«Не каждое слово „гей“ — пропаганда» Активисты SERB сорвали спектакль о каминг-аутах в «Театре.doc». Мы поговорили с его режиссером

Вечером 28 августа в «Театр.doc» ворвались 12 активистов движения SERB и сорвали показ документального спектакля «Выйти из шкафа», посвященного жизни российских геев. Полиция, приехавшая после многочисленных звонков сотрудников театра и их знакомых, задержала режиссера, Анастасию Патлай, и двоих зрителей. На одного из них был составлен протокол о мелком хулиганстве. Режиссеру пришлось объяснять, почему среди зрителей был несовершеннолетний. В интервью «Медузе» Анастасия Патлай рассказала, что у всех посетителей спектакля проверяли возраст (зритель, оказавшийся несовершеннолетним, показал паспорт с 2000-м годом рождения), а полицейские проигнорировали жалобы администрации на срыв спектакля.

— Расскажите про спектакль «Выйти из шкафа».

— Это спектакль про каминг-ауты. О том, как люди 30-40 лет, то есть взрослые, принимают решение рассказать своим родителям, что они геи. И о том, как их матери, пройдя через сложные этапы осмысления и осознания, принимают своих сыновей, потому что любят их и доверяют им. Это спектакль про доверие и любовь между взрослыми сыновьями и их матерями. Он документальный, про реальных людей. Вместе с актером Валерием Воронецким мы взяли в районе 30-40 интервью у разных гомосексуалов и их матерей. Пара историй легла в основу сюжетной линии спектакля, остальные стали контекстом, фоном. Наши герои — открытые гомосексуалы. Они очень поддерживают наш спектакль, рады, что поучаствовали в этом. 

— Когда появился спектакль? Раньше с этой постановкой не возникало проблем?

— Спектакль создан в 2016 году. Мы показывали его как в Москве, так и в Санкт-Петербурге. Он уже практически три года в репертуаре «Театра.doc». Так что, это совсем не новый спектакль, никакая не премьера. На него ходит публика, причем разная: гетеросексуалы, взрослые, молодые совершеннолетние люди. На входе мы всегда проверяем паспорта у зрителей. На всех рекламных материалах указан возрастной ценз «18+». 

Проблем не было. Был случай, когда на спектакль в июле прошлого года в Москве по вызову петербургских гомофобов пришла полиция. Они пришли за час до начала, спросили, что мы делаем. Я рассказала про спектакль, о чем он. Объяснила, что мы проверяем паспорта, соблюдаем закон. Но мы знаем, что в наш адрес в петербургских гомофобных группах во «ВКонтакте» есть угрозы, выражение ненависти, призывы сорвать спектакль, вызвать полицию для разоблачения театра как «гнезда содомии». Полиция все сама погуглила и осталась нас охранять, потому что мы были под возможным ударом. 

Еще один инцидент был в прошлое воскресенье в Петербурге, где мы показывали спектакль. Там очень выдрессированные, активные гомофобные активисты. Они все время срывают акции ЛГБТ-активистов. На «Выйти из шкафа» и «Кантград» (его показывали в субботу) приходила полиция. На «Выйти из шкафа» это было совершенно беспардонно. Там опен-спейс, зона сцены отделена от зрительного зала и остального пространства только колоннами. Вдруг [во время спектакля] за этими колоннами начал ходить мужчина с оружием на поясе, но без формы. Я была на сцене, заменяла одну актрису. Естественно, это довольно ужасно все было. По окончании спектакля [сотрудники полиции] стали проверять паспорта у зрителей, потому что их вызвали питерские гомофобы с воплями, что здесь «развращают детей». Мне кажется, то, что произошло вчера — продолжение этого «Марлезонского балета». 

— Расскажите о вчерашних событиях. Что случилось во время показа «Выйти из шкафа»?

— Вчера мы опять у всех зрителей на входе проверили паспорта. Все они были старше 18 лет. Когда зрители расселись, я сделала объявление. Еще раз сказала, что спектакль предназначен для людей старше 18 лет, что он про гомосексуалов и сделан по интервью с гомосексуалами. Мы не вводим никого в заблуждение и всегда говорим, что спектакль имеет возрастной ценз — это в наших же интересах.

Начался спектакль, я сидела в комнате администратора. Через 10-15 минут после начала я услышала в зале топот. Мимо двери [к выходу] прошел один из зрителей — здоровенный амбал. Он хлопал дверью и говорил: «Что вы мне здесь показываете? Какой разврат». Я сказала, что предупреждала перед началом спектакля, о чем он. Но он продолжил: «Я не знал, что это такая гомосятина». Потом вышел второй парень — он обратил на себя внимание еще на входе тем, что потел, краснел и долго не мог найти билет. Мы раза три проверили у него паспорт и даже сфотографировали [его], потому что он выглядел чуть более юным, а в паспорте было написано, что он 2000 года рождения. Он тоже с возмущением, «что вы мне тут показываете?», вылетел из зала. 

Потом они [оба зрителя] вернулись в сопровождении 10 взрослых людей, у которых были камеры с включенными фонарями на селфи-палках. Они направили камеры на меня: «Покажите, где у вас тут гнездо разврата?» Я представилась режиссером спектакля и сказала, что если они хотят поговорить, лучше сделать это на улице, а не в коридоре. Они сказали, что вызовут полицию, потому что в зале есть несовершеннолетние. Я предложила им подождать полицию за дверью и сказала, что мы тоже вызовем [полицию]. Они не послушались, прошли в зону сцены. Когда я увидела, что их никак не остановить, я вышла на сцену, попросила артистов прервать спектакль и объяснила ситуацию зрителям. Толпа провокаторов стала кричать зрителям оскорбительные слова, типа «пидарасы, содомиты, гомосеки» — весь набор стандартной гомофобной риторики. Я просила зрителей остаться, объясняя, что мы ждем приезда полиции и надеемся продолжить спектакль. 

— Вы все-таки сами вызвали полицию?

— Я позвонила мужу и попросила его вызвать полицию. Позвонила Зое Световой и попросила ее найти адвоката. Зарема Заудинова стала звонить в полицию. Когда полиция потом везла нас в отделение, сказали, что было много разных звонков. 

Я выглянула на улицу, чтобы посмотреть, едет ли полиция, и увидела там мужчину, который размахивал флагом с желто-черными полосками. У него был плакат ненависти в адрес «Театра.doc» и ЛГБТ. То есть это все было под флагом — совершенно политическое выступление. Еще у одного из мужчин [в зале] была бейсболка с надписью SERB. 

— Как повели себя полицейские?

— Полиция повела себя так, будто они знают этих людей [активистов SERB] давно и вообще не интересуются фактом хулиганства в театре, срывом спектакля. Ни у одного из этих людей [провокаторов] полиция не проверила документы. Они вели себя как одна команда с SERB. Они заранее знали, что здесь есть несовершеннолетние, и все, что надо — разобраться с этим. 

— Вас потом с еще двумя людьми доставили в отделение. Кто они?

— Когда приехала полиция, провокаторы устроили драку с участием зрителя. Одна женщина [из активистов SERB] закричала: «Женщину бьют», другой провокатор положил зрителя то ли на лопатки, то ли лицом вниз. Полиция сразу надела на этого зрителя наручники и отвела в машину, не стала разбираться, что это была провокация. Со мной в машине в ОВД ехал зритель (его зовут Антон Ткачук) и парень, который показывал паспорт с 2000-м годом рождения. Он оказался несовершеннолетним. 

— Как это возможно? У него был поддельный паспорт?

— Видимо, такой подлог. У меня есть фотография этого паспорта. У него была распечатка [паспорта]. Он сказал, что у него нет оригинала. Мы ему говорим: «Покажите хотя бы фотографию в телефоне». Он показал, и везде там стоял 2000 год рождения. 

— Что от вас хотели в полиции?

— Меня повезли в ОВД «Замоскворецкое» давать объяснение. Я человек, впервые оказавшийся в отделении. Я не очень понимала, кому я даю объяснение. Когда приехал адвокат «ОВД-Инфо», выяснилось, что объяснение я давала инспектору по делам несовершеннолетних. Я указала все как было: про предупреждения, про цензы и про то, что юноша показал мне паспорт, где был 2000 год рождения. Потом инспектор опрашивала этого парня — к нему еще отец приехал. [В отделение приехала] женщина из числа провокаторов, писать заявление о том, что ее избил зритель [Антон Ткачук], хотя он ее не избивал. Когда я давала объяснения, дверь была открыта, они [провокаторы] комментировали все: «Содомия, утопить, расстрелять». 

— Полицейские им не препятствовали?

— Нет. 

— Чем для вас все закончилось?

— Инспектор по делам несовершеннолетних сказала, что не знает, что будет дальше, «со всем разберемся». Она долго опрашивала несовершеннолетнего с отцом, потом ничего не сказала. Когда приехал адвокат и еще две зрительницы, которые были с Антоном, каждая из нас написала по заявлению о хулиганских действиях в театре. Зрители испытали стресс, шок и моральный ущерб. Потом адвокат пошел к зрителю [Антону Ткачуку]. Мы попросили, чтобы он тоже им занялся, потому что он [Антон] на тот момент был в более плачевной ситуации, чем мы. 

— На Антона Ткачука в итоге составили протокол о мелком хулиганстве, да?

— Видимо, да. Он провел ночь в полиции и в восемь утра оттуда уехал. Скорее всего, ему придется платить штраф. Я думаю, мы ему поможем в этом. 

— После того, как вас увезли, спектакль продолжился, но SERB не ушли?

— Полиция проконтролировала, чтобы активисты вышли. Они оставались снаружи. Администратор наша изнутри заперла театр. Большая часть зрителей, 80%, остались и с вниманием досмотрели спектакль, поблагодарили актеров. Мы завершили дело, которое должны были зрителям, купившим билеты. Человек 10-15 ушли, но мы им сказали, что они в любой момент по своим билетам могут прийти на спектакль. 

— Один из лидеров движения SERB Гоша Тарасевич сказал, что отдельное недовольство вызвала «провокационная афиша в отношении Путина». О чем речь?

— В театре есть спектакль «Берлуспутин», он идет уже лет пять или шесть. Режиссер Варвара Фаэр адаптировала пьесу итальянского драматурга Дарио Фо. В ней главный герой — человек, наполовину Берлускони, наполовину Путин. К моему спектаклю он не имеет отношения. 

— Как думаете, почему именно сейчас к «Выйти из шкафа» столько внимания провокаторов?

— Мне кажется, градус ненависти в нашем обществе повышается. Есть такие группировки как SERB и «НОД», есть куча троллей в интернете, которые сидят у кого-то на зарплате. Потому что кому-то выгодно состояние тревожности и ненависти в обществе. 

Может быть, это делается для отвлечения внимания в преддверии московских выборов. Учитывая ситуацию с незарегистрированными кандидатами, уличной активностью по этому поводу, с тем, что не разрешили проводить митинги в конце августа, это может быть просто: «Ребята, давайте отвлечем нашу аудиторию перед выборами, переключимся на гомосеков». За последние годы пропаганды ненависти у электората, большинства, толерантность не воспиталась. Поэтому гомофобия — очень ресурсная тема для политики. Я политикой не занимаюсь. Я делаю спектакль про любовь, чтобы все друг друга понимали, находили общий язык. Конечно, очень неприятно, когда суть этого дела извращается, когда ты становишься объектом нападений. 

— Вы планируете дальше показывать этот спектакль?

— Конечно, спектакль стоит на 28 октября — довольно большой перерыв появился не специально. У нас продаются на него электронные билеты. Мы планируем играть, потому что никаких оснований его не играть у нас нет. Мы не нарушаем закон, мы ничего не пропагандируем. Начнем с того, что это не пропаганда гомосексуализма. Не может каждое произнесенное слово «гей» являться пропагандой. Это чушь. И то, что мы с совершенно спокойной интонацией рассказываем об историях конкретных людей, не является пропагандой гомосексуализма. Это еще надо доказать, что оно чем-то является.