«Местами фильм страшный — но книга точно такая же» Режиссер новой экранизации «Пиноккио» Маттео Гарроне — об истинном смысле сказки про деревянного ребенка

12 марта в России выходит «Пиноккио» — новая экранизация классической сказки Карло Коллоди. В Италии фильм уже стал хитом рождественского проката, а его международная премьера — вне конкурса — состоялась в феврале на Берлинском кинофестивале. Именно там «Медуза» встретилась с режиссером фильма Маттео Гарроне и исполнителем роли мастера Джепетто Роберто Бениньи. Для последнего это уже второй «Пиноккио» в карьере — в 2002 году Бениньи снял собственную версию сказки, сыграв в ней мальчишку. Правда, на время интервью Бениньи английский язык отчего-то забыл и очень задумчиво исследовал деревянный стол перед собой. Поэтому в основном на вопросы критика «Медузы» Егора Москвитина отвечал Маттео Гарроне.

— Как получилось, что ваш «Пиноккио» выходит сейчас — когда на носу еще как минимум две экранизации сказки Коллоди?

Гарроне: Наш проект созревал долго. Идея пришла мне в голову пять лет назад, после «Страшных сказок» — я тогда понял, что хочу продолжать работать с этой темой. Сел и впервые прочитал «Пиноккио». Да, впервые — хотя в детстве мне его читала мама и с ее слов я рисовал что-то вроде комиксов. Мне тогда было шесть лет. По сути, это были раскадровки к моему будущему фильму. Так что можно сказать, что сценарий «Пиноккио» был в моей голове всю жизнь. А лет в десять или двенадцать я увидел мультфильм. А потом, уже взрослым — фильм Роберто.

Бениньи: А?

Гарроне: Говорю про твой фильм.

Бениньи: А. 

Гарроне: Так вот, когда пять лет назад я прочитал «Пиноккио», я удивился, как много в этой истории сюжетов и тем, которые я просто не помню — ни из маминых рассказов, ни из других экранизаций. И это вселило в меня веру, что мы сможем рассказать оригинальную историю — что-то такое, что всех удивит. И тогда я начал искать образы для нашего фильма. Мы всматривались в рисунки иллюстратора Энрико Маззанти, собирали портреты итальянцев той поры, находили какие-то картины сельской жизни. И нам здорово повезло, что Роберто родился в Тоскане, в семье бедного фермера. По сути, Роберто играет в фильме своего отца. Ведь события «Пиноккио», как вы знаете, начинаются в деревне под названием Коллоди, отсюда и псевдоним автора. Ну, как Вито Корлеоне. А деревня эта в двадцати километрах от места, где родился Роберто. 

Бениньи: Да, да. 

— То есть ваше главное отличие от остальных экранизаций — аутентичность?

Гарроне: Да, мы смешали фантазию с реализмом. А еще мы первые, кто воспользовался сложным современным гримом. До этого фильмы о Пиноккио были или нарисованными, или кукольными. А у нас живой мальчик-актер выглядит, как деревянный, и вы гадаете, компьютерная графика это или что-то еще? На самом деле это смесь грима и спецэффектов, а придумал ее Марк Кулир — дважды оскаровский лауреат.  

— Чем чтение «Пиноккио» во взрослом возрасте отличается от чтения в детском?

Гарроне: Во-первых, выяснилось, что я не помню многих вещей! Совершенно забыл сцену, в которой превращенный в осла Пиноккио тонет, а стайка рыб его спасает. И образ Феи в детстве, конечно, не кажется таким женственным и загадочным, как сейчас. Но главное — это понимание нашего итальянского менталитета и уклада жизни, которое было у Коллоди. Я с нетерпением жду экранизаций (Роберта) Земекиса и (Гильермо) дель Торо, но они будут другими. А наша — очень итальянская, и я рад, что смог рассказать историю своей страны. 

— У вас репутация мрачного режиссера, а этот фильм вышел в Италии под Рождество — с рейтингом «для всей семьи». С какого возраста вы рекомендуете смотреть вашего «Пиноккио»?

Гарроне: Действительно, местами фильм страшный — но и книга точно такая же, и без этих деталей не объяснить детям, что мир может быть жестоким и опасным. И что нужно быть осторожными и слушать, что тебе говорят взрослые. Италия стала чем-то вроде нашей тестовой площадки, и действительно, в Рождество фильм оказался хитом, на показах было много детей. Думаю, они полюбили героя, потому что увидели в нем не только куклу, но и одного из них. Так что все эти страхи, что фильм не для детей, приходят в голову только взрослым — а сами дети наслаждаются историей. 

Но чтобы взрослые тоже не скучали, мы спрятали в фильме много посланий и для них. «Пиноккио» — это ведь история не только про «чти отца своего», но и про искупление. И в ней есть христианские мотивы: помните, когда мальчика вешают на дереве, он смотрит в небо и кричит: «Отец, где же ты?»

— Для вас этот фильм более личный, чем предыдущие?

Гарроне: Нет, мне одинаково важно любить всех своих героев, наладить с каждым какой-то личный контакт. Только так я могу понять, почему они совершают ошибки. Но вы правы в том, что установить связь с этой историей мне было легче. Я рос, как Пиноккио: всегда хотел увильнуть от домашней работы и обязанностей, побольше веселиться, поменьше думать о завтрашнем дне. А потом годы прошли и я незаметно превратился в Джепетто: моему сыну сейчас одиннадцать лет и он точно такой же непоседа. Он один из многих миллионов Пиноккио, живущих по всему миру. И это моя вина, что он избалован, потому что я очень слаб и испортил его. Когда мы с ним впервые смотрели фильм и дошли до сцены, где Джепетто делает Пиноккио новые ножки, мой сын сказал: «Ты украл это из нашей жизни!»

— А ваши отношения с отцом были такими же?

Гарроне: О нет, мой отец был строже, и он все время посвящал работе. Кстати, он был театральным критиком и одним из первых увидел талант Роберто и написал о нем! Роберто было, кажется, лет девятнадцать, когда он приехал в Рим. И именно мой отец помог ему организовать его первое выступление в театре с монологом, из которого впоследствии вырос целый телеспектакль. Это было очень авангардное выступление…

Бениньи: Андерграунд!

Гарроне: …и потом, много лет спустя, благодаря отцу, судьба снова свела меня с Роберто. Мои родители разошлись, когда мне было два или три года. И я не виделся с отцом лет до восемнадцати. В школе я мечтал стать теннисистом, но повторное знакомство с отцом все изменило. Я стал интересоваться кино, театром, искусством. Наверное, мне хотелось понять, чем он живет. А потом отец пристроил меня на три недели в качестве актера массовки в «Голос луны» [режиссера Федерико] Феллини — один из последних фильмов классика. И главную роль там играл Роберто. Я набрался смелости, подошел к нему и сказал, чей я сын.

— Пиноккио мечтает стать таким же, как все. А вот современных детей, кажется, наоборот очень часто настраивают на то, что нужно быть уникальными, яркими и отличаться ото всех. Вы не думали как-то обыграть это противоречие в сюжете? Был ли соблазн изменить что-то в тексте Коллоди?

Гарроне: А мне как раз кажется, что «Пиноккио» — текст очень современный. И сегодня на месте мальчика из дерева, который хочет, чтобы его приняли другие дети, запросто может оказаться маленький иностранец в чужой языковой среде, мальчишка-беженец, наконец, ребенок, который чем-то тяжело болен. Как любил говорить на съемках Роберто: «Мы работаем с архетипом!»

Что касается современной педагогики, то сколько родителей, столько и подходов. Я вот стараюсь быть строгим отцом — но стоит моему сыну сделать глаза, как у Пиноккио, и я тут же сдаюсь. Он играет мной, как мячиком! А другим родителям удается сохранять твердость — и я их уважаю. 

А еще я должен сказать, что теперь понимаю всех тех режиссеров, которые отказались от идеи снять фильм по Коллоди. В начале работа кажется простой — сцены следуют друг за другом, как бусинки на нитке, весь материал у тебя перед глазами, иллюстратор придумал все за тебя… Но чем дальше ты погружаешься в эту историю, тем яснее осознаешь, что оказался в лабиринте, полном противоречий. Эта история слишком богата, слишком сложна, слишком опасна. Поэтому мы решили ничего не усложнять. Мы шли сквозь историю Коллоди так, как Джепетто учил ходить Пиноккио: «Сделай ножкой раз, сделай два…»

Бениньи: Сделай раз, сделай два!

— А потом ваш фильм взял — и побежал. И последний вопрос. Вас двоих столько всего связывает. Почему вы так долго ждали первого общего фильма?

Гарроне: Вообще-то я пытался затащить Роберто еще на съемки «Догмэна».

Бениньи: Да, да…

Гарроне: Но первый сценарий был слабым, поэтому я понимаю, почему Роберто отказался. Это было больше десяти лет назад, и с тех пор я переключился на «Страшные сказки», а потом на «Пиноккио». А потом все-таки снял «Догмэна», когда понял, что «Пиноккио» придется отложить — наши специалисты по эффектам были заняты каким-то британским сериалом. И вот я, чтобы не терять форму, снимаю «Догмэна». И внезапно он едет в Канны. И актер Марчелло Фонте, заменивший Роберто, получает там приз…

Бениньи: Как лучший актер!

Гарроне: …и знаете, что забавно? Что этот приз ему вручает на сцене не кто-нибудь, а Роберто. Так что после церемонии я подошел к Роберто, чтобы отблагодарить его…

Бениньи: И договориться об ужине.

Гарроне: … и еще раз позвал поработать вместе — уже над «Пиноккио». И в этот раз он не отвертелся. Так что спасибо тому британскому сериалу, из-за которого я переключился на «Догмэна». И спасибо Фрэнсису Форду Копполе, который двадцать лет назад собирался снять Роберто в роли Джепетто и заразил меня этой идеей. И, конечно, спасибо Марчелло, который доказал, что со мной стоит работать. Жизнь — это всегда цепочка событий. Думаю, наш фильм именно об этом: о том, что иногда жизнь дарит тебе подарки, а иногда дает пинка под зад.