Александр Усатов 15 лет был священником, но потом утратил веру в Бога и ушел из РПЦ. А после этого переехал в Нидерланды — и совершил каминг-аут Мы с ним поговорили

Александр Усатов 30 лет изучал Библию и 15 лет служил в Русской православной церкви священником. Постепенно он утратил веру в Бога, а в марте 2020 года ушел из РПЦ. После этого Усатов переехал в Нидерланды и получил статус беженца. В марте 2021-го он совершил каминг аут. Спецкор «Медузы» Александра Сивцова поговорила с бывшим священником — о нем самом и о том, что происходит в РПЦ.

— Вы прослужили в церкви 15 лет. На протяжении этих лет вас все устраивало?

— Нет, не устраивало. В церкви я пребывал будто в мифе. Юношей я представлял, что все греховное надо преодолевать, и в итоге достигнешь святости и вечной жизни. Школьником я начитался Библии и решил, что все это [гомосексуальность] недопустимо, думать об этом нельзя. 

— Когда вы поняли, что вы гомосексуал?

— Это называется «проснуться». В школе был интерес к теме, а в 22 [года] я понял, что это не любопытство, а мое. Тогда я признался сам себе. Это личная история, мне бы не хотелось обсуждать подробности, но принятие себя пришло в 22 года. Я тогда уже много лет читал Библию, знал церковные тексты, табу, отношение церкви и общества к этой теме. 

— Чем еще занимались тогда?

— Заканчивал светский университет и защищал диплом.  

— На кого учились?

— Я закончил Южно-Российский государственный политехнический университет. Работал на заводе, где изготавливали системы ориентации космических аппаратов и ракет.

Позже получил теологическое образование в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете как преподаватель теологии. Сдал два кандидатских экзамена как аспирант Русской христианской гуманитарной академии и Общецерковной аспирантуры и докторантуры Русской православной церкви.

— А как вы попали в церковь?

— В храм пришел в 1992 году, уже имея опыт чтения Библии. Вскоре я стал ревностным прихожанином.

— Вы гомосексуал и понимали это про себя с юности. Вы знали официальное отношение церкви к этой теме. Почему решили пойти служить?

— Я боролся со [своей] гомосексуальностью. Церковь предлагает исцеление и спасение. Там говорят, что у всех есть свои страсти. Одни хотят выпить, другие — воровать, третьи — хулиганить, пятые — блудить. Церковные люди знают, что гомосексуальность — лишь один из многих пороков, отлучающих человека от спасения. Если всех этих людей выгнать [из церкви], кто останется? С другой стороны, церковь ведь и существует для исцеления грехов. 

Само по себе это [гомосексуальность] не проблема. Страсти нужно преодолевать, «врачевать» — на церковном жаргоне. Поэтому геи и остаются в [церковной] системе.

— То есть вы пошли в РПЦ, надеясь, что ваша ориентация изменится?

— Да. На самом деле, внутри церкви есть отношение только к поступкам, а не к ориентации. Гомосексуальность как термин — это новодел, подобных слов нет в канонах и Библии. 

Мне казалось, что моя жизнь может выпрямиться: все будет иначе, церковь мне в этом поможет, ведь сам Бог обещал. Это проявление веры: когда вы верите в Бога, то поступаете, как он велит. Если он повелевает бороться с собой, мы будем это делать. Хочет человек в пост мясо — не надо, потому что церковь говорит «не надо». И у меня был такой «пост»: борьба [с гомосексуальностью]. 

Люди, которые кричат «Чего ты сразу не ушел?», не понимают психологии верующих. Верующие ожидают от Бога помощи в преодолении страстей. 

— Как на протяжении 15 лет службы в церкви вы решали для себя эту дилемму? Вы гомосексуал и служите в церкви, где есть люди с такой же ориентацией. В то же время официально РПЦ совсем не одобряет такие отношения.

— Один святой говорит: «Церковь — это собрание кающихся грешников». Поэтому я размышлял: «Да, в церкви есть люди, у которых есть склонность к пьянке, ругани, курению, но они должны с этим бороться». С другой стороны, для поддержания красивого фасада и пиара РПЦ нужно утверждать, что такой проблемы не существует.

Как выражение: «В СССР секса нет». Это ведь ложь. Так делает голый король: он идет к людям и мнит будто красиво одет, а сам голый. 

— Так как вы все-таки мирились с этим?

— Я понял, что даже в церковных правилах отношение к взаимоотношениям между мужчинами амбивалентно. Какие-то крайние формы запрещены, а все остальное воспринимается, на мой взгляд, как норма или баловство. Например, в церковном Уставе сказано про пасхальный обычай: «И приходят церковницы, и старцы и настоятеля во уста целуют». Но все это время я боролся с тем, что я гей.

— О чем вы говорите, сравнивая церковь и голого короля? 

— Чтобы показать свою значимость для государства, мы [РПЦ] займемся узкой темой [борьбой с гомосексуальными меньшинствами], которая должна сплотить нацию, отвлечь ее от экономических и социальных проблем. Мы найдем врагов по старой традиции — объявим охоту на ведьм.

Я считаю, что церковь ищет содомитов и врагов царя, обслуживает интересы правящих кругов; она отвлекает народ. Энергию народного гнева направляет на так называемых «врагов народа». При этом церковь позиционирует себя невестой Христовой. А на самом деле — «голый король».

Я это видел и раньше, меня это смущало. Это казалось неизбежными издержками грехопадения.

— Зачем церковь ищет «врагов народа»?

— Когда нет ясного врага, людей это беспокоит. Вспомните, какая была тревожность, когда пришла пандемия. Потом придумали врага — что чуть ли не инопланетяне или масоны чипируют людей. Если враг появился в поле зрения — сразу легче. 

А реальной работы в нравственном поле не происходит, потому что церковь в этом не заинтересована. Для нее, по моему мнению, самое главное — власть, деньги, секс. Но в тайне. А жесткую вертикаль власти от патриарха до сельского храма нужно прикрывать словами о любви и святой иерархии.

— В своем обращении, где вы совершили каминг-аут, вы упоминаете «церковное гей-лобби». Вы говорите: «Все знают о существовании гей-лобби и возможности сделать легкую карьеру, пройдя через архиерейскую постель». Что представляет собой это гей-лобби? 

— На мой взгляд, это, прежде всего, влиятельные геи в [церковной] системе, которых объединяют не только церковные политика и финансы, но и общие сексуальные интересы; они поддерживают друг друга и покрывают в случае скандалов. Это епископы, карьерные монахи, привилегированное духовенство. Они не существуют в церкви изолированно. О них, на мой взгляд, знают патриарх и другие епископы, их используют в своих интересах. Думаю, что в гей-лобби, так или иначе, вовлечена почти вся руководящая верхушка РПЦ. Остальные это покрывают, некоторые епископы сожительствуют с женщинами.

Многие влиятельные геи хотят иметь особую среду общения, где они могут делиться любовными похождениями, хвалиться юношами, вести себя раскованно. Попутно среда решает карьерные задачи, предоставляет убежище в случае проблем — например, один гей-епископ может принять у себя другого, дать ему спокойное пристанище на время скандала [если об его ориентации узнают публично].

— В среде духовенства бывают предложения вступить в сексуальный контакт?

— Да.

— Для чего? 

— Просто потому что влиятельному человеку этого хочется. Предложение секса — это тест на лояльность и одновременно проявление доверия.

Перед этим к «кандидатам» присматриваются: они должны быть с определенными параметрами. Либо стройные и красивые, либо податливые и готовые на все, либо умненькие и умеющие услужить, помочь владыке в его повседневных заботах. Если все эти качества объединяются в одном человеке, он станет ближайшим спутником владыки и будет ездить за ним из епархии в епархию, а со временем и сам станет епископом.

Обычная картина для большинства епархий: стремительные карьеры любимчиков епископа на фоне основной массы священников, которые десятилетиями ждут повышений и наград.

— Нужно обязательно заниматься сексом с влиятельными иерархами, чтобы карьерно расти? 

— Необязательно. Люди могут просто радовать глаз епископа: ему приятно находиться в окружении красивых людей. Еще лучше, если они при этом талантливые, умеют хорошо петь, пишут книжки, приводят спонсоров. Но часто внешности и умения держать язык за зубами достаточно. Не всякому из них предложат секс, но все, так или иначе, учитывают такую возможность. Главное — этим людям епископ доверяет свои интимные тайны.

— Вам предлагали вступить в такой контакт? 

— От епископа, слава Богу, нет. Сказал атеист: «Слава Богу».

Не каждый человек может получить такой билет наверх. Для этого он должен обладать особыми качествами. Видимо, я ими не обладаю — поэтому и не предлагали. 

— Как вы считаете, патриарх Кирилл входит в гей-лобби или хотя бы знает о нем?

— Я считаю, он является его идейным вдохновителем и руководителем. Все под его дудку пляшут. Думаю, епископов-геев система Кирилла покрывает. Кроме ярких случаев с обнаженкой на фото.

— Как вы публично скрывали свою гомосексуальность?

— Это не написано на лице. Я жил как обычный человек. Никогда не посещал гей-клубы. Скрытно живут почти все геи России.

— Приходилось ли вам когда-либо публично выражать общецерковную точку зрения? Условно, что геи — зло?

— Не «геи — зло», но я тогда думал, что гомосексуальность — последствие первородного греха и свободный выбор человека. И называл это искажением человеческой природы, которое необходимо с божьей помощью преодолевать.

— В 2012 году вы признались ростовскому митрополиту Меркурию, что вы — гей (Усатов служил в Ростове-на-Дону — прим. «Медузы»). Зачем?

— Это очень сложно скрывать. И в тот момент я был готов уйти из церкви — я зашел в тупик. [Потому что] к тому моменту я из борца с собственной гомосексуальностью стал превращаться в гея. Но митрополит меня поддержал, и я остался служить дальше.

— Как митрополит поддержал вас тогда?

— Есть же в церкви покаяние: покайся и не делай этого больше. Он поддержал, сказал: «Служи дальше, не уходи из церкви». 

— Он дал вам указ, как себя вести?

—Да. Он стучал по столу и говорил: «Если где-то засветишься, кто-то узнает [что ты — гей], я тебя уничтожу».

— Все-таки почему вы остались в церкви, раз ощущали ту ситуацию тупиковой? 

— Митрополит умеет вдохновлять людей. 

— Какой Меркурий человек?

— Когда мы с ним обсуждали проблематику пребывания гомосексуалов в церкви, он мне дал совет: «Не спи с тем человеком, с которым ты работаешь, и не работай с тем, с кем спишь».

Он прямо сказал, что не привязывается к окружающим людям и священникам. Для него они — живые функции и работники. Люди это чувствуют и называют митрополита «Барыней».

— Чего вы тогда ждали от служения в такой церкви?  

— Если вас лечат в больнице, должны быть результаты. Для меня это важный образ. И сегодня я говорю, что в больнице под названием РПЦ лечение предлагается, за это берутся деньги, но результата нет. 

— В вашем приходе было много геев?

— Я не могу этого сказать, потому что тогда подведу под монастырь реальных людей. 

— А если говорить про РПЦ в целом? Геи составляют больше или меньше половины священников?

— К РПЦ сейчас относят миллионы прихожан, 35 тысяч священников и более 380 епископов. Количество гомосексуалов в каждой группе будет разным. В целом, в любом сообществе их около 3%. Среди духовенства их больше, ведь эта среда — алтарь, монастырь — может их притягивать. Многие геи — творческие и чувствительные натуры. Красота богослужения, ориентирование на добрые отношения в мужском коллективе — все это может привлекать гомосексуала.

На мой взгляд, среди епископата их [геев] большинство, потому что карьера епископа — это карьера монашеская. В монахи чаще идут люди гомосексуальной ориентации, потому что монахи не вступают в брак и это считается нормой. В иных сообществах безбрачие может казаться предосудительным. Именно карьерные монахи чаще всего становятся фаворитами гей-епископов — и сами впоследствии становятся епископами.

— Вы писали, что когда служили в церкви, все-таки обсуждали ЛГБТ-тему в «своем кругу». Это церковный круг?

— Это был близкий ко мне церковный круг. Люди, которые разбираются в богословии и канонах. Мы обсуждали, что писали об этом во времена Византии, в посланиях Павла, значения терминов.

В РПЦ о сексуальности не принято говорить на научном уровне. А за пределами храма священники живут как хотят, но считают себя в это же время чуть ли не святыми. Это формирует определенный когнитивный диссонанс у церковных людей. Я обсуждал это с интересующимися людьми, и сейчас тоже готов обсуждать, но только в научном ключе. 

— У вас были конфликты с другими священнослужителями-геями?

— Был конфликт с одним человеком, которому показалось, что я мешаю ему общаться с какими-то парнями. Это иногда называется ревностью, но это не имело под собой никакого основания. Надуманная проблема, которая спровоцировала скандал. 

— Вы говорите про какого-то священника из Ростова-на-Дону [где вы служили]?

— Да, очень значимого.

— Как его зовут?

— Не могу сказать имя, но уверен, что все люди, причастные к ростовской епархии, понимают, про кого я. Другого такого больше нет. Он давно в этой епархии. Возглавляет епархиальный отдел. Человек значимый, и снять его для репутации церкви было бы ужасным уроном. Хотя процесс самоочистки от жестоких, беспринципных, мстительных и лицемерных людей для церкви был бы полезен.

— Расскажите, что случилось.

— Это было в начале осени 2019 года. Священнослужителю показалось, что я перехожу ему дорогу. Был вялотекущий конфликт, который к 2020 году стал нарастать. Я пытался озвучить идею свободы слова и свободы выражения прав человека. Гей-лобби это не понравилось, поскольку это может разрушить устои всей организации. А для франшизы [то есть РПЦ] это недопустимо. 

— Из-за чего вы поссорились помимо ревности с его стороны?

— Он прямо сказал, что на проповедях и в церковных собраниях геев нужно жестко ругать — и не хватало, чтобы мы их поддерживали. Я озвучил ему свое мнение, что не следует клеймить гомосексуальность. Меня это [его отношение к гомосексуальности] возмутило, потому что мне это говорил самый известный гей ростовской епархии. Получается, влиятельный протоиерей с деньгами может позволять себе все что угодно в сексуальном плане, а личную жизнь и потребности простых людей церковники должны громить и обличать. Это лицемерие. После того, как он услышал, что я против этого, все стало хуже.

— Вам угрожали?

— Да, ко мне подошел неизвестный человек в штатском. Он сообщил, что на меня направлен донос в высокое государственное ведомство. Что с ним [доносом] в итоге, я не знаю — так как уехал из России.

— Такой метод решения проблем, когда привлекают органы, насколько распространен в РПЦ? 

— Я знаю многие примеры. Прямо сейчас идет бурный процесс вокруг Сергия. Им занялись силовые структуры лишь тогда, когда он перестал быть выгоден для РПЦ.

— Есть подтверждения, что к вашей ситуации причастен ростовский священник? Или это догадки? 

— То, о чем мы переписывались с ростовским протоиереем, шло как цитаты из уст человека в штатском. Также мне сказали, что донос идет от протоиерея из ближнего круга Меркурия. С другими протоиереями у меня конфликтов не было. 

— Вы упоминали, что столкнулись с клеветой в свой адрес. О чем вы говорите?

— Дело в том, что многие, прочитав слово «каминг-аут», не стали вчитываться дальше. И стали додумывать, будто меня выгнали из РПЦ за гомосексуализм. Это не так. 

Из Русской православной церкви я решил выйти 21 марта 2020 года в алтаре Ростовского кафедрального собора. По причине неверия, а также угроз за свободомыслие и беседы с людьми о правах человека — в том числе о вопросах сексуальности.

— Вы подали заявление о лишении сана и указали причину, что вы стали неверующим. Как вас в итоге уволили? 

— В конце разговора с митрополитом 24 марта 2020 года он понял, что забирать заявление о лишении сана по причине неверия я не собираюсь. Он пришел в гнев и выгнал меня со словами «Пшел вон!» Неверующий священник — это нонсенс в России.

После этого его секретарь оформил указ о запрещении в служении, так как я нарушил клятву, данную при рукоположении во священника. Ведь я служение покинул, учение веры не содержу, волю архипастыря нарушил, в Господа Бога не верю. А также от себя он добавил [что я ухожу] «по болезни» — указав шизофрению или астено-депрессивное состояние.

Тут же митрополит распорядился уволить меня из духовной семинарии, хотя по закону он не имеет к этому процессу никакого отношения. Меня попросили уволиться по собственному желанию. Я отказался и направил жалобу в трудовую инспекцию. Мне отказали. После этого я направил жалобу в областную прокуратуру, но мне лишь посоветовали искать защиты в суде. В итоге ректор [семинарии] на другой день уволил своим распоряжением.

— Вы также упоминали, что после ухода из РПЦ некоторые бывшие коллеги говорили о ваших «тайных похождениях»: якобы были случаи домогательств с вашей стороны. А пресс-секретарь Меркурия публично назвал вас «Ростовским Харви Вайнштейном», не представив никаких доказательств. О чем речь?

— Это выдумки, чтобы предельно опорочить меня и отвести внимание от внутренних проблем РПЦ. Для меня эта клевета не стала сюрпризом: мне намекали, что будут распространять подобное, если я не замолчу.

— Вас в том числе обвиняли в поддержке Алексея Навального. Вы поддерживаете его?

— Это было абсурдное обвинение, которое содержалось в доносе. Я не лезу в политику и не очень в ней разбираюсь. У меня другие цели и средства их достижения: я занимаюсь популяризацией научных знаний.

— А священники вообще могут поддерживать Навального?

— В РПЦ так не принято.

— А на самом деле?

— Священники многое понимают. Они общаются с разного рода людьми. Но открыто ничего не могут заявить

— Вы переехали в Нидерланды. Давно задумались о переезде в Европу?

— Мысли были давно. Но путей переехать не было, об этом нельзя было и думать. Это как полететь на Марс.

Когда возникла ситуация с угрозами, я обсудил ее с парой человек. Мне сказали: «Ты чего сидишь и ждешь, что тебя бросят в тюрьму по надуманным причинам? Или сломают ноги, или отправят в больницу». Я реально боялся этого. И в мае-июне 2020 года решил думать о поиске убежища. Мне подсказали, что мой случай с угрозами подходит для переезда. Я решился уехать. Хотя никаких гарантий не было.

— Кто вам посоветовал переехать?

— Через знакомых я узнал о координатах людей, которые занимаются делами беженцев в Германии и Нидерландах. 

— Сначала вы получили статус беженца. На каких правах вы сейчас в Нидерландах?

— Это вид на жительство.

— Как вы его получили?

— После предоставления статуса беженца чиновники решают, на какой срок человек получит вид на жительство в стране ЕС. У меня на пять лет.

— Собираетесь остаться здесь?

— Конечно! Это прекрасная страна, мне все нравится, у меня замечательные друзья, подруги, соседи, перспективы с работой и учебой.

— Какие перспективы?

— Я сейчас не могу озвучивать, но параллельно с обучением я могу заниматься волонтерством, помогать больным людям и заниматься физическим трудом.

— Кем вы хотите работать?

— Об этом рано думать. Для начала нужно выучить язык.

— Чем вы сейчас занимаетесь?

— Живу в своем доме, который предоставлен как социальное жилье. Начал серьезно изучать голландский язык. Плюс помощь ближним, соседям, живое общение, поездки на велосипеде. Пособие платят мне достаточное, а когда буду работать, доходы окажутся еще больше — думаю, мне хватит.

— По России скучаете?

— По каким-то красивым местам — да. А главное — по близким мне людям.

Сейчас я будто в раю среди цветов, велосипедов, каналов. В тишине. Отдыхаю, но скучаю. 

— У кого-то может сложиться впечатление, что скандал вам был выгоден, чтобы было основание переехать в Европу.

— Это глупость, иначе огромное количество людей уехало бы в Европу. Проверка перед принятием решения о предоставлении убежища — тяжелое психологическое испытание. За вами девять часов наблюдают специалисты [миграционной службы] — они поймут по жестам, мимике, глазам, если вы лжете. Поток вопросов на одну и ту же тему так же легко выявляет заготовку и обман.

Кто-то фантазирует, будто мой каминг-аут совершен для отработки западных грантов, но это не так. Я не получаю гранты, только пособие. Я — полноценный резидент Нидерландов. 

— Почему вы решили сделать каминг-аут только несколько дней назад? Почему не раньше?

— Пришлось понервничать, ожидая решения [о статусе резидента], а также пожить в лагере для беженцев. Теперь созрел. 

У меня были сомнения, стоит ли это вообще делать. Сейчас на меня вылился ушат грязи от людей, которые не могут увидеть в геях живых людей. Гей-священник для них — это лицемер, приспособленец, карьерист.

Я ожидал этого, но решил открыться, чтобы помочь другим людям, которые продолжают ломать себя в церкви. Я совершил каминг-аут ради тех, кто «сидит в шкафу» и думает, как стереть свою личность, чтобы их не наказал Бог. Пугалки «гневом Господа» бесчеловечны, называть их небесным откровением нельзя. Думаю, моя история может послужить для них уроком и побудит задуматься. И я еще больше убедился в этом: многие пишут мне письма поддержки и делятся своим церковным опытом, который во многом схож с моим. 

— Связывался ли кто-то из коллег после каминг-аута?

— Да, мне писали бывшие коллеги — все со словами поддержки. В целом, я чувствую, скорее, симпатию среди ростовского духовенства. Но, конечно, об этом не говорят публично. 

— Вы перестали верить в Бога, когда еще были священником. Во что вы верите сейчас?

— Я — материалист, в этической сфере — светский гуманист. В богов не верю: ни в Зевса, ни в Кришну, ни в Троицу. 

— Каково это — полностью изменить свой взгляд на мир?

— Это моя человеческая эволюция как личности. Кто-то спрашивает, почему раньше это не случилось? Откуда я знаю?

В какой-то момент я закончил школу, университет, читал книги, общался с людьми. Потом пришел к этому выводу [что я атеист]. Некоторые ни в 42, ни в 50, ни в 60 лет к нему не приходят. Их все устраивает. Не хочу их тревожить.

— В итоге вы доэволюционировали до момента, когда стали неверующим. У вас во время этого пути не было чувства, что свернули куда-то не туда? Например, когда читали не библейскую литературу, а книги о науке.

— Знаете, как у некоторых людей заканчивается любовь к человеку, у меня также закончилась любовь к церкви. Я стал воспринимать ее как минное поле — куда не наступи, везде будет провал, взрыв, удар. В любой сфере — в нравственной, исторической, научной, философской.

В семинарии я был преподавателем «основного богословия». Это грань между религией и научной сферой, философской, психологической, социальной. Мне приходилось много думать и в каком-то смысле даже защищать позиции церкви. Я видел, насколько они слабы; видел ложь, передергивание, нарушение логики.

— О какой лжи и нарушении логики вы говорите?

— Со школы я листал книжки креационистов, где «доказывалась» историчность Великого Потопа и невозможность развития форм жизни эволюционным путем. В других изданиях исход двух-трех миллионов евреев из Египта в Ханаан представлялся историческим событием. Благодатный огонь на полном серьезе представлялся как аргумент против инославных [других конфессий] христиан. 

Подобное накапливалось годами, пока я не признался себе: все, что происходит в церкви — «человеческое, слишком человеческое». И приплетать «гипотезу Бога» нет необходимости. В том, как работает церковь и распространяются «религиозные мемы», я вижу влияние человеческой психологии, людских ошибок и особенностей работы мозга. Я перестал верить в церковь. Церковная методика спасения не только не работает, но даже вредит. 

Сейчас, чтобы понять человека, мне больше интересны нейрофизиологи и историки, а не святые отцы.

Я подорвался на богословских минах. Я долго подрывался, мне ведь 42 года. Может быть, кто-то остановится раньше, прочитав меня? Пять раз подумает, прежде чем идти в церковь и ломать свою жизнь по средневековым шаблонам, думая, что тут — спасение и благодать. 

— Нет сейчас сожалений, что 15 лет занимались не тем? 

— Конечно, в моей жизни было много ошибок, но я это принимаю. Это моя история, все это меня сформировало как человека. Сейчас я принимаю свою историю со всеми плюсами и минусами. А вот в условиях церковной жизни принимать себя не получалось. Был когнитивный диссонанс.