Правило 39 Ирина Кравцова рассказывает историю православного иранца Дария — он казнил убийцу своего отца, стал тайным христианином и сбежал из тюрьмы в Россию

Имена главных героев материала изменены ради их безопасности.

35-летний Дарий из Ирана в последние несколько лет живет в съемной квартире на юго-востоке Москвы. В прихожей у него висит изображение Иисуса Христа в терновом венце и плакат с церковными пейзажами из Иерусалима, датированный 1913 годом. На прикроватной тумбе у изголовья стоит большая деревянная икона XIX века, кем-то когда-то распиленная на четыре части, — на ней «Богородица на троне». Икона накрыта черной кружевной лентой. В центре комнаты над двумя другими незастеленными кроватями висит икона Святой Троицы. Почти по всем поверхностям квартиры расставлены современные маленькие иконы в цветных рамках.

Дарий, выходец из иранского города Исфахан, принял христианство еще на родине. Там же вместе с женой он начал тайно посещать домашнюю церковь, где собирались не только армянские христиане, но и иранцы — так же, как и он, тайно сменившие вероисповедание.

В 2015 году Дария осудили на 15 лет тюрьмы за оскорбление святынь ислама и пророка Мухаммеда. Спустя полтора года ему дали отпуск из тюрьмы на 15 дней, и он с несколькими приятелями сбежал в Россию — потому что сделать русскую визу оказалось проще и быстрее всего. Дарий понимал, что, оставаясь в Иране, он никогда не сможет открыто исповедовать христианство, а его самого могут посадить в тюрьму или даже казнить. Еще он боялся, что его будут пытать — чтобы выдал всех, кто тоже ходил в церковь.

Как Дарий казнил убийцу своего отца

Дарий рос в богатой семье шиитов. Его отец Навид, выходец из Ирака, был убежденным коммунистом, а мусульманином — лишь формально: он не читал намаз и не соблюдал пост. Навид активно выступал против режима Саддама Хуссейна, который считал диктаторским, несколько раз сидел в иракской тюрьме за участие в митингах, а в 1980 году был депортирован в Иран. Там он открыл пекарню и фабрику по производству оборудования для приготовления мороженого.

В 1993 году, когда Дарию было 11, приятели отца украли с его фабрики оборудование. Навид пообещал пойти в полицию. Тем же вечером они залезли в его машину и спрятались там — а когда Навид сел за руль, кинжалом перерезали ему шею.

В убийстве признался охранник фабрики Навида. На суде убийца говорил, что зарезал начальника якобы за то, что тот прямо на его глазах порвал Коран, — впрочем, где находится разорванный Коран, он сказать не смог. Убийцу посадили в тюрьму, а судебный процесс над ним с перерывами шел шесть лет.

После смерти Навида его жена оставила детей на попечение Дария и его бабушки по отцовской линии — а сама ушла из семьи. Так в 11 лет Дарий стал в доме старшим мужчиной — это означало, что теперь он должен обеспечивать братьев и бабушку. Во второй половине дня после школы он работал в кондитерской — чистил фисташки и готовил сладости, — а в старших классах подрабатывал сварщиком.

Братья отца убеждали Дария, что в Коране говорится, что за убийство нужно мстить: как старший сын своего отца, он должен казнить убийцу. Дарий действительно нашел в священной книге подтверждение этих слов. 

Спустя шесть лет разбирательств семья Дария добилась того, чтобы убийцу казнили. В день казни по традиции 17-летний Дарий — как старший сын — самостоятельно выбил подножку из-под ног осужденного на повешение и после этого открыл лицо казненного. По его словам, ему до сих пор снится повешенный с вывалившимся языком и выпученными глазами.

После школы Дарий открыл фирму, которая занималась прокладыванием высокоскоростного интернета. В 18 лет он влюбился в дочь школьного учителя физики и женился на ней.

Переход из ислама в христианство 

После казни убийцы своего отца Дарий стал все чаще задумываться, что ислам кажется ему слишком жестокой религией. Ему казалось, что «она предполагает месть и убийства как что-то естественное». В детстве друзья-мусульмане, как рассказывает Дарий, играли в опасные игры с ножами, «как будто постоянно проверяя друг друга на жесткость». Христиане, которых он встречал в своем городе, казались ему «более мягкими и простыми».

По словам Дария, его жизнь с женой и двумя детьми была очень непохожа на жизнь других иранцев. Они поселились в большом двухэтажном доме, у Дария было три машины. Он научил жену управлять мотоциклом; иногда они оставляли детей теще и вдвоем уезжали кататься за город. А иногда он брал сына и дочь и возил их на лодке по реке Зайендеруд, которая пересекает Исфахан. Часто Дарий с женой приглашал домой друзей, чтобы вместе пожарить на костре еду и потанцевать. По словам Дария, мало кто из иранцев живет так же свободно, как жила его семья. Дарий объясняет это тем, что в раннем детстве он остался без родителей, ему никто не навязывал религию и традиции и он «стал жить так, как самому казалось правильным».

В 2011 году Дарий с младшим братом открыл парфюмерный магазин в торговом центре. Оказалось, что большинство владельцев магазинов в этом торговом центре исповедуют бахаизм, последователей которого иранские власти дискриминируют и преследуют. Исламская народная полиция регулярно совершала налеты на торговый центр, жестоко обращалась с бахаитами и блокировала работу магазинов — под предлогом, что те не имеют права продавать что-либо мусульманам. Когда в 2012 году полиция в очередной раз заблокировала работу торгового центра — на этот раз на целых три месяца, — Дарий вместе с другими владельцами магазинов даже ходил протестовать к мэрии.

Примерно в это же время Дарий познакомился в Исфахане с риелтором по имени Али. Он часто бывал у нового знакомого дома и заметил, что тот ведет себя не как мусульманин — не соблюдает намаз по времени и не постится. Вскоре Али признался ему, что стал христианином. Дарий, который, по его словам, уже давно интересовался христианской религией, попросил друга привести его в домашнюю церковь, которую тот посещал.

В этой церкви собралось около 40 прихожан — иранцы, тайно перешедшие в христианство, и живущие в стране армянские христиане. Настоятель этой церкви и сам был иранцем, который тайно принял христианство и стал лютеранским протестантом. Дарий поучаствовал в ритуальном омовении — и с этого момента стал считать себя христианином. Опасаясь преследований полицейских и доносов от сограждан, новообращенные христиане проводили собрания в воскресенье дома у самих прихожан. О месте встречи они каждый раз договаривались буквально за два часа до ее начала. Как правило, они собирались по утрам на несколько часов, но порой, когда кто-то из «братьев» чувствовал, что за ним следят, встречались и ночью.

На собрания Дарий стал приходить вместе с женой Ясминой; она сидела на служении в чадре. Ясмина поддержала его переход в христианство: вместе с мужем она поверила в Христа и перестала совершать намаз.

На собраниях пастор обсуждал с прихожанами Библию, рассказывал про Иисуса и его чудеса. Собравшиеся молились и каждый месяц проводили Тайную вечерю: пастор пек лепешку, преломлял ее и раздавал всем; затем каждый делал по глотку вина из общего бокала. Поскольку у Дария дома был хороший принтер, он распечатывал главы из Библии на фарси и раздавал их прихожанам на время собрания. В конце встречи распечатки сжигали.

По словам Дария, если бы полицейские застали прихожан во время богослужения со страницами из Библии в руках, по законам шариата, их могли бы «убить на месте». В Иране, рассказывает Дарий, запрещено продавать и распространять Библию и другую христианскую литературу.

Из тюрьмы в Россию

Фабрику, которая принадлежала отцу Дария и перешла ему и его братьям с сестрой по наследству, разворовали. Сейчас власти Ирана под различными предлогами не позволяют семье Дария ее продать. Второе предприятие — отцовскую пекарню — государство экспроприировало: власти сослались на то, что она якобы была построена нелегально, и передали ее людям с инвалидностью — ветеранам ирано-иракской войны. Младшие братья только подогревали недовольство Дария происходящим: они настаивали, чтобы он, как старший сын, постарался вернуть наследство.

В конце 2014 года Дарий пришел в отцовскую пекарню и заявил, что она принадлежит ему. Новые владельцы пекарни вынесли Коран и принялись клясться на нем в том, что пекарню им подарило государство. Дарий разозлился и ударил по книге, выбив ее из рук — при этой сцене присутствовали семеро свидетелей, признается он. Новые владельцы пригрозили вызвать полицию. Испуганный Дарий быстро ушел из пекарни и больше никогда не возвращался.

Вскоре Дарию пришло извещение из полиции: новые владельцы пожаловались, что он бросил Коран на землю и наступил на него. В суде Дария обвинили в оскорблении святынь ислама и пророка. Сам он считает, что обвинение связано с инцидентом в пекарне — но признает, что в разное время негативно высказывался об исламской вере: «И в такси, и в магазине, и где угодно». В итоге Дария приговорили к 15 годам лишения свободы.

В тюрьме в одной камере вместе с ним жили 60 человек. Спали заключенные на трехъярусных кроватях по двое на койке. Некоторым приходилось устраиваться на полу. Однако больше всего Дарий опасался, что в тюрьму попадет кто-то из тех, кто ходил с ним в церковь, и на него донесут: по его словам, человек, перешедший из ислама в другую веру — в мусульманской традиции его называют «муртад», — может быть казнен через повешение.

Вскоре адвокат обжаловал приговор Дария: судья убрал из обвинения пункт об оскорблении имени пророка и сократил срок заключения до пяти лет. После апелляции Дарий мыл и убирал в тюрьме место первой трапезы после Рамадана, что рассматривалось как вклад в создание духовной атмосферы. За это ему иногда позволяли видеться с семьей — через стекло.

Спустя два года, в 2016-м, благодаря усилиям жены, которая обратилась в Верховный суд, Дарию дали 15-дневный «отпуск» из тюрьмы — такая практика распространена в Иране. Ясмина аргументировала свою просьбу плохим самочувствием мужа и ссылалась на детей, которые хотят увидеть его. Для получения разрешения на отпуск, помимо трудовых заслуг, в Иране нужно предоставить залог — документы на недвижимость, владельцем которой должен быть не сам заключенный, а кто-то, готовый выступить его «гарантом». Таким гарантом стал старший брат его жены: на него переоформили дом Дария.

Оказавшись на свободе, Дарий решил бежать в Турцию — туда даже купили авиабилеты. Но именно в это время в Турции военные попытались совершить государственный переворот — границы закрыли, а вылеты из Ирана в Турцию отменили.

Тогда Дарий, у которого оставалось совсем мало времени, разработал план бегства в Норвегию через Мурманск — оттуда, как он считал, можно легально пересечь границу на велосипеде. Быстро оформив паспорт (несмотря на действующий приговор, документ ему выдали), он при содействии знакомого сотрудника туристической фирмы купил тур в Россию — включая визу, билеты и номера в гостиницах Москвы и Санкт-Петербурга. Вместе с ним решились бежать продавец фисташковой нуги 37-летний Сарда и стоматолог Мухаммед — они тоже тайно посещали христианскую церковь. С собой они взяли только самые необходимые вещи и велосипеды. По словам Ясмины, она сама настояла, чтобы муж уехал из Ирана — из опасений за его здоровье и безопасность.

Осенью 2016 года Дарий с друзьями приехал на автобусе в Тегеран и прошел паспортный контроль в составе туристической группы. Границу вчерашний заключенный сумел пройти, «договорившись» в аэропорту, что его пропустят без проверки в базе. Трое друзей вылетели в Петербург, а оттуда — в Мурманск.

В Мурманске шел сильный дождь. Трое друзей прислонили привезенные с собой велосипеды к дереву и сами сели под ним. Возле них остановилась машина, за рулем был мужчина в гражданской одежде, рядом сидела женщина. По словам Дария, мужчина что-то сказал им на русском, но они его не поняли. Спутница мужчины достала телефон, стала показывать им язык, снимать на камеру и смеяться. Мужчина позвонил кому-то, и вскоре подоспело подкрепление. «Нас окружили десять пьяных мужчин в гражданской одежде, — рассказывает Дарий. — Они пытались затолкать нас в машину, но мы не понимали, кто они, и сопротивлялись. А они сначала смеялись над нами, а потом сильно нас избили и отвезли в полицию». Все тело Дария было в синяках; ему казалось, что у него сломана нога.

Через день их привезли в суд, так и не предоставив переводчика. «Судья сказал подписать документ, — вспоминает Дарий. — Я не знал, что в нем написано, но подписал, потому что был испуган». Когда его с друзьями привезли в СИЗО, некий выходец из Сирии посоветовал ему спрятать телефон и пронести с собой; Дарий так и сделал. Уже сидя в изоляторе, он нашел в интернете контакты местных правозащитников и отправил им имейлы с просьбой о помощи. Вскоре к иранцам пришел адвокат, и через два с половиной месяца их выпустили.

Защитник обратился в управление МВД по Мурманской области с просьбой признать их беженцами на территории России, но в январе 2017 года им отказали. Тогда по совету юриста иранцы отправились в Москву и обратились за помощью в комитет «Гражданское содействие» — московскую благотворительную организацию, которая помогает мигрантам и беженцам в тяжелой жизненной ситуации.

Как Дарий стал православным христианином

В Москве Дарий и его друзья с помощью «Гражданского содействия» сняли квартиру, начали каждое воскресенье ходить в протестантскую церковь и нашли подработку — они ремонтировали квартиры, хотя из-за отсутствия документов им часто не платили обещанное. В 2019 году об иранцах узнал отец Дионисий Гришков из Русской православной церкви, который также возглавляет центр помощи мигрантам «Рядом дом». После этого иранцы стали работать в монастырской пекарне. Сейчас Дарий и его друзья каждый день пекут просфоры и помогают на кухне.

Дионисий Гришков рассказывает, что иранцы сами проявили интерес к православию, стали приходить на службы и через переводчика расспрашивали о православной вере. Священник давал им христианскую литературу на фарси (ее переводом занимался старый знакомый Гришкова — иранец, который тоже приехал в Россию, чтобы сменить религию).

Весной 2019 года иранцы решили принять православие. Летом их крестили в Сретенском монастыре в Москве: в крещении Сарда принял имя Иван, Дарий — имя Азат, а Мохаммед стал Иаковом. Чтобы иранцам было понятнее, что происходит по время крещения, батюшка попросил перевести молитву с церковнославянского на персидский язык, распечатал себе заготовку, где персидские слова были написаны русскими буквами, и так молился о них во время обряда.

Сейчас шесть дней в неделю Дарий по-прежнему работает в монастырской пекарне. Каждое воскресенье он с друзьями ходит на службу в православную церковь в своем районе. На исповеди Дарий отдает священнику записку, в которой на английском перечисляет свои прегрешения за неделю, по-русски он все еще говорит не очень хорошо.

Рассказывая «Медузе» о своей жизни, Дарий вдруг прерывается, чтобы отыскать на телефоне видео. В нем он самозабвенно звонит в колокола в одном из московских храмов: «Отец Прохор разрешил. Мне очень понравилось — красиво!»

Ходатайство отца Дионисия

Зимой 2020 года по инициативе Дионисия Гришкова РПЦ составила ходатайство министру внутренних дел России Владимиру Колокольцеву с просьбой помочь Дарию и его друзьям остаться в стране. В письме священник сообщил, что иранцы «проявляют себя как глубоко верующие люди и истинные христиане по своим убеждениям. Нередко они выказывали желание помочь нуждающимся прихожанам по мере своих сил, сами находясь в тяжелой жизненной ситуации, никогда не занимаясь попрошайничеством, не пытаясь обратить внимание других на свои личные проблемы».

Священник пишет, что Исламская республика Иран — одна из самых опасных стран для людей, исповедующих христианство. Несмотря на существование национальных христианских общин, чьи права в какой-то мере защищены местными законами, отречение от ислама для мусульманина-иранца — преступление, за которым следует наказание вплоть до смертной казни для мужчин, заявил он.

Это подтверждается «постоянным вниманием правоохранительных органов Ирана к членам семьи Дария и его друзьям, расспросами об их местонахождении, о получении ими убежища в другой стране, и, соответственно, боязнью членов их семей свободно исповедовать христианскую веру открыто и необходимостью делать это тайно, не имея крещения», добавил отец Дионисий. Он рассказывает и о подозрительных звонках Дарию от незнакомых людей из Ирана, живущих в Москве.

В ходатайстве Гришков подчеркнул, что документально подтвердить факт преследования иранцев за выход из ислама невозможно «по определению»: при попытке обратиться за подтверждающими документами они «могли бы быть подвергнуты задержанию на месте, пыткам, нечеловеческому обращению и в последующем, возможно, смертной казни». Само ходатайство пока не отправили.

Юрист комитета «Гражданское содействие» Анна Городецкая в разговоре с «Медузой» добавляет, что Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) подтвердил, что жизни Дария в случае его возвращении в Иран угрожает опасность — и в январе 2019 года применил в отношении него и его друзей так называемое правило 39 о «срочных мерах», то есть запретил российским властям его выдворять. «Однако эта мера носит временный характер, не предоставляет заявителю какой-либо правовой статус в России и, соответственно, не может заменить предоставление временного убежища или статуса беженца», — подчеркивает Городецкая.

Глава «Гражданского содействия» Светлана Ганнушкина настаивает, что «в других странах они бы это убежище уже получили». Сотрудники миграционных органов должны провести интервью и убедиться, что Дарий с друзьями действительно верующие христиане и подвергались за это преследованиям, продолжает она: «Но это вопрос квалификации специалистов. А у нас [в России] эта проверка выглядит очень смешно. Человек говорит: „Я христианин“, — а от него в качестве доказательства требуют, чтобы он прочитал молитвы из Евангелия наизусть».

Дарию уже один раз отказали в убежище в Мурманске, потом ему отказывало управление МВД по вопросам миграции в Москве, а Главное управление по вопросам миграции оставило это решение в силе. Городецкая планирует оспаривать сначала этот отказ, а потом заново — с ходатайством со стороны Московского патриархата РПЦ.

Однако в российских судах Дарию, скорее всего, откажут, признает юрист. У него нет «подтверждающих преследование документов», то есть справки о том, что он был задержан, содержался в тюрьме и — что особенно важно — по какой статье: «Имеется только справка о хорошем поведении в заключении, чего недостаточно». Российский суд требует прямые документальные доказательства угрозы преследования, объясняет Городецкая.

«Тем не менее в этом деле при поддержке РПЦ мы снова попробуем обратиться за убежищем, и, возможно, ходатайство со стороны Церкви поможет суду поверить в истинность веры Дария и в невозможность предоставить доказательства имеющегося в отношении него уголовного преследования. Мы надеемся, что постепенно такие дела помогут изменить сложившуюся практику по делам мигрантов и беженцев, суд будет более гибок в отношении методов доказывания и положительные решения будут приниматься чаще», — заключает юрист.

Однако, Светлана Ганнушкина признается, «бывает так, что все документы собраны, а все равно — отказ и депортация». На ее памяти подобных случаев много.

Эпилог

Дарий много смеется и по-детски искренне улыбается, когда показывает фотографии, где он с женой и детьми — или когда он, уже в России, выпекает просфоры, принимает крещение или стоит у старых православных церквей. «Это моя лубовь», — протягивает Дарий телефон с фотографией, на которой он 18-летний стоит с невестой в черной чадре около их дома.

Ясмина рассказала «Медузе», что когда муж сбежал из страны, ее несколько раз забирали в полицейский участок на двое суток, угрожали и по много часов расспрашивали, где скрывается ее муж. В противном случае ее заберут вместо него, говорили полицейские. Ясмина так ничего и не рассказала.

Дом, который Ясмина закладывала, чтобы Дарий получил отпуск из тюрьмы, давно перешел государству, поэтому семья с детьми живет у родственников. «Я люблю своего мужа и хочу следовать за ним всюду, — говорит по телефону Ясмина на ломаном английском. — Если он решил стать христианином, то и я хочу стать христианкой, чтобы быть ближе ему. Дарий много говорил со мной о вере, и я тоже теперь думаю, что христианство мне гораздо ближе. И хоть я и не могу здесь посещать [христианскую] церковь сама, потому что я женщина, в душе я считаю себя христианкой».

Дарий с друзьями говорят, что оставили свои планы на переезд в Европу, потому что прониклись православием и подружились с несколькими батюшками из московских храмов. Дарий любит свою работу в монастырской пекарне, полюбил и Россию, которая поначалу показалась ему слишком далекой от всего, к чему он привык. Иногда знакомые батюшки позволяют им позвонить в колокола. Дарий, по его словам, дал себе слово побывать в каждом храме столицы, но за четыре года жизни здесь не успел обойти и половину.

Обычно ранним утром и вечером они гуляют по Таганскому району, где живут, но стараются не уходить далеко от дома, опасаясь столкновения с полицейскими, которые потребуют предъявить документы. Впрочем, на новогодних праздниках они решились сходить на рождественскую ярмарку на Красной площади и даже ходили на открытый каток на ВДНХ. На катке иранцы оказались впервые в жизни: после Исламской революции 1979 года в Иране все ледовые площадки были закрыты — считалось, что это вредное западное развлечение. Крытый каток в Тегеране открыли только в 2013 году; мужчины и женщины катаются там в разные дни.

Дарий надеется на то, что не только сможет получить убежище в России, но и сумеет перевезти сюда жену и детей. Он очень любит жену, ему тяжело без нее. Юрист Городецкая говорит, что Ясмина сможет приехать к мужу, только если тот получит убежище в России. Но и в этом случае процедура будет непростой: «Теоретически после того, как Дарий получит тут убежище, его жена может подать документы на воссоединение с семьей, но, скорее всего, это будет долгая бюрократическая процедура и ей откажут». Зато можно оформить для Ясмины туристическую визу, приехать с детьми и подать на убежище уже в России — на том основании, что у мужа уже есть этот статус. Тогда вероятность, что ей тоже дадут убежище, высока, полагает юрист.

Дарий показывает фотографии, которые Ясмина недавно прислала ему: она в шортах и майке крутит во дворе своих родителей массажный обруч для похудения, а их дети бегают по двору. А еще она присылает ему старые видео, где они с друзьями жарят мясо с овощами на мангале и танцуют.