В российских тюрьмах последствия коронавируса могут оказаться катастрофическими Мы спросили экспертов, что с этим делать и не нужно ли выпустить заключенных

Из-за эпидемии коронавируса Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) запретила заключенным свидания с родственниками, а также пообещала, что если в колониях появятся заболевшие, их госпитализируют в гражданские больницы. Правозащитники, в свою очередь, призывают отпустить обвиняемых в нетяжких преступлениях из СИЗО, чтобы снизить риск распространения вируса, — подобные меры уже предприняли в Иране и в некоторых штатах США. «Медуза» спросила у членов Общественных наблюдательных комиссий и правозащитников, что будет, если коронавирус проникнет в места лишения свободы, и не нужно ли выпустить заключенных, чтобы избежать их массового заражения.

Альберт Зарипов

член ОНК Татарстана

Если у нас даже гражданские больницы не готовы к массовым вспышкам, то что говорить о тюремных? Это не санатории-профилактории, места изоляции, разумеется, не готовы к массовому заболеванию коронавирусом. Я надеюсь на то, что в исправительные колонии вирус все-таки не занесут. Сейчас ввели ограничительные меры для свиданий, я это целиком поддерживаю. Ограничили даже короткие свидания, которые проводятся по телефону за стеклом. Значит, решили действовать по максимуму, но это хорошо. 

Те, кто находится в местах лишения свободы, более защищены, чем люди на свободе. Но если вирус, не дай бог, просочится, то это может произойти через следственные изоляторы, куда доставляются люди, которые были задержаны недавно. И если кто-то заразится, то заболеют все и смертность будет высокая.

Все зависит от региона, в каждом из них своя система. Где-то, конечно, умолчат, закроют в штрафной изолятор, выживет не выживет, и если умрет, поставят какой-нибудь непонятный диагноз. Где-то, наоборот, сделают все, чтобы взять анализы, протестировать на коронавирус.

Если на свободе вдруг все заболеют этим вирусом, всем тоже не хватит ИВЛ. Конечно же, в тюрьмах тоже никто не был к этому готов, не знал, что что-то случится, что надо закупать ИВЛ, и сейчас тоже не пойдешь, не купишь их просто так. Если заболеет один-два человека в колонии, то их смогут нормально лечить, если 100–200, то уже нет. 

В колониях многие болеют ВИЧ и туберкулезом. Но официально нет информации, насколько опаснее людям с ВИЧ и туберкулезом болеть коронавирусом. При ВИЧ многие умирают от пневмонии, поэтому в причине смерти поставят СПИД, а не коронавирус, даже если человек им болел, и выявлять-то, наверное, его никто не будет. 

Если ситуация будет ухудшаться и будет дефицит продовольствия, то, чтобы не кормить заключенных, их можно выпустить на какое-то время. Но для профилактики коронавируса самое эффективное — закрыть колонию на карантин, и, повторю, тогда места безопаснее не найти.

Нужно остановить все этапы, выделять в следственных изоляторах специальные места для вновь прибывших, чтобы ограничить контакт. Кроме того, предпочтительнее отправлять людей под домашний арест, чем сажать в изолятор. Больше внимания нужно уделить и сотрудникам ФСИН: проверять температуру, а не верить на слово, что они себя нормально чувствуют.

Ева Меркачева

член ОНК Москвы, член президентского совета по правам человека

Если возникнет заражение в местах лишения свободы, остановить это будет очень сложно, потому что, в частности, в СИЗО большая скученность, у людей пониженный иммунитет. Они не могут есть то, что они бы ели дома, витаминов не хватает, плюс стресс. Поэтому распространение заболевания будет моментальным, если это произойдет. 

Как изолировать заболевших и тех, кто с ними контактировал — если количество одиночных камер в СИЗО ограничено, — неясно. В каждом СИЗО, рассчитанном на 2000 человек, это 20–30 камер. В Москве только одна больница в СИЗО — в Матросской Тишине, — а в регионах некоторых одна больница на область. 

Есть еще и тяжелые категории — это в первую очередь больные ВИЧ. Очевидно, что если пойдет заражение, первые, кого надо будет спасать, — это они. Вторая категория — это туберкулезные больные и старики. Как ни странно, у нас очень много стариков за решеткой. Эти люди самые незащищенные, спасти их будет очень сложно. 

Единственный вариант — это полностью изолировать СИЗО и колонии. В колониях проще, им уже запретили свидания. В СИЗО это сложнее, потому что люди там находятся до приговора и с ними должны проводиться следственные действия, иначе зачем они там сидят? Без этого их надо выпускать тогда. Они там не отбывают наказание, а сидят на время расследования преступления, они еще не виновны. По-хорошему, всех, кто сейчас в СИЗО, надо отпускать. Если не отпускать и при этом не проводить следственные действия, то это время в изоляции надо как-то потом учитывать по-особому, день за десять. Потому что в это время вообще ничего не будет происходить.

Температурный контроль, который ввели во многих СИЗО, вообще не показателен. Вот зашел человек с улицы, ему меряют, а у него температура 33. И это ни о чем не говорит, это все очень условно. Но и отказаться полностью от сотрудников никак нельзя. Если доводить их количество до минимального, тогда им надо тоже жить в СИЗО, чтобы быть изолированными от внешнего мира. 

Чем еще опасна нынешняя ситуация? В пенитенциарной системе всегда есть риск насилия. Мы не знаем, как будут себя вести заключенные даже друг с другом. Вдруг, например, одна группа заключенных начнет качать права и прессовать другую группу — кто будет вмешиваться? Без сотрудников тут никак. Но сотрудники тоже в стрессе, и если они сами начнут проявлять жестокость, то остановить пытки и установить, что они были, будет невозможно, потому что прокурор не зайдет туда — карантин, члены ОНК тоже, адвокаты тоже. В полной изоляции могут такое устроить, что потом никогда ни за что не поправить. С любой стороны получается, что тюрьмы — самое опасное место. 

Заявление ФСИН популистское, никаких тестов на коронавирус никто до сих пор в СИЗО не видел. Там лекарств и марлевых повязок даже не хватает. И в какую больницу вывозить больных из мест лишения свободы? Какая гражданская больница примет заключенных? Любой заключенный в гражданской больнице находится под конвоем. Где найти столько сотрудников? Как страна не готова к коронавирусу, так и тюремная система тоже. 

Мы в СПЧ активно обсуждаем, что делать с местами лишения свободы сейчас. Кто-то предлагает срочно доложить напрямую президенту о ситуации и попросить освободить часть заключенных по нетяжким статьям. Кто-то предлагает обратиться в парламент, чтобы там инициировали закон, который позволит президенту своим указом освобождать отдельные категории в случае чрезвычайных ситуаций. Но это может быть очень долго процедурно. Кто-то категорически против освобождения кого-либо, потому что считает, что в тюрьмах у нас сидят несознательные граждане и как только их освободят, они будут источником распространения инфекции, потому что они не станут соблюдать карантин. Пока что мы застряли в своих обсуждениях. 

Я полагаю, что нужно действовать скорее, потому что последствия могут быть необратимыми. 

Анастасия Коптеева

руководитель Забайкальского правозащитного центра, партнер «Зоны права»

Я уже более 20 лет работаю со сферой тюремной медицины. Тюремные врачи толком не научились лечить такие известные и распространенные заболевания, как пневмония, туберкулез, гепатит и ВИЧ-инфекция. При ВИЧ некоторым заключенным даже долгое время не могут выявить болезнь и советуют полоскать горло перекисью водорода с водой, потому что других лекарств нет. Поэтому я с большим трудом представляю, как система ФСИН собирается победить коронавирус, если он проникнет за решетку. Все упрется в несовершенство и неповоротливость этой системы. 

В постановлении ФСИН от 18 марта говорится, что в случае выявления коронавируса у лиц под стражей, их будут лечить в гражданских клиниках. Я могу сказать по собственному опыту, что госпитализация обвиняемых и осужденных в обычные клиники — это невероятно сложно. Сначала руководство медико-санитарной части должно найти клинику, которая согласится к себе взять такого больного. В условиях эпидемии, скорее всего, больницы и без того [будут] переполнены. Не думаю, что там обрадуются такому контингенту. Во-вторых, встанет вопрос финансовый, потому что, чтобы поместить заключенного в гражданскую клинику, ФСИН должна заключить договор по оплате госпитализации. Но самый сложный вопрос — вопрос конвоирования. Для конвоя одного заключенного как минимум выставляют 4–6 человек. А во многих колониях и СИЗО существует острая кадровая нехватка. На все согласования уходили по моему опыту недели, а то и месяцы. Нам говорили, что нет конвоя и нет возможности этапировать. Кроме того, нужно обеспечить защиту конвоя тоже, а у нас в гражданских-то больницах в Забайкалье нет защитной одежды. И конвой же должен находиться рядом с больным круглосуточно.

По моему опыту всех больных из неволи, когда их привозили в гражданские клиники и помещали в палату, всех до единого приковывали наручниками к кроватям. Был случай, когда молодого парня Ивана Шайдулина, обвиняемого в краже и заболевшего опухолью мозга в четвертой стадии, привозили в больницу и проводили лучевую терапию в наручниках. А из-за этого больной не может никуда повернуться и образуются пролежни. Думаю, если провести аналогию с больными коронавирусом, все было бы точно так же. 

Мы получаем жалобы от заключенных, что тюремные камеры по-прежнему остаются переполненными. С учетом того, что до сих пор в системе ФСИН не существует изоляции больных от здоровых и есть случаи, когда человек попадает в тюрьму и заражается туберкулезом, гепатитом, то нельзя исключить, что может случиться и массовое заражение коронавирусом. 

Реальный случай — парня из Чечни отправили отбывать наказание в Забайкалье. Он сразу заболел и заразился туберкулезом. Болезнь развилась до такой степени, что ему требовалась операция по удалению шести пораженных ребер. Мы настаивали на том, чтобы его увезли во фтизиопульмонологический центр в Чите. Во ФСИН отказали, сказав, что в системе есть своя больница для лечения туберкулеза. В итоге этого тяжелобольного, умирающего парня этапировали в столыпинском вагоне, повезли в Астраханскую область. Он ехал туда два месяца в нечеловеческих условиях. Его прооперировали и, не дав ему пройти реабилитацию, этапировали обратно. Он провел в пути в общей сложности четыре месяца, и как он выжил, вообще неясно.

Если такое происходит с известными болезнями, по которым уже давно существуют стандарты и протоколы, рекомендации ВОЗ, практика ЕСПЧ, то я с трудом представляю, что они будут делать с коронавирусом. ФСИН — это чрезвычайно закрытая система, и мы можем вообще никогда не узнать, что там люди заболели и умерли от коронавируса. Смерть человека в изоляции могут списать на что угодно. Я считаю, что в первую очередь нужно решить кадровую проблему отсутствия врачей-инфекционистов. Таких врачей в системе ФСИН можно по пальцам пересчитать, они на вес золота. Почему в тюрьмах не могут лечить туберкулез и ВИЧ? В том числе потому что врачей нет, особенно в отдаленных колониях. 

Нужно также поднимать вопрос о медикаментах и медицинском оборудовании. Я не берусь сказать, если ли аппараты ИВЛ в тюремных больницах. В профильных туберкулезных учреждениях они могут быть в незначительном количестве, но что касается медико-санитарных частей, которые есть при каждом учреждении, то их там нет, конечно.