«Я пару раз даже думал запереть доктора, пока он мне все не расскажет» «Медуза» поговорила с пациентами больницы в Коммунарке, зараженными коронавирусом

По последним данным, в России 495 человек заболели коронавирусом, большинство из них находятся в Москве. Здесь же, в поселке Коммунарка, работает медицинский центр, куда госпитализируют людей с подтвердившимся заболеванием или подозрением на него. В своих соцсетях пациенты хвалят условия медцентра, показывая комфортные палаты и больничную еду (кормят в Коммунарке пять раз в день). В то же время многие жалуются на отсутствие необходимых им лекарств, долгое ожидание результатов анализов и неразговорчивость врачей. «Медуза» поговорила с четырьмя пациентами больницы еще до того, как туда приезжал президент Владимир Путин. 

Виталий Миронов

Мы с женой были в Барселоне в начале марта. Где я заразился — совсем непонятно. Мы много посещали места массового скопления людей — тогда там все еще было спокойно, ни одного человека в маске и все открыто.

Сначала никаких симптомов не было. В Москву мы прилетели 10 марта. В аэропорту нас никто не проверял. Все было как в обычный день — вышли из самолета и поехали домой. Сначала все было нормально. 11-го числа я работал, а 12-го получил смс, что Испания попала в списки стран, после посещения которых нужно самоизолироваться. Я так и сделал.

Уже вечером 12-го тело начало ломить, было болезненное состояние. Когда ложился спать, уже понимал, что начинаю заболевать. Ночью поднялась температура. 13-го мы вызвали врачей, у нас взяли мазки. А 15-го мне сообщили, что у меня положительный результат и увезли в больницу. Жена осталась дома на карантине. Со вчерашнего дня ей официально разрешено выходить из дома.

Все это время мое состояние не менялось — была температура в среднем около 37,5, заложен нос и слабость. Первую неделю в больнице меня не лечили. На 3-4 день дали обычные капли для носа. На 7-й врачи принесли противовирусный препарат и сказали, что нужно выпить 10 капсул. Я отказался и попросил объяснить, что это за препарат. В понедельник 23-го марта ко мне пришел мой врач и спросил, отказываюсь ли я пить препарат и почему. Я сказал, что не буду пить, пока все не объяснят. Мне сказали, что это препарат, который обычно применяют против гепатита, и у него есть побочные эффекты. В том числе он в будущем может сказаться на мужском здоровье. Мы планируем детей, поэтому я сказал, что не буду его пить. Врач сказал, что можно не пить, так как у меня не критическое состояние.

Сейчас я чувствую себя прекрасно, последние дни температура упала. Условия в больнице тоже очень хорошие — чистота, приветливый и внимательный персонал, хорошая еда и все это бесплатно. Считаю, что мне повезло, что попал именно сюда. Из палаты мне нельзя выходить, но у нас есть чат для пациентов — у них условия такие же, только лежат некоторые по двое.

В больнице я минимум до конца марта. Нужно сделать еще два теста на коронавирус, второй будет 29-го марта. Если все будет хорошо, то после него меня выпишут.

Лично мне кажется, что люди сейчас зря паникуют из-за коронавируса. Ничего страшного нет. Даже если человек заразится, то, скорее всего, у него пройдет все легко. Большинство пациентов в больнице именно легкие. Но есть и те, кто прошли через реанимацию. У них сейчас тоже все хорошо.

Виктория Рубкевич

C шестого по десятое [марта] я находилась в Куршевеле. За день до вылета у меня появилась боль при дыхании, внизу [грудной клетки], небольшой кашель и мокрота. [В Москву] мы летели из Женевы. Тогда Швейцария не была зоной карантина, поэтому осмотра не было ни в самолете, ни на выходе. Нас не оповещали ни о чем, на карантин не отправляли. Это было под свою ответственность — считаешь, что нужно на карантине сидеть, сиди. 

По приезде домой я поделала ингаляции. Я пила жаропонижающее, но температуры у меня не было, даже когда я его не пила. Хотя состояние было такое, как будто у меня 37,5. Не сильно тяжелое, терпимое. На третий-четвертый день слабость и сонливость прошли. Кашля и мокроты тоже больше не было. Я решила проветрить в квартире. Мой дом стоит на возвышенности на открытом участке, если открываешь окно, моментально становится очень холодно. У меня резко появилась заложенность в груди. Я вдыхала, а одно легкое как будто не дышало полностью. Ощущение, будто воздух даже не попадает туда. Я позвонила на телефон горячей службы. Приехала скорая, послушала меня, сказала, что у меня скорее всего пневмония и необходимо сделать снимок. У меня взяли анализ на коронавирус (мазки из горла и носа) и хотели меня госпитализировать, но я отказалась, потому что чувствовала себя нормально. Тогда меня посадили на официальный карантин — сфотографировали паспорт и меня. Выйти из дома я уже не могла, а снимок мне был нужен, так как пневмония — это не шутки. В скорой мне вызвали на следующий день врача из поликлиники. Он рассказал мне, что это опасный вирус: он может себя никак не проявлять, но за сутки или за двое полностью погубить легкие человека. Проблемы с дыханием могут быть первым признаком, в срочном порядке нужно ехать в больницу. Так 17 марта меня госпитализировали [в больницу в Коммунарке]. 

В больнице у меня сразу взяли мазки на коронавирус, четыре или пять колб крови и мочу. Положили меня в палату с еще двумя девушками. У одной из них была пневмония, как у меня — с 18-го числа нам стали колоть антибиотики три раза в день. У третьей девочки ничего не было, ей неделю вообще ничего не давали — она вернулась из США и вызвала скорую, когда у нее поднялась высокая температура, ее госпитализировали. Когда она попросила таблетку от головы, ей принесли глицин. В больнице вообще нет сопутствующих лекарств: тебе дают огромную дозу антибиотика, но не дают [противогрибковый препарат]. Говорят: «Просите, чтобы вам привезли родственники». Периодически здесь что-то заканчивается: то маски, то катетеры. Нам надо три раза в день в вену колоть антибиотик, дважды уже было такое, что не было катетеров свободных. Не все врачи здесь хорошо колют уколы. Не скажу, что прямо плохо: 95% нормально, а у 5% ручки трясутся. 

На третий день у меня взяли повторные мазки на коронавирус и еще одну колбу крови. Всю неделю к нам ходили врачи, говорили, что анализов нет, они задерживаются. Пришли только вчера [23 марта], сразу два теста. Анализы нам лично не показывают, только устно говорят. Врачи вообще все скрывают, у них, видимо, указание не давать никакую информацию. Мы все лежим в отдельных боксах, в коридоры мы не ходим. То есть мы не общаемся с другими больными, не знаем, кто находится в больнице. Еще врачи постоянно меняются — они приходят работать посменно из других клиник. 

С анализами у меня вышла странная история. В один из дней врачи стали расспрашивать меня о том, с кем я контактировала, где была, кто меня вез из аэропорта. У моих соседок по палате они об этом не спрашивали. Потом я узнала, что они связались с моими подругами и службой такси и сказали им, что они «контактные». Одну из девушек еще до меня забрали в больницу. В службе такси мне написали, что водителя, который меня вез, тоже госпитализировали. При этом лечащий врач уверял меня, что я точно здорова. Возможно, они [врачи] просто боялись паники моих коллег по палате — у них были отрицательные анализы, вчера вечером их выписали. «Вирус с кровати на кровать не перепрыгивает», — так сказали врачи. 

Через два дня после этих расспросов меня перевели в отдельную палату, но опять говорили, что у меня все хорошо. Вчера пришел лечащий врач и сказал, что мои анализы отрицательные, мне сделают КТ и если все будет хорошо, выпишут. Я обрадовалась. Но через час он вернулся и сказал, что анализ, который у меня брали дома, оказался положительным. И так как у меня пневмония, врачи тоже буду считать меня положительной. Мне нужно проделать противовирусную терапию восемь дней, а потом повторно сдать анализ на коронавирус. Потому что: «Лучше перебдеть, чем недобдеть». Ко мне приходил завотделением, он был уверен, что я уже пью противовирусные. По идее мне должны были их начать давать еще пять дней назад, когда врачи узнали о положительном результате. Но всю неделю были только антибиотики, которые мне прописал врач-ортопед. 

Я не хотела начинать терапию без повторного снимка легких и написала отказ. Сегодня мне сделали КТ. Мое самочувствие удовлетворительное: то лучше, то хуже. Напряжения в легких я не чувствую, только периодически что-то там проскальзывает. Если на снимке что-то проявится, я склоняюсь к тому, чтобы пройти противовирусную терапию. Как сказали врачи, вирус в организме держится 28 дней, а не 14. Он мог остаться в организме и проявит себя, например, еще через неделю. Непонятно, как действовать. Мой положительный тест отправили в «Вектор» на перепроверку. Он будет идти плюс-минус неделю. Может быть такое, что я сейчас начну противовирусную терапию, а через шесть дней [коронавирус] не подтвердится, и я просто зря посадила себе организм. А может быть такое, что он подтвердится, и я уже упустила время.

Александр

(имя изменено по его просьбе)

Восьмого [марта] я вернулся из Берлина. В самолет никто [из врачей] не заходил, никаких тепловизоров не было, ничего не было. По требованию наземных служб аэропорта Домодедово мы выходили из самолета через задний выход. Затем на автобусах нас отвезли к служебному входу в терминал, оттуда мы попали сразу в зону пограничников. После них — рядом с лентой получения багажа — была зона с врачами. Я наблюдал, как люди подходили туда, им измеряли температуру и говорили: «У вас все нормально, идите отсюда». Эта процедура не была обязательной: большинство получали багаж и уходили. Хотя на тот момент Германия, насколько я помню, уже числилась как неблагоприятная страна [по ситуации с коронавирусом]. 

Я находился на домашнем карантине. Поскольку я сам заинтересован в состоянии своего здоровья, я каждый день измерял температуру по два-три раза, наблюдал, чтобы у меня все было хорошо. Симптоматики [заболевания] у меня не было. Но в ночь с 11-го на 12-е марта я почувствовал себя очень плохо. У меня появилась боль в области сердца. В одиннадцать вечера я вызвал скорую — но не по ОМС, а по ДМС. Врач, который ко мне приехал, купировал у меня сердечный криз. Меня госпитализировали в клинику, оформили. Там мне еще два раза купировали приступ. Дежурный кардиолог осмотрел меня и сделал предварительное заключение. Дежурный терапевт, который все это время был со мной, [повторно] измерил мне температуру. У меня было 37,6 или 37,5. Его это напрягло, он измерил еще двумя термометрами — они показали то же самое. И в этот момент включился протокол. Мне объяснили риски моего нахождения там: у них в палатах много пожилых людей. В итоге [врачи] обратились в скорую, приехала спецбригада, которая отвезла меня в Коммунарку. На тот момент я думал, что все это делается в моих интересах, потому что я себя плохо чувствовал. Но у дежурного терапевта [клиники] и сотрудника спецбригады был странный диалог. Терапевт спросил, есть ли у них оборудование для того, чтобы мониторить мое состояние с точки зрения сердца. Реакция была такая, что нет. 

В Коммунарку меня привезли к шести утра. Взяли основные анализы — мазки и кровь. Еще сделали ЭКГ. После этого сопроводили в палату. Бокс состоит из двух палат, для каждой отдельный душ. В моей палате две койки, но все время я был один. Здесь достаточно комфортно. Даже есть шкаф для одежды, тумбочка у кровати, комфортный стол — можно его поставить к кровати и работать за ноутбуком. Питание пятиразовое — тоже вопросов нет. 

Первые дни у меня безумно болело в области сердца, но мне никто не помогал, ничего у меня не диагностировал. Один раз ко мне пришел кардиолог — послушал и сказал, что у меня все хорошо. На второй день мне еще раз сделали ЭКГ. Я начал паниковать, потому что мне было реально плохо. Я позвонил в Департамент здравоохранения, а еще объявил голодовку. Ко мне сразу пришли врачи, которые общались со мной в достаточно странной форме: спросили, чего я хочу, и сами ответили, что я хочу внимания. Я объяснял, что хочу, чтобы меня вылечили от того, что у меня болит. В клинике [куда я попал сначала] специально все расписали: что мне давали, в какой последовательности. Я думал, эта информация будет полезна и отдал все в регистратуру при поступлении [в больницу в Коммунарке]. Но этой информацией никто не пользовался, и мне приходилось каждый раз повторять свою историю. Когда я поднял панику, меня все-таки перевели в реанимационное отделение — это буферная зона, куда сейчас поступают пациенты, которых не успели распределить или которым не хватило места. Там сразу нашли, в чем моя проблема с сердцем, купировали ее капельницей, прописали таблетки. И с того времени у меня потихонечку все нормализовалось. 

Основное недовольство тех, кто здесь находится, вызвано тем, что из врачей нужно клещами все вытаскивать. Я пару раз даже думал запереть доктора, пока он мне все не расскажет. Утром, на обходе к нам забегают, быстро интересуются состоянием. При этом не заботятся тем, чтобы рассказать, что происходит и какие результаты. Доктора бывают разные, я говорю про свой кейс. Первые дни я находился в информационном вакууме, но не стал с этим мириться и создал группу в Telegram, где общаются все пациенты. Потому что нам важно знать, что происходит. В каждом отделении — свой дежурный доктор, он практически каждый раз новый. И ты каждый раз по кусочкам достаешь у него информацию. 

Нам запрещено выходить куда-либо — иначе сроки пребывания сразу обнуляются, так было сказано. Положительных людей держат отдельно. Но насколько я знаю, на моем этаже есть положительные — может быть, их еще не успели перевезти. Считается, что в коридоре находиться опасно. Когда меня спускали в реанимацию, мне выдали костюм, очки, маску и так далее. Но сейчас, насколько я понял по санитарам, ситуация другая. Раньше все ходили в такой же одежде, как врачи: с респираторами и в специальных халатах. А сейчас немножко экономят: санитары ходят в марлевых халатах, масках и шапочках. 

День на третий-четвертый я стал выяснять, что является критерием для выписки. Но никто мне полностью эту информацию дать не мог, пока два дня назад — после того, как я в очередной раз пожаловался в Департамент здравоохранения — ко мне не пришел сам Проценко. Как я понял, пациента могут выписать на усмотрение врача после двух отрицательных анализов. 

Первую пробу [на коронавирус] берут при поступлении. На третий день берут вторую. На десятый — третью. Мне пришлось заставить взять у меня третью пробу, потому что все напрочь об этом забыли. С результатами анализов никто не ознакамливает, документ не приносит. Посмотреть медкарту тоже невозможно. Это было одно из моих требований — чтобы меня ознакомили с тем, что фиксируется, какие результаты и так далее. Результаты получают по телефону или каким-то другим способом (пара врачей сказали, что по телефону). Если у человека положительный результат, врачи достаточно быстро к нему приходят и начинают выяснять, с кем он взаимодействовал. Если результат отрицательный — ждут официального документа. Он идет неадекватно долгое время — можно несколько раз в «Вектор» слетать. Документ по второму анализу, который у меня взяли на третий день [14 марта], пришел только вчера [22 марта]. И такая ситуация не только у меня. Сегодня мне принесли бумажку «добровольное согласие на выписку из стационара» и уведомление о том, что я должен буду находиться дома (не выходя даже в аптеку и магазин), пока не придут результаты третьего анализа. Но где я могу узнать, там не написано. 

Мария

(просила не называть ее фамилию)

Я была за границей на учебе. Была в Лондоне, откуда улетела в Штутгарт. В Лондоне я видела эту панику [из-за коронавируса]. Зашла в магазин и там не было ни туалетной бумаги, ни мыла.

Добраться до Москвы было целым приключением. Изначально у меня были куплены билеты «Аэрофлотом» из Штутгарта, но рейс отменили. Тогда я купила билеты Finnair через Хельсинки, но перелет из Хельсинки в Москву тоже отменили. В какой-то момент я не могла найти вообще ничего и решила, что доберусь до Финляндии, а оттуда как-нибудь в Москву. Так купила билеты на рейс «Аэрофлота» — это были уже третьи мои билеты. Потратила, конечно, не сотни тысяч, но все равно все это безумно недешево.

В Москву я вернулась 17 марта. Прилетела в Шереметьево, где мне сделали тест, а я заполнила анкету и оставила свои данные. Дальше я ушла в самоизоляцию — ни с кем не встречалась и не контактировала. На тот момент у меня была простуда, которую в обычной жизни мы вообще не заметили бы. Ничего серьезного не было на тот момент.

В воскресенье раздался телефонный звонок. Сказали, что звонят из скорой помощи и им нужно открыть дверь. Но они так шустро все говорили, что сначала я напугалась, что это не скорая, а какие-то мошенники. Тем более приехали они не по моему адресу, который я оставляла в анкете, а по адресу прописки, где живет моя мама. С помощью мамы мы поняли, что это настоящая скорая, они доехали до меня. Ко мне зашел один медработник в спецкостюме. Он был очень вежливый и спокойный. «Послушал» меня, померил температуру и сказал, что меня будут забирать в больницу из-за положительного теста. Когда я узнала, что тест положительный, подумала «ну окей». Собрала вещи и мы поехали.

Приехали в больницу, опять взяли мазки, также взяли анализы крови и мочи. Сделали КТ. В первую ночь в больнице мне было вообще не очень. Поднялась температура до 38,5, я много кашляла и все такое. Вчера появился доктор, мне назначили лечение. Сказали, что помимо короны у меня еще и воспаление легких. Насколько я понимаю, сейчас лечат в основном симптомы и воспаление легких, мне назначили антибиотики. Сейчас, кажется, мне стало лучше, температура около 37. Но дикая слабость, я еле сижу.

Я лежу в палате с двумя кроватями, но одна. В целом видно, что больница новая — все чисто, удобно и красиво, насколько это возможно. Еда тоже в целом нормальная. Ну и есть система, как можно получить передачки от друзей и родственников.

Обстановка здесь очень спокойная. Медицинские работники — профессионалы с устойчивой психической системой. Все, что я пока от них слышала, это то, что не надо паниковать и этот вирус — самый обычный, просто новый и мир к нему должен адаптироваться.

Я тоже в целом спокойна. Мои бабушка с дедушкой, конечно, сходят с ума, но родители не паникуют — для них самое важное, что меня лечат. Я считаю, что в панике нет смысла. Я за осознанность.