но ради мира, в котором мы будем жить через 10-20 лет. Хотя бы ради сегодняшней молодежи — в ней заключена огромная сила, но большинство молодых людей сегодня живут в самых бедных странах мира.

— А можно поподробнее, что вы имеете в виду под планами для Amnesty быть активнее в вопросах прав человека? Особенно в таких странах как сегодняшняя Россия.

— Я не готова сейчас озвучить конкретные планы Amnesty International в отношении России — над их составлением еще идет работа, — но могу сказать, что Россия станет одним из приоритетных направлений нашей работы. События, которые происходят в этой стране, имеют влияние не только внутри самой России, но и далеко за ее пределами: в Сирии, в Центральноафриканской республике и так далее. Поэтому работу с Россией мы рассматриваем как инвестицию в дело всего мира. Свобода слова, свобода собраний, право на протест — это все останется приоритетными направлениями работы Amnesty International в России.

— Но в России сейчас возможности гражданского общества сильно ограничены. Множество НКО, как и «Медуза», объявлены «иностранными агентами». Мирный протест фактически запрещен — если вас не задержат на самом митинге, то вычислят по камерам наблюдения при помощи алгоритмов распознавания лиц и придут за вами несколько дней спустя.

— Конечно, репрессии против гражданского общества в России останутся ключевым направлением работы Amnesty International. Ведь мы — тоже часть этого общества, и на нас тоже идет атака. И это происходит как в России, так и в Индии, Гонконге и многих других странах, где у нас есть сотрудники или отделения.

Наша стратегия основана на нашем присутствии в тех странах, где мы можем вести образовательную деятельность о правах человека, привлекать внимание к определенным проблемам и вступать в диалог с властью. Но во многих частях мира сейчас это невозможно. Мы сами точно так же можем стать целью давления на гражданское общество. Это приходится учитывать при разработке нашей стратегии на будущее.

Что касается статуса «иноагента», для нас очевидно, что это не более чем форма давления на легитимные организации за совершенно законные действия. Цель этого статуса — помешать вам вести вашу деятельность, объявив ее фактически вне закона. Это определенно нарушение свободы слова.

Россия — не единственная страна, которая оказывает такое административное давление на структуры гражданского общества. Но она точно одна из стран, которая применяет такие методы особенно активно. Наша позиция тут предельно ясна: за статусом «иностранного агента» не стоит ничего, кроме стремления помешать критически важной для общества деятельности — в защиту прав человека, журналистской работы, антикоррупционных расследований.

— Вы упомянули другие страны, которые, как и Россия, оказывают административное давление на гражданское общество. Тут стоит вспомнить, что именно такие примеры приводят российские законодатели в поддержку своих репрессивных мер. Например, тот же закон об «иноагентах» применительно к СМИ — который только что использовали против частной «Медузы», — называли ответом на требование к российским государственным СМИ в США зарегистрироваться в качестве «иностранного агента» при американском министерстве юстиции.

— Но ведь если у США есть закон об «иностранных агентах», это не значит, что он хорош и для России. Я не изучала случай конкретно американского отделения RT, но тут не важно, о США речь идет или о России — мотивация к применению таких законов в обоих случаях одинаковая. Если закон используется, чтобы заглушить критические высказывания — значит, он недопустим. Моя позиция тут неизменна.