Мы посмотрели «Горбачева» в Театре наций. Это исключительный спектакль, в котором семейная история первого президента СССР вытесняет государственную С Евгением Мироновым и Чулпан Хаматовой в главных ролях
Мы рассказываем честно не только про войну. Скачайте приложение.
«Горбачев» Алвиса Херманиса в Театре наций — одно из главных событий московского театрального сезона. Его премьера состоялась 10 октября, следующие показы пройдут в декабре и в январе. Спектакль пересказывает биографии Михаила и Раисы Горбачевых, основываясь на их мемуарах, письмах и публичных выступлениях. В программке — только два артиста: руководитель Театра наций Евгений Миронов и Чулпан Хаматова, его давняя партнерша по сцене. По просьбе «Медузы» театральный критик Антон Хитров рассказывает, почему Херманис оказался идеальным режиссером для спектакля о Горбачеве.
Новый спектакль Театра наций стал сенсацией задолго до премьеры. Рижанин Алвис Херманис, один из самых интересных европейских режиссеров, не работал в России с 2008 года — а в последние семь лет даже его гастрольные спектакли исчезли с фестивальных афиш. История страны за последние полвека для театра — почти неизведанный материал. Наконец, Михаила и Раису Горбачевых вызвались сыграть Евгений Миронов и Чулпан Хаматова. Даже если бы проект оказался провальным, он бы все равно стал событием. Но получился хит не хуже, чем «Рассказы Шукшина» — дебютная работа Херманиса в Театре наций, которая по сей день собирает полные залы.
«Горбачев» — исключительный для нашей сцены спектакль, отвечающий запросам очень разных зрителей. Это развлекательный актерский театр со звездами. Это документальный театр. Это политический театр. Наконец, это концептуальный проект, который комментирует сам себя.
Подавление недоверия
Херманис — художник, который остается современным назло времени. Пока мир захватывают спектакли-тренинги и спектакли-видеочаты, он упрямо занимается старомодным театром — сюжетным, бытовым, сентиментальным, — но делает это на редкость осмысленно. В его работах нет ни капли простодушия, как у других театральных консерваторов. Херманис никогда не полагается на вашу наивность. Он любовно создает на сцене иллюзию жизни — но сам разоблачает ее прежде, чем вы успеете подумать «не верю».
К примеру, первое, что видит публика в рижской «Соне» по рассказу Татьяны Толстой, — довоенную ленинградскую коммуналку, достоверную, как музейный павильон. Но жильцов осмотрительный режиссер не показывает. Вместо них на пороге квартиры (видимо, давно необитаемой) появляются два взломщика в современных спортивках. Вот эта парочка и разыгрывает сюжет Толстой, предварительно распотрошив хозяйский гардероб. Один, понаглее, становится рассказчиком. Другой, поробее, вынужден изображать несчастную Соню.
Зрители довольно быстро забывают, что перед ними немолодой мужчина в парике — так убедителен и трогателен в этой роли премьер Нового Рижского театра Гундарс Аболиньш. А вот если бы Соню играла, как положено, женщина, если бы героиня не родилась у нас на глазах из фантазии двух безымянных воров-лицедеев — мы бы наверняка почувствовали фальшь. Ну не работает больше жизнеподобный театр без подмигиваний. По крайней мере, Херманис так считает.
Метаморфозы в «Горбачеве»
В новой работе режиссера Миронов и Хаматова тоже не сразу предстают в образах Горбачевых. На сцене — просторная артистическая гримерка: полки с париками, рейлы с пиджаками и платьями, туалетные столики, увешанные архивными снимками, как шпаргалками (декорацию придумал сам Херманис, костюмами занималась Виктория Севрюкова). Актеры — в неброской повседневной одежде, как на репетиции.
Помимо привычной задачи — договориться со зрителем об условности своего реализма, — в «Горбачеве» Херманис вынужден решать еще одну. Хаматова с Мироновым — профессиональные притворщики. Как убедить публику, что их интерес к героям неподдельный? Это важно, ведь сыграть Горбачевых, как ни крути, гражданский жест, а гражданский жест должен выглядеть искренним. Режиссер находит красивый ответ — показать, как артисты готовят роли. В начале спектакля они с азартом рассказывают и показывают друг другу, как их персонажи говорят, как жестикулируют, как смеются. После такого сомнений быть не может: бывший генсек и его супруга им и правда небезразличны.
Искусство перевоплощения, почти не востребованное современным театром, в «Горбачеве» получает новую жизнь. Чем герои старше, тем больше артисты на них похожи — не только манерами, но и внешне. Особенно Миронов, с его силиконовой лысиной и фотографически точным родимым пятном (последнюю сцену, которая относится к нашему времени, актер вообще играет в маске). Такой же прием использовал Дэнни Бойл в «Стиве Джобсе»: Майкл Фассбендер визуально напоминает основателя Apple только в заключительной части фильма. Смысл и там, и здесь одинаковый: Джобс не сразу стал тем самым Джобсом, а Горбачев — тем самым Горбачевым.
Человек и президент
Херманис не приписал героям ни слова от себя: практически все, что звучит со сцены, — их настоящие цитаты из интервью, речей, мемуаров и писем. Отсюда — театральная форма, персонажи редко обращаются друг к другу, обычно — к залу. Политики в спектакле мало, зато много частной биографии: знакомству молодой пары режиссер уделяет куда больше времени, чем работе Горбачева во главе советской системы. Государственная служба и партийная борьба волнуют режиссера в основном как факторы семейной жизни. Скажем, когда будущий генсек получает место в ЦК, супруги переезжают на кремлевскую дачу и страдают от одиночества: принимать гостей в их новом кругу категорически не принято.
Но спектакль о Горбачеве не может быть аполитичным. Режиссер выводит на первый план отношения советского лидера с женой, чтобы в том числе разгадать его самый экстраординарный по советским меркам поступок — добровольную отставку. В августе 1991 года, после поражения ГКЧП, президент по возвращении в Москву поехал не к Белому дому, а в больницу, ухаживать за супругой, которая в те дни перенесла микроинсульт, — и лишил себя последнего шанса вернуть популярность. Через несколько месяцев он покинул Кремль, отказавшись от опасной для всех борьбы. Херманис показывает Горбачева редким политиком, у которого власть не стояла на первом месте: вот почему в инсценировке семейная история вытесняет государственную.
Кульминация спектакля — прощальное телеобращение президента. «Жизненно важным мне представляется сохранить демократические завоевания последних лет. <…> От них нельзя отказываться ни при каких обстоятельствах и ни под каким предлогом. В противном случае все надежды на лучшее будут похоронены». Этот монолог Миронова — пожалуй, самое бескомпромиссное политическое выступление, какое позволял себе государственный театр за последние годы.
Режиссерский автопортрет
О чем еще «Горбачев»? О театре, как любой по-настоящему важный спектакль. Случайно или нет, но Херманис выбрал героя, удивительно похожего на себя. Творческое кредо режиссера можно выразить той же цитатой, которой политолог Андрей Колесников объясняет мотивы Горбачева: «Чтобы все осталось как прежде, все должно измениться».
Кто бы что ни говорил, последний генсек никогда не был антисоветчиком. Типичный шестидесятник, он мечтал о настоящем, а не декларативном социализме (и отстаивает эти взгляды по сей день). Его публичное поведение, поражавшее современников — речи без бумажки, разговоры с людьми на улице, — призвано было победить недоверие к системе, усвоенное страной за годы застоя. Задача Херманиса — та же, только вместо дряхлого советского государства рижанин реанимирует олдскульный театр. Борьба со зрительским недоверием — суть его режиссуры.
Сможет ли талантливый консерватор спасти традиционное искусство или в его силах только отсрочить неизбежное? Херманис наверняка задает себе такой вопрос, раз уж берется рассказывать о последнем советском лидере.