После карабахского конфликта все говорят о «революции дронов» Исчерпывающий путеводитель «Медузы» по тому, как беспилотники (возможно) изменят войны — и что это значит для России

После войны в Карабахе многие эксперты заговорили о том, что в военном деле происходит революция, которая вот-вот изменит тактику, оперативное искусство и даже стратегию армий — не только развивающихся стран, но и самых мощных. Речь, прежде всего, идет о массированном использовании Азербайджаном беспилотных летательных аппаратов (БПЛА, или просто дронов) — на основе турецких технических и стратегических разработок. У теории, согласно которой дроны радикально изменят военное искусство, есть оппоненты. С их точки зрения, ничего нового дроны в Карабахе не показали — турецкие и азербайджанские военные просто воспользовались слабостью армянской системы ПВО и показали миру убедительную картину избиения слабого. Против сильного противника массированное применение дронов не сработает, говорят скептики. «Медуза» разобралась, кто прав в этом споре и стоит ли опасаться «войн дронов» России.

Какую роль дроны сыграли в Карабахе?

27 сентября Азербайджан обвинил в провокациях Армению и непризнанную Нагорно-Карабахскую Республику (создана на территории Азербайджана в 1990-е в результате армяно-азербайджанской войны, в которой победу одержала Армения). Азербайджанская армия перешла в наступление; Баку объявил своей целью полную ликвидацию непризнанной республики.

Боевые действия начались с ударов БПЛА разных типов (турецкие ударные аппараты Bayraktar TB2 с высокоточными ракетами и бомбами, «дроны-камикадзе» Harop израильского производства, которые в том числе наводятся на радиоизлучение радаров ПВО, и нескольких видов «камикадзе» малого размера) по армянской ПВО. Кроме того, Азербайджан использовал переделанные под БПЛА кукурузники Ан-2 — в качестве приманки для ПВО, которая обстреливала их и тем самым обозначала свои позиции.

В первые же дни армия Карабаха потеряла десятки установок ПВО — главным образом устаревших, доставшихся Армении после распада СССР. Точное количество подбитой функционирующей техники определить невозможно: многие установки, очевидно, использовались как макеты-приманки для вражеской авиации; если судить по видео с атакующих дронов, которые распространяло Минобороны Азербайджана (данные со всех видео обработаны сайтом Oryxspioenkop), были уничтожены 26 установок ПВО и 12 радаров. Избиение ПВО затем продолжилось: в октябре и ноябре были подбиты несколько элементов дальнобойных зенитно-ракетных комплексов С-300 и одна пусковая установка самого современного из стоящих на вооружении Армении комплекса Тор-М2КМ российского производства.

После решения проблемы ПВО дроны переключились на другую технику: танки, боевые машины, артиллерию и грузовики, перевозившие боеприпасы и подкрепления. За этим последовала серия ударов непосредственно по позициям армянской пехоты и по складам с боеприпасами. Кроме того, на протяжении всей войны дроны наводили на технику и скопления пехоты свою артиллерию. Один из эпизодов комбинированного — непосредственно с дронов и из установок залпового огня — удара по массе пехоты случился во время большого наступления армянской армии.

В результате тяжелых потерь армян от авиаударов фронт на юге Карабаха был прорван, после чего (в начале ноября) азербайджанская пехота, наступая через гористую местность, которую Армения считала своей «естественной крепостью», вышла к жизненно важным районам непризнанной республики — городам Шуша и Степанакерт.

В последние дни войны авиаудары фактически прекратились. Это можно было бы объяснить плохой погодой — туманом и низкой облачностью. Однако армянские руководители записали паузу в авиаударах на счет своих усилий. После войны президент Карабаха Араик Аратюнян заявил, что «в последнее время нам удавалось решить проблему дронов, но в последний день противнику вновь удалось использовать свои БПЛА и нанести тяжелые удары». Он не уточнил, каким образом была временно решена проблема и что случилось после; израильские журналисты со ссылкой на разведку своей страны сообщили, что использованию дронов могли помешать срочные поставки российских средств радиоэлектронной борьбы (РЭБ).

Пауза в авиаударах не помешала азербайджанской армии 7 ноября захватить Шушу и продвинуться к окраинам Степанакерта. К этому моменту, как следует из опубликованных позже переговоров руководителей армянской обороны, из-за ударов беспилотников их армия потеряла почти всю артиллерию.

10 ноября премьер-министр Армении Никол Пашинян подписал совместное заявление с президентами России и Азербайджана, которое фактически зафиксировало поражение армян в войне.

Интересно, что обе стороны конфликта почти не использовали пилотируемые самолеты — истребители-бомбардировщики и армейскую авиацию (ударные самолеты и вертолеты), хотя каждая располагала десятками единиц такой «традиционной» техники. Вероятно, они опасались политически чувствительных потерь.

Таким образом, война стала первой, в которой основные задачи, обычно решаемые «традиционной» авиацией — разведка, целеуказание, нанесение ударов по технике, позициям и резервам, — выполнили беспилотники. И многие эксперты считают, что это не просто замена одного вида авиатехники на другой, а решающий поворот в давно наметившейся революции в военном деле. Главным творцом победы стали турецкие аппараты и разработанная Турцией тактика использования дронов.

Чем беспилотники лучше, а чем хуже обычной авиации?

• Главное достоинство БПЛА — особенно малого и среднего класса — дешевизна создания и эксплуатации. 
• Ударные дроны малого и среднего класса представляют собой платформы для использования высокоточных средств поражения и довольно продвинутых инструментов наблюдения и разведки. Они способны поражать большую часть целей на поле боя и в тылу противника, оставаясь при этом весьма простыми (по сравнению с современными пилотируемыми самолетами и вертолетами) летательными аппаратами. При этом относительная дешевизна и простота БПЛА позволяет построить их намного больше, чем пилотируемых аппаратов.
• Похожая концепция — дешевая платформа для современного оружия — в последние годы становится все популярнее во многих флотах мира, где мощное высокоточное оружие устанавливают на относительно небольшие и дешевые корабли: эсминцы, фрегаты и корветы. Россия вооружила свои корветы — самые маленькие по водоизмещению корабли из этих трех классов — крылатыми ракетами «Калибр», способными поражать цели в полутора тысячах километров.
• В отличие от малых ракетных кораблей, которые являются дешевыми платформами для эффективного, но дорогого оружия, БПЛА вооружают относительно дешевыми боеприпасами; развитие технологий позволяет производить небольшие по размерам и массе ракеты и бомбы, которые, несмотря на размеры и цену, могут поражать большинство типовых целей на поле боя.
• Второе преимущество дронов — на борту нет пилота. Управляют ими операторы, которые находятся в десятках, сотнях и даже тысячах километров от фронта. Это позволяет сделать БПЛА дешевым, а также снизить политические риски от его потери. Если пилот не может погибнуть или попасть в плен во время миссии, эта миссия может быть намного менее рискованной. Потеря БПЛА также менее болезненна с точки зрения цены.
• Третье преимущество — возможность проводить многочасовые миссии. БПЛА с турбореактивными двигателями, летающие на очень маленькой скорости (меньше 200 км/ч), чрезвычайно экономичны в смысле потребления топлива. Класс военных беспилотников MALE (средневысотные большой продолжительности полета) могут находиться в воздухе сутки и более. Даже при том, что они тратят больше времени, чем реактивные самолеты, на то, чтобы добраться до поля боя, они все равно имеют возможность намного более «вдумчиво» отслеживать цели самостоятельно (без внешнего целеуказания от других разведывательных источников).
• Четвертое преимущество дронов: они изначально задумывались как важная часть сети информации о поле боя. БПЛА — как ударные, так и разведывательные — это платформа для различных сенсоров, изучающих обстановку и выявляющих цели. Они обмениваются этой информацией в режиме реального времени с операторами, которые, в свою очередь, также в режиме реального времени делятся ею со всей сетью управления боевыми действиями. Например, стандартная задача военных дронов — вызвать огонь ствольной или ракетной артиллерии по выявленным целям, которые БПЛА не может поразить самостоятельно (например, по укреплениям или большим скоплениям пехоты и техники). Кроме того, дроны легко научить взаимодействовать между собой. На видео азербайджанского Минобороны из Карабаха были показаны оба варианта: комбинированные удары дронов и вызванной ими артиллерии по пехоте и удары разными дронами и пилотируемой авиацией по особо важным целям (именно так, например, была уничтожена армянская зенитно-ракетная установка «Тор»).

Впрочем, БПЛА по сравнению с пилотируемыми платформами имеют и очевидные недостатки.

• Полезная нагрузка малых и средних дронов невелика — из-за относительно маломощных двигателей и малых размеров планера. Грубо говоря, пилотируемые системы одномоментно способны сбросить на врага намного больше взрывчатки, чем дроны. Это может быть важно в «войне высокой интенсивности» — конфликте между развитыми военными державами. 
• Кроме того, при оснащении дронов всегда нужно искать компромисс между весом (и, значит, эффективностью) боеприпасов и весом (эффективностью) сенсоров. Так, во время войны в Карабахе Канада запретила поставки в Турцию оптических электронных станций Wescam — это главный набор сенсоров для БПЛА Bayraktar TB2, позволяющий ему видеть технику и людей за многие километры и измерять расстояние до цели с 20 километров с помощью лазерного дальномера. Турки были готовы к такому повороту: они объявили, что у них есть оптическая станция собственного производства CATS. Она имеет схожие характеристики с канадской, но весит почти на 10 килограммов больше. А это минус две 6,5-килограммовые бомбы с лазерным наведением MAM-С в полезной нагрузке Bayraktar (всего он может нести четыре малые бомбы или ракеты).
• Наконец, дроны зависят от качества и «дальнобойности» радиосвязи, которая необходима им для взаимодействия с оператором. Противник может попытаться подавить связь средствами радиоэлектронного подавления (РЭП) или даже перехватить управление с помощью средств радиоэлектронной борьбы (РЭБ). Из-за ограничений по связи БПЛА типа Bayraktar TB2 имеет радиус действия всего 150 километров (может быть немного увеличен с помощью ретрансляторов). Проблема решается с помощью спутниковой связи (так делают родоначальники «войны дронов» — американцы). 
• Но использование спутниковых каналов ведет к тому, что БПЛА теряет одно из своих главных преимуществ — дешевизну эксплуатации по сравнению с пилотируемой авиацией. Так, час полета ударного дрона MQ-9 Reaper в 2006 году обходился армии США в 3624 доллара, а час полета истребителя F-16C — в 20 809 долларов. Однако если включить в цену годовое обслуживание обеих машин и расходы на управление ими и поделить на количество часов, проведенных в воздухе, выяснится, что использование Reaper будет едва ли не дороже истребителя — в том числе из-за использования широкополосной спутниковой связи.

В чем суть «турецкой революции», которую все увидели в Карабахе?

До сих пор дроны занимали важную нишу в разведке на поле боя и в тылу противника. Первое массированное использование БПЛА Израилем в войне в 1982 году помогло ему подавить системы сирийской ПВО в долине Бекаа. Однако там дроны в основном использовались как приманки, с помощью которых израильтяне вскрывали позиции арабских зенитчиков. 

За 38 лет дроны из нишевого инструмента для спецопераций превратились в неотъемлемую часть разведки и целеуказания. Разведывательными дронами теперь вооружены подразделения вплоть до тактического уровня — роты или артиллерийской батареи. 

Ударные дроны до последних лет использовались (прежде всего, американцами) для нанесения точечных ударов по «мягким целям»: главарям террористов, бензовозам «Исламского государства» и т. д. Кроме того, дальнобойные ударные дроны США поддерживали войска в Афганистане, где тяжело обеспечить базирование большого количества «традиционных» самолетов. Большинство функций на поле боя по-прежнему выполняла пилотируемая авиация: истребители, бомбардировщики, штурмовики и вертолеты. Войска «на земле» предпочитают обращаться за подмогой к штурмовикам A-10, а не к одиночным дронам Reaper. В итоге министерство обороны США отменило планы вывода штурмовиков из эксплуатации. Программа Reaper, напротив, будет закрыта — в основном из-за высокой цены; на замену ему готовится дрон с искусственным интеллектом MQ-Next, точные характеристики которого пока неизвестны.

В 1990-е годы предполагалось, что дроны станут важной частью систем «сетецентрической войны». Подразделения или даже отдельные солдаты в такой системе должны были непрерывно обмениваться информацией о противнике и положении на поле боя для того, чтобы вовремя сконцентрировать силы и огонь (прежде всего, с помощью высокоточных боеприпасов). Однако целостные системы такого типа так и не были созданы; в разных армиях были внедрены только отдельные их элементы. Быстрой революции, которая перевернула бы военное дело, не случилось, однако шла поступательная его эволюция.

Турецкая система использования дронов укладывается в рамки этой концепции. Но именно она стала первой дешевой (то есть доступной не только для больших военных держав) и полноценной сетецентрической системой. Турки создали целостную систему использования дронов, которая позволила им достигать оперативных и стратегических целей в локальных войнах на Ближнем Востоке, в Северной Африке и теперь — в Закавказье.

• Турция быстро развивает БПЛА разного «калибра» и предназначения — от «тактических» Bayraktar (они меньше, чем дроны MALE конкурентов), «традиционных» ANKA (более крупных и обладающих большей полезной нагрузкой), квадрокоптеров-камикадзе Kargu и до мощных дронов, способных нести хорошие радары и сотни килограммов бомб и ракет и имеющих спутниковый канал управления — то есть дальность в тысячи километров.
• Все эти платформы увязаны в единое информационное пространство и поддерживаются системами радиоэлектронной борьбы (РЭБ). К системе подключена дальнобойная ствольная и ракетная артиллерия, ПВО и пилотируемая авиация. Выносные «рабочие места» для связи с операторами дронов переданы в передовые подразделения пехоты.
• Как показал опыт войны в Карабахе, в эту систему могут быть быстро включены и дроны других производителей: в частности, дроны-камикадзе израильского производства и штурмовики Су-25 советской разработки.

Таким образом, Турция создала работающую систему сетецентрической войны, в которой значительная часть задач будет перераспределена от дорогих пилотируемых систем к более дешевым дронам. Ее возможностей точно достаточно, чтобы побеждать в локальных конфликтах с относительно слабым противником. Это признали и союзники Анкары на Западе (они же в последние годы стали конкурентами и даже противниками). Глава министерства обороны Великобритании Бен Уоллес еще до войны в Карабахе заявил, что турецкие дроны изменили ход войны в Ливии и Сирии. Великобритания, сказал он, готовится заменить американские дроны Reaper на свои БПЛА Protector, которые станут основой ударных сил будущего

Могут ли дроны противостоять современным армиям, авиации и ПВО?

Это сложный вопрос: пока, к счастью, не было ни одного «натурного испытания» — конфликта, в котором можно было бы оценить эффективность дронов против серьезных мер противодействия. Отдаленное представление могло бы дать противостояние в сирийском Идлибе в феврале — марте 2020 года, где Турция задействовала всю свою систему дронов и связанных с ними наземных сил, а противостоящая им сирийская армия, вероятно, получила высокотехнологичную поддержку России. Но, увы, данные об этом конфликте — о ходе борьбы, о задействованных силах, об итогах — нельзя назвать точными и объективными.

Таким образом, приходится полагаться на общие соображения и модели. Подробный разбор возможного противостояния дронов, современных и перспективных мер противодействия можно посмотреть, например, в монографии «Противодействие беспилотным летательным аппаратам» Сергея Макаренко из Санкт-Петербургского института информатики и автоматизации РАН, вышедшей осенью 2020 года.

Краткие выводы:

• Современные средства ПВО (а тем более средства 20–30-летней давности) плохо приспособлены к «войне дронов». 
• Низколетящие микродроны вроде камикадзе Kargu трудно засечь радарами установок ПВО именно из-за их малых размеров. 
• БПЛА покрупнее (вроде того же Bayraktar, который позиционируется как «обладающий малой радиоэлектронной заметностью»), явно не являются «стелсами», что признают и турецкие эксперты; в их конструкции нет никаких признаков сознательной попытки снизить эффективную площадь рассеяния (ЭПР). Однако они и не выглядят как простая цель для ПВО: они почти полностью — кроме мотора, авионики, сенсоров и оружия — сделаны из композитных материалов, которые имеют меньшую отражающую способность по сравнению с металлами. Кроме того, избежать обнаружения им помогает скорость: радары систем ПВО «заточены» под высокоскоростные объекты. Изменить настройки радаров не так просто: ограничения на малоскоростные цели было введено не просто так, а для того, чтобы не было ложных «засветок» от объектов на поверхности, птиц и т. д.
• Вероятно, именно Bayraktar по сочетанию заметности и скорости оказался очень удачной моделью для противостояния с системами войсковой ПВО советского и российского производства. Так, более дорогие и крупные (и обладающие собственным активным — то есть излучающим — радаром) турецкие дроны Anka-S в феврале — марте 2020 года сделали в сирийском Идлибе намного меньше вылетов, чем аппараты Bayraktar, но понесли сравнимые с ними потери от огня с земли: две Anka (одна подтверждена фотографиями обломков) против трех-пяти Bayraktar (два подтверждены фотографиями).
• Рабочая высота дронов типа Bayraktar (6 километров) и тем более Reaper или китайских Wing Loong просто недоступна для старых систем войскового ПВО и большинства переносных зенитно-ракетных комплексов (ПЗРК), что и было продемонстрировано в Карабахе, где армяне в основном использовали именно такие комплексы. 
• Новейшие российские ПЗРК «Игла-С» теоретически могут сбить такой дрон на пределе дальности, однако способность самостоятельно обнаружить цель на таком расстоянии и тем более поразить ее с помощью ракеты с тепловой головкой вызывают сомнения. 
• Модифицированные войсковые системы ПВО «Панцирь» и «Тор», на которые перевооружены российские сухопутные войска, очевидно, имеют намного большие шансы в борьбе со средними беспилотниками, однако турки продемонстрировали в Сирии и особенно в Ливии, что могут побеждать и в противостоянии с отдельными современными комплексами российского производства. Вероятно, обнаружению дронов мешает использование Турцией в связке с ними системы РЭБ Koral, подавляющей радары противника.
• Российские производители и военные утверждают, что никаких проблем в борьбе с дронами типа турецких у наших систем нет; российские войска в последние два года постоянно проводят успешные учения по противостоянию БПЛА разных размеров и типов. Однако доверять таким заявлениям нельзя. Так, по итогам совместных российско-армянских учений по противодействию дронам летом 2020 года, за несколько месяцев до конфликта в Карабахе, было объявлено, что армии Армении «не стоит бояться турецких „Байрактаров“».
• Еще хуже потенциальная эффективность противостояния ПВО и средних ударных дронов выглядит, если сравнить стоимость зенитно-ракетных комплексов и используемых ими ракет с ценой самих дронов. Так, комплекс Bayraktar из четырех дронов, систем управления, запасов бомб и ракет и передовых пультов связи для войск на фронте стоит около пяти миллионов долларов. Таким образом, потеря каждого дрона в отдельности обойдется его владельцу меньше чем в миллион долларов. Ракета для «Панциря» до девальвации рубля 2014 года стоила 70 тысяч долларов (сейчас, вероятно, немного меньше; более точных и свежих данных нет); ракета для более эффективного «Тора» — 300 тысяч долларов.
• Потенциально самая эффективная в борьбе с дронами система войсковой ПВО — модификации более дальнобойных ЗРК «Бук» (одна из таких пусковых установок сбила малайзийский «боинг» в Донбассе в 2014 году) с мощным радаром — стоит еще дороже. Вероятно, стоимость одной ракеты «Бука» сравнима со стоимостью БПЛА Bayraktar.
• Так или иначе, российские производители признали, что борьба с дронами (особенно малыми) с помощью дорогих ракет возможна, но экономически неэффективна.
• Если учесть, что сами комплексы тоже несут потери, ситуация становится совсем печальной. Так, каждый зенитно-ракетный комплекс «Панцирь-С1» до девальвации поставлялся по контракту с ОАЭ по цене около 15 миллионов долларов (с боекомплектом в 48 ракет); значительная часть проданных ОАЭ комплексов потом оказалась в Сирии, где столкнулась в 2019–2020 годах с Bayraktar и понесла большие потери. Россия теперь использует более современную модель «Панцирей», которая даже для российской армии, скорее всего, обходится дороже. Предпоследняя модель более мощных и эффективных «Торов» в 2012 году стоила для российского Минобороны около 13 миллионов долларов за пусковую установку.
• Кроме того, нужно учитывать, что пусковые установки и прочая техника систем ПВО отнюдь не является беспилотной, так что к возможным экономическим потерям следует прибавить и политические, связанные с гибелью экипажей.
• То же касается и использования против дронов пилотируемой авиации: как показала война в Грузии 2008 года, российские истребители способны обнаруживать и сбивать даже небольшие дроны (в том случае — разведывательные БПЛА израильского производства). Однако вероятные потери пилотируемых самолетов во время борьбы с дронами — от огня вражеской ПВО или авиации — выглядят неприемлемыми.
• Теперь Россия срочно создает усовершенствованные модели «Панцирей» и «Торов» для борьбы с дронами. В частности, они будут иметь меньшие по весу и цене ракеты и больший боекомплект.

Другим способом борьбы с дронами являются средства РЭП (радиоэлектронное подавление) и РЭБ (радиоэлектронная борьба). Российские образцы, похоже, хорошо справляются с кустарными дронами террористов в Сирии; однако их способность выводить из строя более крупные БПЛА, связанные с операторами мощным и помехозащищенным радиосигналом, не доказана. 

• Проблема в том, что почти никогда нельзя быть уверенным, что средство РЭП подавило сигнал дрона или оператора, а также его систему навигации. 
• Современные военные дроны используют GPS и прочие спутниковые навигационные системы в качестве дополнительной опции; в первую очередь используются инерциальные системы навигации, ориентирование по электронной карте с помощью высотомеров и т. д. C помощью GPS в показания других подсистем вносятся поправки. Для того чтобы подавить такую комплексную систему навигации, требуется не только заблокировать прием сигнала со спутников позиционирования, но и передать дрону сигналы с «ложных спутников» — например, наземных станций — и надеяться, что это повредит работе других подсистем навигации.
• То же самое относится и к подавлению радиосвязи: продвинутые дроны способны отрабатывать автономные программы (например, удар по цели или возврат в место базирования) и после потери связи с оператором. Единственное, что может указывать на то, что дрон подавлен, — его крушение или перехват управления им. 
• Известно, что перехват управления (полный или частичный) даже современных крупных БПЛА возможен; его не раз демонстрировал Иран. В 2011 году он, как утверждается, «угнал» американский ударный БПЛА RQ-170; потом иранские инженеры смогли воссоздать такой же дрон для иранской промышленности. В 2019 году Иран продемонстрировал видео вмешательства в передачу видео с борта БПЛА Reaper, который потом потерпел крушение. Вероятно, дрон периодически отключает шифрование части сигналов (например, когда находится в обстановке радиопомех). Впрочем, неясно, существует ли этот «баг» до сих пор: увы, но дорогостоящие средства РЭБ часто могут быть нейтрализованы простой подстройкой алгоритмов дрона. При этом дроны могут постоять за себя: в Карабахе, судя по видео азербайджанского Минобороны, дроны-камикадзе уничтожили систему РЭБ «Репеллент-1» российского производства, предназначенную именно для борьбы с дронами (впрочем, подтверждения того, что первый удар по системе нанес именно дрон, на видео нет).
• Наконец, многие страны мира осознали опасность различных дронов — от «поделок» террористов до «ударников» производства развитых и даже развивающихся стран. Теперь они разрабатывают средства противодействия на новых физических принципах: лазеры (для выведения дронов из строя или «подогрева» их для последующего поражения их ракетами с головками с тепловым наведением); СВЧ-пушки и бомбы, выводящие из строя электронную аппаратуру дронов; дроны-истребители с сетями, шрапнелью, пушками и ракетами. Впрочем, пока до войсковых испытаний доходят в основном средства против микродронов.

Все очевиднее, что борьба с дронами потребует комплексного подхода: создания новых систем отслеживания малых дронов, новых специализированных радаров и обзорных оптико-электронных систем, способных обнаруживать средние дроны на больших расстояниях и высотах, новых средств поражения и подавления. Ясно, что все это будет недешево.

Простейший вариант такой системы показала в бою снова Турция: в Ливии против одиночных дронов Wing Loong маршала Хафтара (управляемых операторами из ОАЭ) был создан заслон из РЭБ Koral, дальнобойного ПВО на турецких кораблях у берегов Ливии, дополненный ударами с БПЛА Bayraktar по местам базирования дронов противника. Все это, очевидно, стоит немалых денег, однако иногда такие затраты могут быть оправданными: при сопоставлении цен систем противодействия и дронов нужно учитывать ущерб, который наносят противнику БПЛА.

Однако производители и пользователи дронов тоже не стоят на месте. Если силы Хафтара пытались атаковать позиции врага в Триполи одиночными аппаратами, то та же Турция уже вовсю использует тактику атаки «стаями» дронов — как однотипных, так и разных, но дополняющих друг друга. Именно так, скорее всего, турки поражали ПВО армян в Карабахе. Эта тактика, считают многие эксперты, первый шаг к настоящей оперативной и даже стратегической «революции дронов» на поле боя.

Каким будет военное дело после «революции дронов»?

Популярную — и довольно радикальную — теорию «революции дронов» подробно изложил в октябре 2020 года бывший заместитель министра обороны Норвегии Свере Дизен в выступлении на конференции «Огарковские чтения», организованной российским Центром анализа стратегий и технологий.

• Если прогресс дронов и прочих роботизированных систем как платформ для средств разведки, наблюдения, целеуказания и высокоточного оружия продолжится, то вскоре будут созданы целостные системы сетецентричной (дистанционной) войны. Под дронами тут стоит понимать не только нынешние БПЛА самолетной или вертолетной схемы, но и высокоточные ракеты разных классов и управляемые артиллерийские снаряды.
• Армии лишатся основного метода ведения боевых действий — концентрации сил на важных участках. Она будет невозможна под угрозой поражения высокоточным оружием. Будет ограничена и способность войск к маневру силами. Вместо этого армии будут концентрировать огонь и маневрировать им.
• Одним из основных методов ведения войны станут операции по дистанционному «воспрещению доступа к территории»: иными словами, противника будут удаленно бомбить, пока он не отступит или не откажется от своей атаки. Если политики все-таки потребуют занять территорию, этим будут заниматься немногочисленные мобильные силы — после операции по «воспрещению».
• Понятия «прифронтовой полосы» и относительно безопасного тыла будут упразднены.
• Потеряет смысл старая парадигма использования местности — возвышенности, которые веками использовались как важнейшие пункты, заняв которые можно получить лучший обзор местности (а значит, преимущество в информации), больше не будут играть такой роли. Война на суше станет аналогом войны на море, где каждая миля пространства равна другой такой же миле.
• Потери среди гражданского населения будут не меньшими, чем в современных войнах. Это связано с тем, что важную роль будет играть урбанизированная местность, в которой можно спрятать средства огневого поражения — артиллерию и т. д.
• Танки потеряют свою роль основы сухопутных сил: они не смогут бесконечно наращивать защиту против высокоточного оружия, в том числе дешевого и атакующего сверху. Их место могут занять, например, сухопутные вооруженные дроны. 
• Командование, получив доступ к информации с многочисленных сенсоров и возможность наносить удары на большую глубину, сможет руководить боевыми действиями в режиме реального времени. То же касается и политиков, которые смогут в режиме реального времени принимать решения о нанесении «особо чувствительных ударов», например по политикам противника.

Нужно сказать, что все эти идеи не новы. Скептики возражают, что средства обороны — ПВО, РЭБ, системы активной защиты техники от высокоточного оружия и т. д. — способны эволюционировать не медленнее, чем дроны. Однако для малых государств, которые не могут себе позволить сложные и дорогие системы защиты, не останется другого выбора, кроме как наращивать ударную мощь дронов.

В октябре 2020 года турецкие СМИ сообщили, что Украина планирует закупить у Турции 48 дронов Bayraktar TB2 (плюс к уже закупленным шести БПЛА).