Что nachalnik мне скажет — я то и делаю Американец провел два года в русском СИЗО. Он заказал в Китае растворитель, в составе которого был наркотик

Летом 2017 года Гейлен Грандстафф — американец, живущий в Москве со своей русской женой, — заказал на сайте Alibaba чистящее средство. Вслед за курьером к нему пришли таможенники и полицейские, которые арестовали его, обвинив в контрабанде наркотиков: в составе растворителя, который заказал Грандстафф, оказалось запрещенное в РФ вещество. В итоге американец два года провел в СИЗО; его отпустили, но дело до сих пор не закрыто. «Медуза» рассказывает историю мытарств Грандстаффа в русских изоляторах — и подробности этого очень странного дела: один из свидетелей обвинения заявил, что давал показания, потому что «не любит отказывать силовикам».

«Это какая-то ошибка, ты ни в чем не виноват»

В 2007 году 42-летний пожарный Гейлен Грандстафф познакомился с 20-летней Анной, студенткой Воронежского государственного университета. Анна приехала на лето работать в галерее искусств в маленьком прибрежном городке Мертл-Бич в Южной Каролине, где жила семья Грандстаффа. Гейлен и Анна начали встречаться, и когда виза Анны закончилась, они поженились.

После свадьбы Грандстаффы почти пять лет прожили в США, а в 2011 году, поехав в гости к родителям Анны в Воронеж, решили остаться в России. В поисках работы они перебрались из Воронежа в Москву, оба стали преподавателями английского (пожарный — далеко не первая работа Гейлена; он сменил много специальностей, а диплом педагога получил в Канзасском университете).

В Москве Гейлен вместе с женой ходил в походы, рисовал, учился играть на пианино и гитаре, катался на велосипеде и сам делал виски: купил самогонный аппарат, специальные банки — и даже выписывал из США особые дубовые щепки, чтобы настаивать на них дистиллят, придавая ему характерный вкус и запах настоящего виски, выдержанного в бочках.

В начале лета 2017 года Гейлен, как обычно, заказывал через сайт Alibaba лекарство (у него воспалительное заболевание кишечника — болезнь Крона). Менеджер по продажам, с которым Гейлен общался по скайпу, убедил его заодно купить по акции чистящее средство для металла — Гейлен решил, что ему как раз пора почистить самогонный аппарат, и согласился на дополнительную покупку, чтобы получить бесплатную доставку.

Вечером 18 июля курьер доставил посылку в однокомнатную квартиру, расположенную в конце Дмитровского шоссе (Грандстаффы ее снимают). Через несколько минут туда же пришли таможенники и полицейские в сопровождении понятых и переводчика. После обыска Грандстаффам сообщили, что в посылке находится запрещенное наркотическое вещество — и Гейлен задержан по подозрению в контрабанде психотропных средств.

В ночь на 19 июля 2017 года Гейлена отвезли в изолятор около Ярославского вокзала, и в 23:45 старший дознаватель внуковской таможни поставил свою подпись на свежем уголовном деле по статье 229, часть 3. Потом дело передали в отдел по наркотикам УВД ЗАО Москвы (ставшее знаменитым после дела Ивана Голунова), где оно прошло через руки семи следователей. За то время, пока следователи передавали друг другу дело, Грандстафф сменил три московских СИЗО, его жестоко избили сокамерники, а потом он серьезно повредил колено и мышцы шеи, упав со ступеньки автозака во время конвоирования.

В серьезность этого дела не верили, по его словам, даже те, кто его вел. «Полицейские, которые забирали меня на допрос из дома, сказали „это какая-то ошибка, ты ни в чем не виноват“. Потом, когда одному из них пришлось после суда везти меня в камеру, он не мог мне в лицо смотреть, такой вид у него был: „Какого черта тут вообще творится?“ А последний следователь, который вел мое дело, в последнюю нашу встречу с ним в СИЗО положил перед собой на стол толстую папку с документами, хлопнул по ней ладонью, посмотрел на меня и сказал: „Гейлен, я в курсе, что все это — полная херня. Слушай, я знаю, что ты книжку пишешь — ты уж там не говори, что я такой козел, ты ведь понимаешь: мне что мой nachalnik скажет, я то и делаю“», — рассказал «Медузе» Грандстафф (он беседовал с «Медузой» на английском, время от времени вставляя недавно выученные русские слова).

«Буратино» и «оксик»

Наркотическое вещество, которое было в составе чистящего средства, заказанного Гейленом, — гамма-бутиролактон (ГБЛ). Это растворитель, который еще недавно, до конца 1980-х годов, использовался в медицине: с помощью ГБЛ лечили алкоголизм и бессонницу, его применяли для улучшения памяти. В конце 1990-х вещество и близкородственные ему гамма-оксимасляная кислота и оксибутират натрия стали популярными в России как наркотики «буратино» и «оксик». В 2012 году гамма-бутиролактон внесли в список наркотических средств, запрещенных к распространению на территории РФ. И уже в 2015-м суд вынес первый громкий приговор — ученому из Краснодара Дмитрию Лопатину, который тоже выписал чистящее средство, содержащее ГБЛ, из Китая для чистки солнечных батарей. Лопатина обвиняли по той же статье, что и Грандстаффа, но после разразившегося скандала переквалифицировали статью на более легкую и дали три года условно; недавно Лопатин переехал из России в Германию.

Статья, по которой обвиняли Грандстаффа, предусматривает максимальный тюремный срок до 20 лет. Серьезность положения супруги осознали не сразу. Анна сначала сама вызвалась на допрос к следователю, чтобы доказать, насколько далек ее муж от темы наркотиков: показывала фотографии, где они в походах, говорила, что они придерживаются здорового образа жизни и занимаются спортом. В этом месте следователь, говорит Анна, почему-то заинтересовался и попросил контакты людей, которые могут подтвердить, что Гейлен посещал спортзал; Анна с готовностью их предоставила: спортзалом, который они оба время от времени посещали, владела их общая подруга. Однако на суде выяснилось странное: показания этой подруги звучали совсем не так, как та помнила, — и из них выходило, что Гейлен занимается спортом с каким-то предосудительным рвением, причем не просто физкультурой, а «силовым пауэрлифтингом».

ГБЛ и его производное вещество, натрия оксибутират, способны стимулировать выработку гормона роста у мужчин, поэтому обсуждение этих веществ можно часто встретить на форумах бодибилдеров. «Мы еще не знали, что этот ГБЛ используется для наращивания мышц, — рассказывает Анна. — А получилось так, что как только мы сами сказали про спорт, следствие стало выстраивать что-то в этом направлении».

На следующем судебном заседании у обвинения появился новый свидетель — 43-летний тренер из клинского спортклуба «Химик» Иван Арсентьев. В распоряжении суда уже были его свидетельские показания по поводу применения ГБЛ для наращивания мышц, теперь он должен был их повторить. «Я вообще не знаю, чего они меня позвали в свидетели, а не какого-нибудь реального эксперта», — жалуется Арсентьев в интервью «Медузе» спустя полтора года после дачи показаний.

Арсентьев рассказал, что на процесс в качестве эксперта он попал по рекомендации одного общего с московскими следователями знакомого. «Отказывать силовикам я не люблю — есть негативный опыт», — объясняет Арсентьев. О том, что Грандстафф заказывал не «ГБЛ в другой упаковке», а чистящее средство, Арсентьев узнал во время разговора с «Медузой» — до того он был уверен в виновности Грандстаффа: «По-человечески мужика, конечно, жалко, но ведь он знал, что это нельзя». О свойствах ГБЛ для наращивания мускулатуры Арсентьева на суде спрашивали, а о том, можно ли в этих же целях использовать чистящее средство, в котором ГБЛ был лишь одним из компонентов, — нет.

Корреспондент американской телекомпании ABC Патрик Ривелл в день допроса свидетеля Арсентьева пришел в суд, чтобы сделать короткий репортаж о своем соотечественнике. Ривелла поразила эта картина: огромный Арсентьев, у которого бицепс в диаметре больше головы, рассказывал, как этот некрупный мужчина в клетке вполне мог использовать гамма-оксимасляную кислоту, чтобы «раскачаться».

История так увлекла Ривелла, что он не только снял об этом деле репортаж, но подружился с семьей Грандстафф и продолжил общаться с ними после освобождения Гейлена. «Я был у Гейлена буквально через неделю после освобождения, — рассказывает Патрик „Медузе“. — Больше всего меня потрясло, что он не мог спокойно пересекать порог собственной квартиры: по привычке закладывал руки за спину, когда выходил из помещения, ждал, когда откроют дверь, когда входил. Тюрьма его не сломала, он очень сильный человек — но след, конечно, оставила».

Вскоре после ареста Грандстафф начал рисовать для жены шуточные наброски, которые посылал по системе «ФСИН-письмо»: Анна платила 153 рубля за чистый бланк, на котором Гейлен потом рисовал и отправлял ей. На одном из этих рисунков белый медведь (домашнее прозвище самого Грандстаффа) c испугом смотрит на здоровяка за свидетельской трибуной. Внизу подпись на ломаном русском: «Я никогда не принял стероиды, у меня сверхчеловеческий размер естественно… а мишка выглядит неестественно! может он принимал лекарства для спорта…» Теперь ростовая фигура белого медведя из картона стоит в квартире Грандстаффов.

Что такое dorogi?

Хотя к моменту задержания Грандстафф прожил в России уже шесть лет, по-русски он почти не говорил. Пришлось выучить язык: нужно было как-то общаться с сокамерниками и охраной, но самое главное — писать письма жене. Все письма просматриваются тюремной цензурой, писать можно только по-русски. Гейлен быстро понял, что слова, выученные от сокамерников, уместны далеко не в любой ситуации: shkonka, shmon, musor, obschak. Пришлось пользоваться словарями; за год он истрепал два. Под конец Грандстафф писал заявления и за себя, и за сокамерников.

Принципиальность Грандстаффа нередко приводила к конфликтам. Находясь в камере с уголовниками, Гейлен попробовал запретить им варить в камере брагу и читать чужие письма, которые проходили по тайной почте через камеру. «Наша камера была таким узлом связи, через нее проходили dorogi из четырех других, — рассказывает Грандстафф. — Знаете, что такое dorogi? Это тюремная почта. И я заметил, что мои сокамерники читают чужие письма. Я сразу сказал: эй, так нельзя. Я же тоже этой системой пользовался. Но читать чужие письма нельзя! И я сказал: все, теперь никаких дорог в этой камере. Хочешь дорогу — попроси охрану, пусть переведут тебя в другую камеру».

Поскольку Грандстафф часто отлучался из камеры, чтобы позвонить жене, сокамерники решили, что он на них доносит. Его избили — для этого специально перевели в камеру, где сидели несколько десятков уголовников. «Меня заводят в камеру, а там человек 25 — или даже 30, и все против меня, — рассказывает Гейлен. — Ну, конечно, меня поколотили. От одного или двух я могу легко отбиться, но от 20 уже никак. У меня потом был такой вид, что ко мне не пускали сотрудников американского посольства — чтобы они не увидели, в каком я состоянии». После избиения он «писал zayavleniya 17 дней подряд», и только на 18-й его перевели в лазарет.

Анне тоже пришлось ходатайствовать за него перед администрацией СИЗО: «После того нападения ему сказали, что его уже пометили… Как это у них называется, „пометили красным“, что ли… То есть распространили информацию, что он стукач. И что на него готовится уже вооруженное покушение. Я сообщила об этом в СИЗО. Мне сказали: не преувеличивайте. Но на самом деле после этого стали следить, чтобы с ним ничего не случилось. Прям по рации передавали „Грандстафф вышел, Грандстафф зашел“».

Впрочем, Грандстафф конфликтовал далеко не со всеми охранниками и заключенными — с некоторыми у него случились дружеские отношения: «Был один бывший заместитель какого-то чина из министерства обороны — с ним у меня тоже завязалась дружба. Кажется, его звали Михаил Дмитриевич, и я не слишком хорошо понял, за что он сидит, потому что мой русский тогда был не очень. Но мне показалось, что его пытались сместить с должности и шантажировали тем, что если он не подпишет признательные показания и не оговорит себя, то арестуют его двоих сыновей. С каким-то помощником министра еще сидел, с банкиром».

В больнице 1-го следственного изолятора («Матросской Тишины»), куда Гейлена перевели, он был за эти два года дважды — годом позже попал туда с последствиями тех же травм, и врачи удивлялись, как хорошо за это время он выучил русский.

«Из всех трех моих СИЗО — пятый, первый, третий (имеются в виду номера изоляторов — прим. „Медузы“) — в первом были самые ужасные помещения. Там зато меня лечили, уколы делали от невралгии в шею, и люди в больнице были интересные… Там были настоящие уголовники, которых уже осудили и временно перевели из тюрьмы в больницу. Был парень, сидевший за похищение человека, другой за нанесение ножевых ранений, а еще один — уже за второе убийство. Но помещение! Везде течет, трубы протекают, даже в госпитале. Запах ужасный, в камере краска с потолка осыпается. Каждое утро я просыпался и первым делом стряхивал с лица эту краску. Крысы размером с моего кота, ночью по всей камере носятся. Я подавал жалобы каждый день, но единственный раз, когда мне удалось чего-то добиться, — это чтобы в моей камере, в которой было так темно, что я не мог читать даже днем, вкрутили лампочку. Матрас у меня был такого ужасного качества, что когда я вставал, у меня по всему телу были вмятины от проволоки. А мне ведь уже за 50, в моем возрасте такие условия уже сложно переносить».

У каждого из Грандстаффов свой тюремный опыт, только с разной стороны решетки — и если для Гейлена худшим был СИЗО № 1, то для его жены — № 5: «Оно было у нас первое, я еще плакала все время. Тогда не было электронной записи, и я приезжала несколько раз ночью, чтобы сначала записаться на передачу, потом проверять списки, потом привезти. В пятом изоляторе одни правила, в первом — другие. Только выучила набор продуктов, раз — новое правило: все должно быть с этикетками. В третьем изоляторе берут копченые окорочка, в первом не берут… Потом, когда меня свидетелем сделали, нам свидания вообще запретили».

Пока Гейлен сидел, Анна вынуждена была продавать их вещи — велосипеды, пианино. Немного помогали с деньгами родственники. Со своей болезнью Крона тюремную еду Гейлен есть не мог, не меньше 30 тысяч рублей в месяц уходило на его еду, нужны были деньги на лекарства, адвокатов. Поврежденное во время конвоирования колено ему недавно, уже после выхода на свободу, наконец прооперировали. Деньги на операцию Грандстаффы собирали краудфандингом на сайте Gofundme: 8000 долларов собрали меньше чем за месяц.

На суды, говорит Анна, Гейлена возили в «стакане» — помещении для одиночной перевозки осужденных и подследственных в автозаке (ЕСПЧ признал такие условия перевозки заключенных пыточными): «Это значит, что там места на одного, ни сесть, ни позу поменять… По много часов возили. Он и сейчас вздрагивает по ночам, когда сирену слышит; представляет, что он опять в этом стакане едет».

«Чтобы они не могли сказать: видите, виноват, раз сбежал»

18 марта 2019 года судья Солнцевского суда Москвы Егорова, не меняя интонации, с которой она до того провела несколько десятков заседаний по этому делу, вдруг объявила, что Грандстафф освобожден из-под стражи в зале суда. Гейлен сначала не поверил.

«А когда поверил, я опять скандалить начал, — смеется он. — Они открыли клетку, я вышел — и тут же меня опять берут судебные приставы и ведут на первый этаж, где надо подписать еще какие-то бумаги и опять ждать. То есть я все еще под стражей! И я им говорю: вы слышали, что сказала судья? Освободить! Освобождайте меня немедленно!»

Сам Гейлен считает, что его выпустили, потому что он американец — и в силу экзотичности своей истории смог привлечь внимание прессы. Патрик Ривелл с телеканала ABC, наоборот, считает, что в нынешней политической ситуации гражданство сыграло против Гейлена и этим объяснить решение судьи нельзя. «Просто Грандстафф каким-то чудом попал в этот ничтожный процент счастливчиков, которых система упускает из своих цепких объятий», — говорит Патрик и разводит руками.

Уголовное дело до сих пор не закрыто, но и приговор по нему не вынесен. К моменту освобождения Грандстаффа прокуратура еще не успела выдвинуть свои требования по мере наказания, хотя один из последних следователей в деле Грандстаффа уже предлагал ему признать вину и получить сокращенный срок — всего 10 лет. Теперь дело отправлено на доследование. Гейлен, проведя в СИЗО почти два года, вернулся домой: не под домашний арест и не под подписку о невыезде, просто «освобожден в связи с отменой меры пресечения в виде заключения под стражу», как написано в справке, подписанной судьей Егоровой. Пока он сидел, его рабочая виза кончилась, и он не может ни уехать из России из-за открытого уголовного дела, ни оставаться здесь на законных основаниях. Работать он тоже не может.

«Мне потом намекали после освобождения: давай, уезжай! Но если я уеду — получится, что я как бы признал вину. А я, конечно, хочу уехать, и Анна хочет, нам теперь тут оставаться совсем не в кайф. Но я хочу честным человеком уехать, без всяких проблем с законом. Чтобы они не могли обо мне говорить: мол, видите — виноват, раз сбежал».