«Для нас „Балтийский путь“ — это как День Победы для многих россиян» 30 лет назад два миллиона литовцев, латышей и эстонцев выступили против советского режима

Ровно 30 лет назад, вечером 23 августа 1989 года, около двух миллионов жителей Литвы, Латвии и Эстонии, входивших тогда в состав СССР, выстроились в одну из самых длинных живых цепей в истории, которая протянулась более чем на 675 километров от Вильнюса до Таллина. Акция, получившая название «Балтийский путь», была приурочена к 50-летию подписания Пакта Молотова-Риббентропа, в результате которого Советский Союз вскоре присоединил страны Балтии. Участники акции хотели показать миру незаконность действий сталинского СССР, и она стала одним из важных символических этапов движения за их независимость. Журналист «Медузы» Дмитрий Карцев поговорил с директором Института истории Литвы Альвидасом Никжентайтисом о том, кто был инициатором этой акции, как отреагировал Кремль на мирный протест и почему лично он вспоминает о том дне с досадой.

«Люди радовались больше, чем если бы Литва выиграла чемпионат мира по футболу»

— Что лично у вас осталось в памяти о том дне?

— Досада.

— Почему?

— Потому что я перед этой акцией поехал на конференцию в Казань. Организаторы обещали, что купят авиабилеты, чтобы я успел на акцию, но оказалось, что мы должны были поехать обратно поездом. И я сам лично не cмог участвовать и, конечно, об этом очень сожалею и никогда не забуду эту поездку. Хотя и город, и сама поездка были очень интересными.

— А о чем была конференция?

— Знаете, сейчас даже не вспомню. В памяти остался сам факт, что я из-за этой конференции не успел на «Балтийский путь», вот это было для меня самое важное. Когда я вернулся, была просто эйфория, это было главной темой всех разговоров. Все рассказывали, как они участвовали; люди радовались больше, чем если бы Литва выиграла чемпионат мира по футболу, чего никогда вообще, наверное, в истории не будет. Футболом или баскетболом интересуется много людей, но не так много, как участвовали в этой акции.

— Откуда вы заранее знали, что акция планируется?

— В принципе, «Балтийский путь» был пиком разного рода демонстраций, потому что движение началось до этого, и уже тогда у нас в Литве хотя бы часть масс-медиа была более-менее свободна. И конечно, что акция готовится, что она состоится, в общем, знали все, потому что это была очень актуальная тема.

Некоторые из митингов, которые проходили до того, в одном только Вильнюсе собирали 100-тысячную толпу, что для Литвы, конечно, очень-очень много. Это был тот контекст, при котором в головах тогдашних «неформалов» только и могла появиться мысль, что такая акция окажется успешной.

— То есть «Балтийский путь» был не началом этого движения, а вершиной?

— Знаете, если мы говорим о разного рода революциях, то каждая имеет свои этапы. И «Балтийским путем» этот мобилизационный этап завершился. Этот этап очень важный, и [при этом] мы видим, что в отношении мобилизации общества это не уникальная акция. В других странах эта мобилизация производилась другими способами. Например, ту же роль, что «Балтийский путь», в Польше сыграли визиты папы римского Иоанна Павла II, когда поляки массово собирались на встречи с польским папой. Тогда у тех, кто хотел освободиться от ига коммунизма, появилось чувство, что их очень много. Так же и «Балтийский путь» здесь, в странах Балтии: люди увидели, что желание отделиться от Советского Союза объединяет не какие-то сотни людей, не какие-то тысячи, а оно стало по-настоящему массовым, что его разделяет большинство.

«Идея „Балтийского пути“ родилась в Эстонии»

— Кто был инициатором этой акции?

— Сейчас многие спорят, и это, кстати, обычное дело после акций, которые удаются. Как показывают исследования моих коллег, самая большая вероятность, что «Балтийский путь» придумали эстонцы, а предложение было сделано в Таллине во время ассамблеи Народных фронтов [в мае 1989 года]. И эту идею тогда поддержали как латыши, так и литовцы.

— Значит ли это, что в Эстонии движение за независимость было самым мощным?

— Вы знаете, на исходе советского времени был очень хороший анекдот, который отвечает на ваш вопрос: «Эстонцы будут бороться за свою независимость до последнего литовца». Конечно, никто не может отрицать факта, что первый Народный фронт появился именно в Эстонии, и как раз эстонский пример был одной из причин, что в Литве создалось аналогичное движение. То есть оно и так уже создавалось, но все-таки здесь уже появился конкретный пример.

Но если мы посмотрим на силу этих Народных фронтов, то просто из-за того, что Литва из трех балтийских республик была самой большой, втрое больше той же Эстонии, то «Саюдис» играл куда большую роль, чем Народный фронт Эстонии. Но и, конечно, национальный состав общества был совсем другим, потому что в Литве было около 80% граждан литовского происхождения. А мы знаем, что в Эстонии процент был совсем другой и, конечно, Народный фронт Эстонии, и еще больше Латвии, должен был лавировать между титульной нацией и национальными меньшинствами. В Литве такого не было.

— В одной из статей, посвященных «Балтийскому пути», я прочел, что начало ему, как и вообще реальному движению за независимость, дало «готландское коммюнике». Его подписали литовские эмигрантские организации, поставившие своей целью восстановление независимой Литвы. Какова вообще была роль литовской эмиграции в этих событиях?

— Да, это коммюнике важно, но его значение не стоит преувеличивать. Оно как раз в том, что его подписали не только разные эмигрантские организации, не только представители оппозиционных движений в Литве, но также и представители Компартии Литвы.

Это было первым признаком, что в этом народном движении партийная принадлежность перестала играть главную роль, а на первый план выходила национальная идентичность. Но куда более важным событием, конечно, было отделение литовской Компартии от Коммунистической партии Советского Союза. Даже те коммунистические функционеры, которые не были уверены, что этот шаг — правильный, не предпринимали каких-либо действий, чтобы остановить эти процессы. Я думаю, они тоже видели, что это почти невозможно.

Сегодня об этом говорят не очень много, но на самом деле, мне кажется, это имело очень большое значение. Благодаря этому, в частности, литовскому обществу удалось избежать большой конфронтации. Но у этого, конечно, были и негативные последствия. Потому что бывшие партийные функционеры затормозили процесс декоммунизации, когда Литва стала независимой.

— «Саюдис» с самого начала поставил цель добиться независимости?

— Нет, потому что у таких движений, в принципе, не бывает с самого начала какой-то конкретной цели. Понимание, что Литва должна быть независимым государством, появляется уже после «Балтийского пути». В этом смысле более значимая символическая дата — это празднование 16 февраля 1990 года дня независимости межвоенной Литовской республики. Вот во время этих торжеств эта идея стала очень конкретной и осязаемой.

«Латышский Народный фронт был слабым звеном»

— Мы много говорим о литовском «Саюдисе», вы упомянули эстонский Народный фронт. А какую роль сыграли латыши?

— Латышский народный фронт был в силу объективных причин самым слабым звеном. Но, конечно, все эти действия координировались не только с эстонцами, но и с латышами тоже.

— Объективные причины — это самое большое русскоязычное население среди трех республик?

— Да, конечно. Очень многие жители тогдашней Латвии приехали туда после Второй мировой войны, и они не были полностью интегрированы в латышское общество. Русскоязычных «гетто», позволю себе так выразиться, которые жили своей жизнью в Латвии, конечно, было куда больше, чем в Литве.

— Как реагировало на происходящее русскоязычное население?

— Здесь мы должны говорить о том, как в принципе во время революционных событий ведут себя представители национальных меньшинств. Естественно, они боятся перемен, потому что перемены могут ухудшить их положение. Это не только литовский феномен — есть исследования, что в Польше, где движение «Солидарность» было очень популярным, среди белорусского меньшинства оно поддержкой не пользовалось.

В Литве появилось «Единство», но я бы сказал, что довольно большая часть русскоязычного населения поддержала идею литовской независимости, и уже по итогам первых свободных выборов представители русскоязычного меньшинства вошли в новоизбранные органы власти.

Примеров позитивного сотрудничества с русскими в Литве очень много. Но опять же, всем движениям [за независимость] свойственно, что доминирующий народ часто забывает об интересах других. Чувствительности к национальным меньшинствам, возможно, не хватило. И это я могу сказать уже не только как человек, который пережил эти события, но и как исследователь. Но это было явлением, я бы сказал, объективным, потому что, в принципе, каждый народ и немножко эгоистичен, и думает только о своих интересах.

«Назвав людей экстремистами, Кремль сам себя сделал их врагом»

— Не было ли страха, что советское руководство окажет сильное противодействие, в том числе и силовое?

— Конечно, все время было чувство, что могут повториться события в Чехословакии и Венгрии, но было ясно и то, что в Литве подавить это движение могут только советские войска, а местные власти такую инициативу уже не проявят. Это, в принципе, было ясно уже во время «Балтийского пути». А после него это ощущение стало полностью доминирующим.

Но это аналитический вывод. И он, конечно, не означает, что так думало большинство литовского общества. Сейчас уже некоторые локальные исследования про историю появления групп «Саюдиса» в литовской провинции [показывают], что там сохранялась осторожность, что номенклатура Коммунистической партии еще была довольно сильна. И, в принципе, по событиям в Каунасе, Вильнюсе и других больших городах мы не можем судить о ситуации в целом по Литве.

— Значит, страх сохранялся?

— Да, эта боязнь, что может что-то случиться, [чувство], что надо быть осторожным, в провинции точно сохранялась. Конечно, это прежде всего относится к людям старшего поколения, которое пережило советизацию Литвы, первые послевоенные годы, сталинские репрессии. Вот эти люди были очень пессимистичны. Они говорили, что Советский Союз — это мощная сила и ничего не получится.

Но если мы посмотрим на тех, кто стоял у истоков «Саюдиса» и «Балтийского пути», то это литовская интеллигенция, представители которой созрели во времена [Никиты] Хрущева. В некотором смысле, за то, что случилось в странах Балтики, несет ответственность, — с моей точки зрения, позитивную, — именно первый секретарь Хрущев, потому что «оттепель» дала веру в то, что в Советском Союзе можно что-то изменить…

— Тем, кому в 1960-м было 20 лет?

— Да, 20-25. Я все время вспоминаю очень известного литовского писателя и поэта [Юстинаса] Марцинкявичюса, который был среди моральных лидеров «Саюдиса». Его друзья и близкие рассказывали, как во времена Хрущева он ходил к своим знакомым и уговаривал их вступать в Коммунистическую партию Советского Союза, чтобы менять эту систему изнутри. Это один пример, но я думаю, что он очень типичный для той генерации, которая, в итоге, проложила путь к независимости. 

Хотя радикализация литовских устремлений, я думаю, была неизбежна, руку к этому приложил Кремль — неадекватными реакциями на мирную акцию жителей республик Балтии. 

— Что вы имеете в виду?

— Лживые тексты, прежде всего, в «Правде», обращения Центрального комитета Коммунистической партии. Есть разные оценки, сколько людей участвовали в этой акции, но, как минимум, один миллион. Из них 600 тысяч — литовцы, одна шестая всего населения республики. Это само по себе очень много, а сочувствующих, конечно, было куда больше: мы можем точно сказать, что позитивно на эту акцию смотрело большинство жителей балтийских республик. Называя большинство экстремистами, Кремль в глазах многих литовцев, эстонцев и латышей сам себя превратил во врага.

Я все время вспоминаю важный штрих, которого, может быть, сегодня нам не хватает, литовцам, литовскому обществу, — тогда мы очень четко разграничивали Кремль и россиян, потому что реакция жителей России, жителей других республик Советского Союза на эту акцию была довольно одобрительная. Ведь она была связана с процессами десталинизации, которые происходили во всем Советском Союзе. Многие люди в Москве, в Ленинграде, других российских городах смотрели на эту акцию как на легальный протест против преступлений, которые совершил Сталин. Тогда с россиянами было легче разговаривать, чем сегодня. Хотя несколько раз приходилось встречаться с россиянами, которые помнят «Балтийский путь», и я был удивлен, что их воспоминания до сих пор остаются очень позитивными. 

— Каково было отношение к Михаилу Горбачеву? И какое оно сейчас?

— Вы знаете, здесь мнения расходятся, и в Литве в первую очередь. Я бы сказал, что в доминирующем нарративе Горбачев точно не фигурирует как позитивный герой. Литва пережила две стадии: в начале перестройки Горбачев был одним из самых популярных советских деятелей и в Литве. Мы пережили такое явление, как «горбомания» — почти что культ Горбачева. Ведь даже «Саюдис» — это изначально было движение за ускорение перестройки. Курс Горбачева на перестройку, на гласность, очень поддерживался. Многие литовцы очень позитивно вспоминают другого секретаря Компартии [Александра] Яковлева, который до сих пор считается чистым демократом.

Но уже в ходе перестройки из-за компромиссов, на которые, наверное, неизбежно шел Горбачев, у многих литовцев, в том числе и у меня, появилось большое желание, знаете, рассказывать про него анекдоты, я бы сказал. И та любовь к Горбачеву, которая сохранялась в западных странах, прежде всего в Германии, в самые последние годы советской власти перестала быть нам понятной.

Но, прежде всего, это связано не с «Балтийским путем», а с январскими событиями 1991 года. Многие считают — и, наверное, обоснованно, — что без санкции генерального секретаря Коммунистической партии эти кровавые события не произошли бы. Вот это пятно на памяти о нем точно останется.

«Советский режим мстил людям моего поколения»

— Вы сказали о преступлениях Сталина. «Балтийский путь» был приурочен к подписанию пакта Молотова-Риббентропа. Насколько хорошо жители Балтии, в частности, Литвы, были осведомлены о деталях тех документов и их трагической роли в истории?

— Знаете, очень трудно говорить о всех слоях литовского общества. Сам факт существования этого договора был довольно широко известен. Еще в 1987 году прошла демонстрация против этого пакта, разные диссидентские группы поднимали этот вопрос. Но смотреть надо немножко шире — на процесс советизации как таковой.

Мы здесь имеем совсем другую ситуацию, чем, например, в России, Белоруссии, Украине или других советских республиках. Семейная память, если не о пакте Молотова-Риббентропа, то о коллективизации, сталинском терроре, депортации, была жива везде. Но, в отличие от остальных республик, здесь хорошо помнили о том, как было до этого.

Советский режим мстил даже людям моего поколения, которые родились уже в советское время, за прошлое моих родителей, моих родственников. Я не знаю, насколько это было распространено по всему Советскому Союзу, но в Литве ты не мог поступить учиться на некоторые специальности, если у твоих родителей были какие-то антисоветские пятна [на репутации].

И именно такие маленькие вещи складывались в понимание, что советский режим — это нелегальный режим, противозаконный, что он принесен нам силой, что он дорого обошелся литовскому обществу.

Конечно, пакт и секретные протоколы к нему стали символом того, что я назвал нелегальной советизацией балтийских стран, символом оккупации балтийских стран. До «Балтийского пути» пакт Молотова-Риббентропа, или Гитлера-Сталина, возможно, не имел такого значения, но после него стал одной из важных частей современной литовской идентичности. 

— Если открыть в Википедии статьи о «Балтийском пути» на литовском, латышском и эстонском языках, то они все не очень большие. Насколько важное место «Балтийский путь» занимает в исторической памяти балтийских народов?

— Мы можем говорить о некой метаморфозе, которая произошла в Литве. В центре «Балтийского пути» стоял пакт Молотова-Риббентропа. Можно сказать, что в то время большинство жителей этих республик ощущали себя жертвами советского режима, прошлого вообще. В последние годы мы видим совсем другое, особенно на примере Литвы. Это был день пакта Гитлера-Сталина, а теперь это еще и день «Балтийского пути».

Сейчас «Балтийский путь», наряду с январскими событиями 1991 года, — это что-то похожее на День Победы для довольно большого числа россиян. Именно эта интерпретация стала доминирующей, а сам пакт Гитлера-Сталина понемногу отходит на второй план.