Image
истории

Им говорят, что они позорят республику Как устроены кризисные центры для женщин на Северном Кавказе

Источник: Meduza
Фото: Ильяс Хаджи. Кризисный центр для женщин «Теплый дом на горе». Махачкала, 2019 год

Мы рассказываем честно не только про войну. Скачайте приложение.

Кризисных центров для женщин, столкнувшихся с домашним насилием, не хватает по всей стране, в том числе в крупных городах вроде Москвы и Казани. На Северном Кавказе ситуация еще сложнее: в регионе распространены убийства чести и похищения невест, не приветствуются внебрачная беременность и половые отношения. Сотрудники кавказских кризисных центров имеют дело с проблемами, которых почти не встретишь в других местах в России. Журналистка Мария Климова рассказывает, как устроена их работа.

После публикации этого материала СМИ неоднократно писали, что подопечных приюта «Теплый дом на горе» пытались выселить из кризисной квартиры, а также принуждали к бесплатному труду. Кроме того, руководители организации могут быть причастны к растрате грантов. Здесь можно прочитать ответ на претензии от руководства приюта. «Медуза» пытается связаться с «Теплым домом на горе», чтобы получить комментарий.

Эта статья — часть нашей программы поддержки благотворителей MeduzaCare. В январе 2020 года она посвящена домашнему насилию. Все материалы можно прочитать на специальном экране.

Мадина

Студентке медицинского училища Мадине было 22 года, когда ее в 2009 году похитил и изнасиловал Руслан, полицейский из Махачкалы. За несколько месяцев до этого он увидел ее на выступлении ансамбля лезгинки (девушка участвовала в представлении) и начал настойчиво ухаживать. Его не смутило, что она уже готовилась к свадьбе с другим человеком. «Он у своей сестры разузнал мой номер, каждый день звонил, мог зайти в класс училища и сказать: „Выходи, пойдем“. Он даже приезжал к моей бабушке и сказал, что собирается жениться на мне, но она ему ответила, что я уже засватана», — вспоминает Мадина. Разговор ее жениха и Руслана кончился дракой, но махачкалинский полицейский продолжил добиваться взаимности от Мадины.

Перед запланированной свадьбой девушка отпросилась из училища и поехала в родное село готовиться к торжеству. За неделю до бракосочетания она стирала во дворе ковры, когда Руслан распахнул калитку, схватил ее за руку и молча потащил на улицу. Мадина вспоминает, что она плакала и кричала, пока Руслан заталкивал ее в свой автомобиль. Внутри сидели его двоюродный брат, тетя и сестра, которые не дали ей выбраться из машины. Девушка крикнула «Помогите!», когда они проезжали мимо поста ГИБДД, и получила за это несколько ударов от родственников будущего мужа.

Руслан привез ее в съемную квартиру в Махачкале. Ночью он позвонил родным Мадины и объявил, что теперь она будет жить с ним. Бабушка потребовала вернуть внучку, но повлиять на ситуацию то ли не смогла, то ли не захотела, говорит Мадина. «После того разговора мои родственники особенно не интересовались, как там я, что у меня происходит в жизни. Украли и украли, теперь живи. Он заключил со мной исламский брак, мы стали жить. А у меня выхода не было, куда мне было идти?» — вспоминает она. Родственники жениха, раздосадованные тем, что свадьба не состоялась, тем не менее, не могли забрать ее в свою семью.

Несколько раз Мадина пыталась сбежать от своего нового мужа. Но она не знала города (до похищения она недолго прожила в Махачкале), у нее не было близких подруг, а соседи, у которых она пряталась, каждый раз возвращали ее мужу. Родственники в один голос призывали ее остаться с мужем. «Терпи. Поначалу так всегда, потом лучше будет», — вспоминает Мадина слова своей бабушки. 

По словам Мадины, через несколько месяцев она свыклась с новой жизнью, отношения с мужем улучшились. Он разрешил ей вернуться на учебу, хоть и поручил своим родственникам за ней приглядывать и каждый день забирать из училища. «Постепенно я начала к нему привыкать. Каким бы он ни был, но кроме Руслана у меня никого не было, а он всегда был рядом, — признается Мадина. — Мы стали мечтать о ребенке. И когда узнали о беременности, оба были очень рады». 

Впервые Руслан сильно избил жену, когда она была на третьем месяце беременности. Он пришел пьяным домой и, когда они легли спать, предложил Мадине сделать ему минет. «Я тогда точно не знала, что это такое, он объяснил. Я ему ответила: „Ты вообще, что ли, дурак?“ Когда я ему отказала, он ударил меня кулаком в глаз. Я с этим опухшим глазом ходила почти месяц», — говорит она. Через пару дней Руслан признался, что по наущению друзей хотел проверить, порядочная ли она женщина. «Такой вот хороший способ он выбрал», — говорит Мадина. В тот раз она простила мужа — идти ей все равно было некуда.

До родов оставалось несколько месяцев, когда Руслан сказал жене, что уходит от нее к другой женщине. Мадина со злостью и стыдом вспоминает, что ей пришлось встать перед ним на колени и умолять остаться с ней: «Я ему говорю: „Руслан, ты меня украл, все родственники от меня отвернулись, и ты меня вот так оставляешь? Куда я пойду, что буду делать, ты подумай“. Вот так я унижалась перед ним». 

Муж остался, но все реже появлялся дома, а когда приходил, то нередко бил ее. Иногда доставалось и ребенку, говорит Мадина. Однажды, вернувшись с работы, он в ярости швырнул сына об стену за то, что ребенок легонько шлепнул его по лицу. Жена, чистившая в этот момент картошку, бросилась на супруга с кухонным ножом. Руслан отобрал нож и несколько раз ее пырнул. Мадина с сыном оказались в больнице.

После развода с Русланом в 2011 году она вышла замуж второй раз, и снова неудачно: когда Мадина забеременела, супруг заподозрил ее в измене и выгнал из дома. Она попросила помощи у подписчиков в инстаграме, и с ней связалась Фарида Бахшиева, заместитель руководительницы дагестанского центра защиты материнства и детства «Теплый дом на горе». В 2017 году центр открыл приют, предоставляющий временное убежище беременным женщинам и матерям с детьми.

Сотрудницы «Теплого дома на горе» встречали Мадину у больницы после родов. Она вспоминает, что даже тогда была готова простить второго супруга. После временного пребывания в приюте Мадина переехала в родное село, где присматривает за престарелой бабушкой, воспитывает двоих детей и мечтает вернуться в Махачкалу.

Image
Кризисный центр для женщин «Теплый дом на горе». Махачкала, 2019 год
Ильяс Хаджи
Image
Кризисный центр для женщин «Теплый дом на горе». Махачкала, 2019 год
Ильяс Хаджи
Image
Кризисный центр для женщин «Теплый дом на горе». Махачкала, 2019 год
Ильяс Хаджи

Приют в Махачкале

Приют «Теплый дом на горе» расположен в трехкомнатной квартире в одном из жилых домов в Махачкале. Обычно он забит под завязку — одновременно в нем могут находиться четыре или пять женщин с детьми. Договор с обратившимися за помощью заключается на три месяца, в редких случаях продлевается до полугода. Жизнь в приюте строго регламентирована — только четкий график позволяет поддерживать порядок. «Мы составили расписание и просим его придерживаться: в такое-то время завтрак, дневной сон, когда кто дежурит на кухне», — объясняет Фарида Бахшиева.

Часто в приют попадают женщины в настолько глубокой депрессии, что у них нет сил ухаживать за собой, говорит Бахшиева. Задача сотрудниц центра, психолога и волонтеров как можно быстрее приспособить женщин к новой жизни. «Мы часто имеем дело с женщинами, которые никогда нигде не работали: их рано выдали замуж и с тех пор они ухаживали за мужем и детьми, занимались хозяйством. Некоторые мужья не разрешают женам работать, даже если сами не могут обеспечить все потребности семьи. Наша задача — помочь таким женщинам найти работу: посудомойщицей, уборщицей, нянечкой, еще кем-то», — объясняет Бахшиева.

Кроме того, кризисный центр при необходимости связывает женщин с юристами, чтобы те могли добиться выплат на содержание детей от мужа. Получить алименты от мужчин в Дагестане очень сложно, отмечает Бахшиева: «У них какая-то дурацкая принципиальность — вот я сейчас деньги дам, а она пойдет и на себя все деньги спустит. Один мужчина мне так объяснял: „Я что, должен платить ей за салоны красоты, чтобы она чужих мужчин радовала?“»

Беременные вне брака

Приют в Махачкале открылся в ноябре 2017 года — за два с лишним года работы через него прошло порядка 40–50 семей, говорит глава «Теплого дома на горе» Евгения Величкина. Многие из женщин нуждались в убежище, потому что забеременели вне брака, — это специфика региона. Величкина, которая до этого работала в кризисном центре в Воронеже, столкнулась с такой проблемой впервые.

Психолог Лариса Алиева, которая почти два года работает с подопечными приюта, объясняет, что ее клиентками, забеременевшими вне брака, чаще всего становятся женщины в возрасте от 19 до 33 лет. «Некоторые состояли в отношениях, которые не одобряли или прямо запрещали родители. Например, на их взгляд, мужчина был не той национальности или недостаточно состоятельным в финансовом плане. Но на моей памяти чаще это были именно вопросы национальности», — говорит Алиева. 

Женщины, попавшие в такую ситуацию, обычно пытаются скрыть свою беременность от родственников. Наказание может быть очень жестоким, говорит психолог: их могут не только выгнать из дома, но и убить. Также девушек часто бросают отцы будущих детей, которые пообещали позаботиться о них, но передумали. «Мужчины часто дают заднюю, начинают поддаваться уговорам своих родственников. И женщина остается одна», — говорит Алиева.

Насилие и безопасность

Точный адрес «Теплого дома на горе» невозможно найти в интернете, а попавших в приют женщин настойчиво просят не рассказывать, где они находятся. Это необходимые меры предосторожности, объясняет глава приюта Евгения Величкина. Родственники и мужья ее подопечных нередко угрожают сотрудницам кризисного центра. В мае 2019 года Величкина обратилась в полицию из-за нападения на приют мужа одной из женщин. Рустам Ильясов выломал замок входной двери и ворвался в квартиру, где располагается приют. Он обыскивал комнаты и выкрикивал имя своей жены Марьям, уговаривал ее вернуться к нему, оскорблял и обещал убить. Пока Марьям пряталась в одной из комнат, Ильясов забрал своего семилетнего сына и пятилетнюю дочь — и ушел. Сотрудницы фонда говорят, что Ильясов узнал адрес центра от одной из подруг его супруги.

Марьям вышла замуж за Ильясова в 16 лет, годами терпела побои и издевательства. Осталась с ним после того, как он привел в дом вторую жену и поселил в соседней комнате, хотя переживала очень тяжело. Сбежав из дома, Марьям планировала развестись с Ильясовым, но после того, как он проник в убежище, вернулась назад. Она сменила номер телефона и перестала общаться с кураторами приюта. 

Не меньше половины женщин, которые сами обращаются в приют, в итоге возвращаются к мужьям, говорит Алиева. «Обычно агрессоры контролируют своих жертв вплоть до приемов пищи. Они полностью подавляют их волю. Человек регрессирует до состояния ребенка, он уверен, что его жизнь зависит только от агрессора. У женщины, которую регулярно бьет муж, нет ресурсов сказать: „Так со мной поступать нельзя, это не нормально“. Поэтому иногда женщины оказываются на стороне избивающих их мужей и убегают [от супругов], только когда их жизни угрожают», — считает психолог. 

После того как критический момент прошел, у женщины появляется соблазн вернуться к супругу: они вспоминают, что он по-своему заботился о них, объясняет Алиева. Чтобы вернуть женщин в семью, мужчины обещают больше никогда их не бить. 

«Каждый раз, когда женщина возвращается к избивающему ее мужу, у нас ощущение потери, к этому невозможно привыкнуть, это ужасно, — признается Фарида Бахшиева. — Мы предлагаем пройти реабилитацию, говорим женщинам, что после этого они смогут вернуться к мужу, если захотят. Но даже на это они не соглашаются. В один день забирают детей и уходят». Кроме того, в Чечне и Ингушетии родственники мужа часто отказываются отдавать детей матерям. И это тоже удерживает женщин в семьях.

«Когда после реабилитации подопечные приюта вместе снимают квартиры, по очереди работают и присматривают за детьми — это успех», — признается Бахшиева.

Фонд «Теплый дом на горе» третий год подряд выигрывает президентские гранты и в следующем году планирует открыть швейную мастерскую, после учебы в которой их подопечные смогут устроиться на работу и самостоятельно зарабатывать. «Затем мы хотим организовать выпуск серии одежды в поддержку женщин, пострадавших от насилия», — делится планами Бахшиева. 

Частных пожертвований кризисный центр пока получает немного. В основном деньги жертвуют жители других регионов и даже других стран. «В Дагестане к такому формату помощи еще не привыкли, но мы надеемся, что со временем это изменится», — говорит глава приюта Евгения Величкина.

Image
Кризисный центр для женщин «Теплый дом на горе». Махачкала, 2019 год
Ильяс Хаджи
Image
Кризисный центр для женщин «Теплый дом на горе». Махачкала, 2019 год
Ильяс Хаджи

Надежда

«Надежда» — еще один кризисный центр, предоставляющий временное убежище, начал работать в Грозном год назад. За это время в нем побывали десятки женщин и детей, всего 84 человека. Центр работал благодаря президентскому гранту, сейчас проект остался без финансирования, говорит директор чеченской НКО «Женщины за развитие» Либхан Базаева, под руководством которой работает приют. «Пока наши подопечные продолжают находиться в приюте, мы лихорадочно ищем финансирование. Состояние подвешенное», — говорит она. 

По словам Базаевой, кризисный центр «открывался с большими сомнениями», но за год работы сотрудники убедились, что приют оказался очень востребованным. «С сильным противодействием мы не сталкивались. Но, во-первых, мы работаем совсем недолго. Во-вторых, нужно учитывать опыт других кризисных центров», — говорит глава НКО, имея в виду нападение Рустама Ильясова на махачкалинский приют. 

Подопечными приюта, занимающего целый этаж в одном из домов в Грозном, становятся женщины, пострадавшие от мужей или других родственников, а также те, кого бросили мужья. «Есть ситуации, когда семейная жизнь рушится совершенно неожиданно. Человек оказывается не готов к такому повороту. Женщина остается без пропитания и крыши над головой», — объясняет Базаева.

Приют принимает женщин не только из Чечни, но и из других регионов. Недавно к ним обратилась девушка из Казахстана, которая заключила исламский брак с жителем Чечни. По словам руководительницы приюта, когда мужчина привел ее, уже беременную, домой, выяснилось, что женщина будет жить в квартире его первой жены. В приют она попала, потому что деваться ей больше было некуда, объясняет Базаева. Два месяца сотрудницы «Надежды» пытались добиться помощи для подопечной от ее мужа, но в итоге сами купили ей билет в Казахстан. Финансирование приюта не подразумевает таких трат, поэтому сотрудницам пришлось оплачивать билет за свой счет, отмечает руководительница НКО. 

В другом случае организация оплатила отдельное жилье для женщины, скрывавшейся от мужа. «Нам пришлось поселить ее в тайном месте. И снова это были сверхнормативные расходы. В итоге мы очень много вкладываемся сами», — говорит Базаева.

Конспиративные квартиры

В республиках Северного Кавказа работают несколько десятков профильных учреждений, которые помогают женщинам, оказавшимся в сложной жизненной ситуации. Некоторые из них отмечены на карте помощи проекта «Насилию.нет». Будь их даже вдвое больше, этого все равно было бы мало, считает шеф-редактор издания о положении северокавказских женщин «Даптар» Светлана Анохина.

«Надо понимать, если девушка или женщина с Северного Кавказа попадает в приют, то это не только потому, что ее избил муж. Она может бежать от преследования семьи, которая намеревается ее убить. У нас в каждом тухуме — это большая семья, включающая двоюродных и троюродных родственников, — обязательно есть мент. И в первую очередь именно он начинает поиски, используя служебные связи и возможности. Поэтому есть и конспиративные квартиры и убежища, адреса которых вы не найдете ни в одном справочнике», — говорит Анохина. 

Кризисные центры в Дагестане и других республиках в первую очередь занимаются помощью беременным женщинам и матерям с детьми, говорит Анохина. Конспиративные же приюты принимают и представительниц стигматизированных групп. Это девушки, сбежавшие от родителей или мужа, женщины без документов, те, кто оказался вовлечен в проституцию или находится в опасности из-за сексуальной ориентации. «Эти люди не могут прийти в обычные кризисные центры. Да им туда и не надо. Пихнуть к многодетным мамам травмированную девушку после аборта или изнасилования просто невозможно. В конспиративные квартиры они попадают через кого-то из своих, просто так с улицы туда не придешь. Именно оттуда вывозят в другие города и регионы девушек, которым угрожает опасность», — говорит шеф-редактор «Даптар».

Сотрудники правозащитного проекта «Правовая инициатива» несколько раз экстренно вывозили из региона женщин, чаще всего вместе с детьми. «Первый шаг в любой эвакуации — определить, куда поедет женщина, и убедиться, что там для нее и детей есть адекватные условия. Затем выработать алгоритм: как поедет, когда, на чем, кто встречает. Хотя, как правило, самый сложный шаг — это выйти из дома. Затем нужно добраться даже не до ближайшего аэропорта, а дальше, чтобы родные не успели ее догнать. Алгоритм осложняется тем, что часто невозможно заранее знать, в какой день женщина сможет уехать, особенно если она находится под постоянным контролем родственников или мужа», — объясняет директор проекта Ванесса Коган. По ее словам, иногда приходится ждать месяцами, прежде чем у женщины появится возможность выбраться из дома. 

Одной из женщин, которой помогла «Правовая инициатива», стала Елизавета Алиева из Ингушетии. В 2015 году ее младшая сестра Марем, которую неоднократно избивал муж, житель Сунжи Мухарбек Евлоев, бесследно пропала. Елизавета подала заявление о пропаже сестры, после чего родственники Евлоева начали ей угрожать. Сотрудники «Правовой инициативы» смогли добиться предоставления госзащиты для Елизаветы и ее детей, но вскоре об этом пожалели. 

«Ситуация эвакуации Лизы осложнялась, как ни странно, в связи с тем, что она находилась под госзащитой, что в ее деле было похоже на форму домашнего ареста. Ее дети даже в школу не могли ходить, однако угрозы не прекратились. В итоге нам пришлось отменить меры госзащиты, чтобы она с детьми смогла уехать в Москву. Однако угрозы продолжились и там, и ей пришлось уехать из страны. Она получила политическое убежище за границей», — говорит директор правозащитного проекта.

Организации, которые помогают женщинам, столкнувшимся с угрозой жизни, пытаются хотя бы первое время обеспечивать их психологической поддержкой, жильем и продуктами. «Когда заявительница оказывается в безопасности, мы на этой стадии уже сильно зависим от партнеров [из числа НКО], которые специализируются на оказании помощи женщинам и детям в кризисных ситуациях, — отмечает Коган. — Мы можем содействовать в некоторых ситуациях, но профильно сосредоточены на юридической помощи и не имеем ресурсов лично сопровождать женщин и детей в ходе устройства новой жизни».

Image
Кризисный центр для женщин «Теплый дом на горе». Махачкала, 2019 год
Ильяс Хаджи

Стыд за республику

«Нам говорят, что мы позорим республику, потому что здесь привыкли умалчивать о таких темах, как домашнее насилие, селективные аборты, внебрачная беременность. Мы же считаем, что чем чаще мы будем выносить такие вещи на общественное обсуждение, тем меньше станет таких проблем», — говорит глава «Теплого дома на горе» Евгения Величкина.

С недавних пор ожесточенную полемику в республиках Северного Кавказа вызывает законопроект о профилактике семейно-бытового насилия. Глава Чечни Рамзан Кадыров назвал инициативу «проблемой». «Этим самым разрушается институт семьи. То же самое происходит в Европе. Там нет понимания обычаев, традиций, института семьи. Поэтому они потихоньку становятся тем, кем они сейчас являются, выходят замуж за собак, покойников, женятся не знаю на ком», — заявил глава республики.

Консервативные политики из северокавказских республик также считают, что принятие закона повлечет за собой вмешательство в жизнь семьи. «Этот закон может очень серьезно ударить по институту семьи», — считает Булач Чанкалаев, помощник депутата Госдумы Бувайсара Сайтиева. Его возмутили фильмы о домашнем насилии Ирины Шихман. «Неужели мы такие плохие, что нас, скажем так, уже начинают показывать на российских телевидениях и говорить о том, что в республике Дагестан развито семейное насилие? Неужели мы такие плохие?» — сказал Чанкалаев.

Евгения Величкина и Фарида Бахшиева в декабре 2019-го ходили на ток-шоу на дагестанском канале. Там работу их фонда «Теплый дом на горе» в основном критиковали. Одна из участниц, педагог, фамилию которой главы фонда не запомнили, сказала, что раз в правилах приюта есть запрет на курение и мат, значит, подопечными фонда становятся распутные женщины. Когда Величкина рассказала, что иногда к ним обращаются бывшие секс-работницы, которые сбежали от сутенеров и хотят изменить свою жизнь, по залу пошел смешок. «Типа, ну понятно, кто в этом приюте живет. Меня это сильно задело. Я была неприятно удивлена тем, что люди могут быть такими немилосердными», — говорит Величкина.

Бахшиева отмечает, что сейчас «Теплый дом на горе» ищет новое помещение под приют, поскольку срок аренды квартиры закончился. «Хозяева, может быть, и разрешили бы жить в этой квартире дальше, но соседи почти каждый день жалуются на приют участковому, который вынужден приходить на вызовы к нам», — говорит Бахшиева. По словам жителей дома, в квартире часто шумят дети и живут непонятные одинокие женщины. «Типа, мы там бордель развели», — объясняет логику жалобщиков заместительница приюта. Пока руководительницы убежища не знают, куда переедут: не все хотят сдавать дом под приют. Другие же арендодатели заламывают цены, считая, что приют снимает недвижимость с коммерческой целью.

Жители Северного Кавказа пока довольно неохотно говорят о проблемах домашнего насилия, им неловко признавать, что в республиках это скорее распространенное явление, чем исключение, говорит организатор движения «Хотæ» («Сестры») в Северной Осетии Агунда Бекоева. 

Движение «Хотæ», направленное на помощь женщинам, пострадавшим от домашнего насилия, возникло в ноябре 2019 года после громкого убийства жительницы Владикавказа Регины Гагиевой бывшим мужем. «За три месяца существования проекта мы получили почти 40 обращений. Чаще всего речь идет о рукоприкладстве и об угрозах со стороны мужа. Обычно нам пишут молодые женщины с двумя-тремя детьми. Очень часто бывает, что мужья грозятся отобрать у них имущество, вешают на них кредиты, выгоняют из домов с детьми. Были случаи, когда девушек шантажировали, отбирали документы», — рассказывает Бекоева. Многим из тех, кто обратился с просьбой помочь, попросту некуда идти, отмечает она. 

«Приют нужен любому крупному городу. У нас действуют бесплатные центры психологической помощи, но никто о них не знает, потому что нигде нет доступной информации о них», — говорит активистка. Она и ее соратницы предлагали властям создать кризисный центр, но каждый раз это предложение «повисало в воздухе», отмечает Бекоева. «Так будет и впредь, пока общество не признает, что все громкие случаи убийств и избиений — это не статистическая погрешность. У нас есть проблема. Надо ее признать», — говорит она.

Вы можете помочь организации «Женщины за развитие», которая руководит приютом «Надежда».

Сайты организаций не имеют SSL-сертификатов — передача данных о ваших банковских картах может быть рискованной. Деньги можно перевести на указанные на сайтах реквизиты через онлайн-приложение вашего банка.

Мария Климова

  • (1) Почему не указаны фамилии?

    По просьбе Мадины.

  • (2) Исламский брак

    Религиозный брак, который заключается в присутствии имама и двоих свидетелей-мужчин после того, как жених и невеста произносят специальные священные слова. Далеко не все пары после обряда бракосочетания регистрируют свои отношения официально, поэтому с точки зрения государства они не являются законными супругами. Некоторые не идут в ЗАГС даже после рождения детей. Это затрудняет разрешение споров об алиментах и разделе имущества.

  • (3) Не могли физически или по каким-то другим соображениям?

    Не физически. В традиционалистских обществах, где практикуется похищение невест, девушка считается опозоренной, если провела ночь вне дома своего отца. Даже если это случилось против ее воли. При этом единственным общественно одобряемым действием для нее становится вступление в брак с похитителем.

  • (4) Напомните, что это

    Предусмотренная федеральным законом для свидетелей, потерпевших, истцов и других участников уголовного процесса процедура защиты их жизни и здоровья.