Может ли российская власть совсем запретить выезд за границу? Максим Трудолюбов объясняет, почему нет — и рекомендует книги, которые помогают лучше понять, чем путинская Россия отличается от СССР

Закрытие границ в период карантина напомнило об одном из главных страхов, связанных с российским политическим режимом, — что однажды он может пойти по пути советского и полностью запретить выезд из России. Действительно, свобода передвижения выявляет одно из главных противоречий современного общественного порядка. По множеству причин российским политикам нужны открытые границы и выгодна свобода передвижения. Но по множеству других причин российскому государству постоянно приходится напоминать гражданам, что границы сакральны, иностранцы опасны, а страна наводнена шпионами. Выездная элита правит невыездным большинством и одновременно опирается на него. Колумнист The New York Times, редактор The Russia File и «Медузы» Максим Трудолюбов объясняет, как путинский режим все больше изолирует граждан, сам сохраняя при этом открытость.

Сейчас многие оценили блага, связанные со свободой передвижения, — временно лишившись их из-за пандемии коронавируса. Весьма вероятно, что переживают по поводу закрытых границ и российские политики, и крупные собственники. Западные страны — место, куда вложены средства российской элиты, где живут семьи и учатся дети обладателей российской власти-собственности. Долларовых миллионеров в России за время пандемии стало несколько меньше, но их все равно немало — более 200 тысяч человек, а вместе с семьями — 600-700 тысяч человек. Миллиардеров при этом стало больше — их теперь 104 человека. 

Конечно, большинство этих людей могут навестить свои зарубежные владения на частных самолетах. Для них границы открыты всегда. Но затруднения с передвижением могут беспокоить их в другом смысле — свобода передвижения нужна системе в целом. Она не мешает, а помогает ей быть устойчивой. 

Обсуждая теорию «информационных диктатур», мы уже убедились, что режимы, похожие на российский, прекрасно сочетают открытость и изоляцию, свободу передвижения и плотный контроль над политической системой. Возможность отъезда — отличный клапан безопасности. Когда «информированная элита» (ученые, активисты, журналисты) под контролем, политическая оппозиция загнана в угол или вытеснена за рубеж, многие живут с ощущением, что вернее сохранить себя и уехать, чем пытаться что-то изменить в собственной стране. Само это ощущение — результат осознанной политики.

Величина российской «диаспоры», то есть совокупное число людей из России, живущих вне России, по данным ООН, четвертая в мире — 10,5 миллиона человек. То же четвертое место Россия занимает и по числу иммигрантов — их 12 миллионов (подробнее смотрите в конце текста). Между тем, обычно в те страны, откуда массово уезжают, мало приезжают. Это уникальное обстоятельство довершает картину глубокой — хотя и своеобразной — интегрированности России в большой мир. 

Более того, в действиях (но не в риторике!) российских властей можно распознать признаки движения в сторону открытости. С начала 2021 года Россия вводит электронные краткосрочные визы для посещения иностранцами. Это поставит Россию в число стран с самыми либеральным иммиграционными режимами. Нашумевший приказ Минобрнауки об ужесточении режима контактов с иностранцами для ученых был в феврале отменен. 

И тем не менее границы и иностранцы — предмет постоянного и болезненного внимания российских политиков. Законы об «иностранных агентах»; запрет на усыновление российских детей гражданами нескольких стран; закон об ограничении иностранной собственности в СМИ; шпионские процессы; запрет на замещение должностей в госслужбе для тех, кто жил и работал за границей; потоки ксенофобии в государственных медиа; воинственная и ревизионистская риторика представителей МИДа — все это тоже российская реальность. 

Конечно, государство контролирует выезд за рубеж, поскольку всегда может применить административные меры, не выдать заграничный паспорт, издать указ или провести нужный закон. Сейчас временно невыездные из России — это 3,4 миллиона должников, а также значительная доля из 4,5 миллиона российских силовиков, некоторые из которых могут отдыхать только в странах из особого списка, куда включены несколько государств бывшего СССР и бывшего социалистического лагеря.

Но самая большая группа российских невыездных — это большинство граждан России (более 70%), которые не ездят за рубеж по экономическим причинами. В результате значительную часть электоральной базы правящей элиты составляют невыездные: те, кто не может себе позволить ездить за границу, и те, кому это запрещено по службе, иногда даже после увольнения. База невыездная, а сама элита укоренена за рубежом. 

Этим глубоким конфликтом и объясняется, вероятно, ксенофобская риторика, каждый день раздающаяся из телевизора. Это дымовая завеса, призванная отвлечь внимание общества от зависимости России — экономической и технологической — от зарубежных стран и глубокой интегрированности руководящего слоя в мир. Конечно, такая риторика небезопасна: она подпитывает недоверие и даже ненависть к чужакам со стороны жителей России. К началу пандемии ксенофобские настроения в России росли два года подряд. По данным «Левада-центра», каждый второй россиянин поддерживает лозунг «Россия для русских».

Если взглянуть на политику сегодняшних властей в исторической перспективе, то окажется, что она сильно отличается и от дореволюционной, и от советской. На протяжении как минимум последних двух веков существования Российской империи стратегия власти заключалась в том, чтобы приглашать ценных специалистов на государственную службу, привлекать переселенцев в малонаселенные регионы страны и удерживать большинство граждан на местах. «Эта стратегия была гораздо ближе к демографической политике, проводившейся большинством стран Европы в начале Нового времени, чем к автаркиям Китая и Японии в XV-XIX веках или к сталинизму XX века», — пишет историк Эрик Лор.  

Политика зрелого советского времени отличалась от имперской тем, что руководствовалась не экономическими или демографическими соображениями, а задачей удержания политической власти, отмечает исследовательница советского гражданства Гольфо Алексопулос. Как только закончился ранний революционный интернационализм, советское руководство во главе со Сталиным пришло к политике сохранения и защиты преимущественно автаркического единого государства. Такой мощной системы охраны границ, какую создало советское государство, империя не знала. И лидеры СССР не отказывались от нее почти до самого конца его истории.

Сегодняшняя Россия живет в условиях беспрецедентной для нашей истории открытости. Но, в отличие от дореволюционной империи, нынешний Кремль не привлекает ни иностранные инвестиции, ни высококвалифицированных специалистов (низкоквалифицированных как раз привлекает) — и не удерживает граждан, в том числе образованных и активных (от них одни проблемы). Стратегически, с точки зрения будущего, это проигрышная политика. Но зато, в отличие от советской империи, нынешнее государство не держит границу на замке и не терроризирует граждан так, как это делала советская власть. Конечно, некоторый дрейф в сторону изоляции очевиден, но полностью закрыть страну — контрпродуктивная с точки зрения самого режима цель. Российские власти создают впечатление о себе как о наследниках дореволюционного и советского государств, но в действительности придерживаются противоположной стратегии «не привлекать и не удерживать». Им никто, кроме них самих, не нужен. 

Полное и долгосрочное закрытие границ было бы для России сильным шоком. Пандемия оказалась естественным экспериментом в этой области. Российские власти получили закрытость, о которой мечтали, если верить их риторике. Но желания и навыков плотно заниматься внутренней политикой, спасать граждан и экономику в кризис российской системе управления явно недостает. Она наверняка умеет многое, но не это. 

Что еще об этом почитать?

Лор, Э. Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу (Historia Rossica). М.: НЛО, 2017

Профессор истории Американского университета в Вашингтоне прослеживает историю понятия и практики гражданства в России и Советском Союзе. В частности, Лор показывает, что существовавшая в дореволюционном государстве система контролирования эмиграции была эффективной, хотя практически полностью основывалась на общественном, политическом и административном контроле, а не на охране государственных границ.

International Migration 2019. Report. New York: United Nations, 2019

По данным доклада ООН о глобальной миграции, больше всего в мире мигрантов из Индии (17,5 миллиона); на втором месте Мексика (с 11,8 миллиона мигрантов); на третьем — Китай (10,7 миллиона); на четвертом — Россия с очень близкой Китаю цифрой в 10,5 миллиона мигрантов — и вспомним население Китая. Сразу за Россией — Сирия (8,2 миллиона). По числу иммигрантов в мире лидирует США (51 миллион); второе и третье места делят Германия и Саудовская Аравия, которые стали пунктом назначения для 13 миллионов мигрантов; Россия с 12 миллионами на четвертом месте; Великобритания с 10 миллионами — на пятом. 

Moyn, S. The Last Utopia: Human Rights in History. Harvard University Press, 2010

Свобода передвижения стала одним из «прав человека» в послевоенном мире, лидеры которого, осознавая трагедию закрытых границ при фашистских и других тоталитарных режимах, закрепили право выезжать за границу во Всемирной декларации прав человека. Историк из Йельского университета Сэмюэл Мойн в этой, а так же в последующих своих книгах (в частности, Christian Human Rights) анализирует религиозные и исторические корни идеи прав человека и описывает момент их закрепления в ситуации послевоенного консенсуса о приоритете индивидуальности над государствами и коллективами.