«Цена протеста теперь — тюрьма» В России возбудили новое уголовное дело против протестующих. И оно очень похоже на «болотное»

Следственный комитет возбудил уголовное дело о массовых беспорядках после акции протеста 27 июля в Москве. Организаторам беспорядков по российскому законодательству грозит до 15 лет лишения свободы, участникам — до восьми лет, а тем, кто призывает к участию, — до двух лет. Одновременно расследуются три уголовных дела о нападении на представителей власти. «Медуза» поговорила о новом масштабном преследовании протестующих с главой правозащитной организации «Агора» Павлом Чиковым, главным редактором издания «Медиазона» Сергеем Смирновым и фигурантом «болотного дела» Алексеем Гаскаровым — о том, как устроены массовые репрессии против протестующих и почему в этот раз эта тактика может дать сбой.

Павел Чиков

Глава международной правозащитной группы «Агора»

Это уже не акт [устрашения] перед акцией, это уже точно вторая «болотка». Концепция поменялась [по сравнению с предыдущими акциями протеста] — повышение ставок. Власть посылает сигнал: цена протеста теперь — тюрьма. Только на дворе не 2012 год, когда после нескольких мягких медведевских лет жесткий разгон и обыски с арестами были шоком. Сегодня мало кто боится провести пару лет за решеткой за свои убеждения.

[По поводу перспектив дела] дела возбуждаются, чтобы отправляться в суд за обвинительным приговором. Организаторами [протестов в уголовном деле] неминуемо должны быть известные люди. Не могут быть организаторами протеста в Москве не известные никому люди. Следовательно, мы все их знаем. Следовательно — они под основным риском.

Я не видел всего происходившего [на протестах 27 июля], но [с юридической точки зрения] организации массовых беспорядков не было точно. Участников [протестов] постараются отловить тех, кто применял насилие, — с видео и прочими доказательствами. Правда, о таких не особо и сообщалось. Призывы [к беспорядкам] будут искать по интернету.

Алексей Гаскаров

Фигурант «болотного дела»

Я сам не был на акции 27 июля, но следил. Это не очень похоже на то, что было на Болотной площади. Гораздо меньше масштаб, меньше конфликтных ситуаций. Сейчас они [следователи] цепляют какие-то очень простые истории. Например, уголовное дело против человека, который бросил урну. Ну это полная фигня по сравнению с Болотной. Там таких эпизодов было много.

Конечно, то, что было 27 июля, не является массовыми беспорядками. Я все это очень подробно изучал во время «болотного дела». Для того чтобы действие можно было считать массовыми беспорядками, должен быть целый ряд признаков. Например, эти действия должны быть направлены на дезорганизацию нормальной деятельности какого-либо учреждения или чего-то подобного. Кроме того, должно быть очевидное применение насилия со стороны протестующих. И это насилие должно идти именно со стороны протестующих, а не когда их окружило кольцо полицейских и люди просто попытались вырваться. Здесь же все притянуто за уши и ни о каких беспорядках речь не идет.

Совершенно очевидно, что СК применяет статью о массовых беспорядках в чисто политическом ключе. Это абсолютно политическая история. Как только протест выходит за минимальные отведенные властью рамки — применяется эта статья. Это — основная цель.

Еще одним важным фактором кажется то, что со времен Болотной они создали огромную силовую машину, которая заинтересована в подобных делах. Заинтересована создавать такую повестку внутри власти, что это все делают приезжие, что все это Майдан. Сейчас кажется, что наверху, где принимаются решения, побеждает самая невменяемая фракция.

Сложно понять, что будет дальше. Им в голову не залезешь. Ведь даже если бы всех [независимых] кандидатов допустили, у них бы все равно не было большинства [в Мосгордуме]. Я в целом не понимаю, почему они [власти] решили так упереться. Но сейчас они уже создали прецедент, когда в Москве все видят, как власти относятся ко мнению людей. То, что они делают сейчас, демотивирует ту часть общества, которая нацелена что-то делать и создавать в России. Очень четко понятно, кого именно власть не услышала.

Сергей Смирнов

Главный редактор «Медиазоны»

Не нужно забывать, что перед акцией 27-го числа появилось дело по 141-й статье. Власти увидели, что люди все равно вышли на улицу. А если уголовные дела не пугают людей, нужно повышать градус. Нужно, чтобы по делам были задержанные, обвиняемые. Нужно, чтобы люди боялись.

Поэтому, думаю, будет раскручиваться новое «болотное дело». Они [власти] видят, что уличная активность на подъеме, и помнят 2012 год, когда именно уголовными делами удалось заставить людей покинуть улицу. Думаю, они хотят сделать то же самое и здесь. Главная цель властей и силовиков — чтобы людей было на улицах минимум. Они решили, что людей там уже слишком много. Слишком неприятная для них ситуация.

Возможно, сейчас будет поменьше задержанных, чем по «болотному делу», но я не верю, что обвиняемых совсем не будет. Боюсь, мы перед новым масштабным делом.

С точки зрения организации [массовых беспорядков] — вряд ли в ближайшее время будут какие-то обвинения. Не думаю, что организаторами могут сделать незарегистрированных кандидатов. Все же организаторы должны были на месте работать с людьми.

А вот с точки зрения участия и призывов, подозреваю, фигуранты в деле появятся в самое ближайшее время. Думаю, что до 3-го числа [то есть до даты, на которую назначена новая акция протеста] мы узнаем о каких-то следственных действиях. По нашим данным, они уже начались.

Судя по тому, как было возбуждено дело, в том или ином виде под угрозой сейчас все участники акции. Риски подпасть под уголовное дело есть у всех. Думаю, в этом и есть задача органов. Ведь в реальности никаких намеков на массовые беспорядки на этой акции не было. Я не представляю, как они собираются доказывать эту статью, понимая, что весь мир знает: никаких массовых беспорядков не было. Они с таким же успехом могли завести против протестующих дело о геноциде.

В целом я не верю, что это ответка на новую акцию [3 августа]. Мне кажется, решение о несогласовании акции принимает Москва [то есть мэрия города] в том или ином виде, а решение о возбуждении уголовного дела принималось гораздо выше. Это явно политическое решение, согласованное с первыми лицами государства.