«Я с годами стала человеком более мягким и более компромиссным» Оппозиционная активистка и журналистка Екатерина Винокурова — о работе на госканале RT и ссоре с Навальным

Оппозиционная активистка, организатор протестных акций, а также журналистка независимых изданий Екатерина Винокурова весной 2019 года вышла на работу на RT. Там она возглавила отдел «Регионы», задача которого — нарастить влияние RT на российскую аудиторию. В интервью специальному корреспонденту «Медузы» Илье Жегулеву Винокурова рассказала, почему устроилась на государственный телеканал и как это связано с политиком Алексеем Навальным. Интервью было записано, когда Винокурова находилась в командировке на Урале, где работала над репортажем о протестах в Екатеринбурге.

— Ты сейчас в Екатеринбурге. Это связано с протестами вокруг строительства храма?

— Это напрямую связано с конфликтом, который там происходит. В данном случае я поехала, потому что меня попросили сделать самой этот репортаж. Я проработала шесть лет в уральском издании — и сама теперь немного уральский человек.

— То есть ты не всегда будешь именно менеджером, начальником отдела?

— Я буду иногда играющим тренером.

— Что такое русская редакция RT и какую роль в ней будет играть отдел спецкоров?

— Редакция СНГ и стран Балтии развивается, сейчас одновременно запускаются много спецпроектов. И мой проект «Регионы» — один из них. Как я формулировала задачу во время переговоров [с работодателем]: мы рассказываем историю не про политику, а мы рассказываем историю социальную. Мне очень надоела российская внутренняя политика, и я хочу сделать перерыв. Мы хотим показывать не Россию фейсбука и не Россию телевизора, а более настоящую Россию. Например, в Екатеринбурге. У нас делается текст про Архангельск, в связи с мусором…

— Почему же это не «Россия фейсбука»? У меня вся лента о событиях в Екатеринбурге, про Архангельск в фейсбуке тоже писали.

— Гораздо менее популярна, например, [уже освещенная RT в репортаже] тема Забайкалья [и лесных пожаров там]. Или — сильнейший текст из Кемеровской области о том, что если ребенок рождается с дефектами речи, у ребенка к семи годам нет шанса поступить в обычную школу. Если бы [на селе] был логопед, проблема была бы устранена. Будет пронзительный текст на тему семейных детдомов. Сочетание актуальной повестки с темами, которые не на поверхности, — вот основной наш принцип.

— Такая социалка с мягкой критикой региональных или муниципальных властей?

— Если брать кемеровский текст, я бы не назвала его мягким. Мы рассказали: есть проект мобильные логопеды, но из-за отсутствия интереса власти проект закрылся. Я не считаю, что это мягкий сюжет.

— Какое у тебя было отношение к RT раньше и каким образом оно изменилось?

— У меня отношение было, естественно, очень плохим. Скажу честно, я RT не смотрела. Я знала откуда-то, что — нет, нет и еще раз нет. Что все это очень плохо. Но последние годы, я считаю, что и RT меняется, и меняюсь я. Если говорить о внешнеполитической повестке, моя позиция по Сирии была коррелирующей с официальной позицией [российских властей], близкой до стадии смешения. Когда начинали операцию в Сирии, я разыскала сирийцев, говорящих по-английски или по-русски, и сделала текст о том, что очень многие сирийцы рады российскому присутствию.

— А рассказать о Донбассе, о войне там планируется?

— Это не тема моего отдела, я не заведую военкорами. Кроме того, Донбасс не является регионом России. Я могу сказать, что не разрабатывала эту тему пока. Конечно, я хочу делать тему про упрощенное получение гражданства людьми, в том числе [переехавшими] с Украины в Россию. Такая тема совпадает.

— Ты говоришь, что поменялась. Когда-то ты поддерживала взгляды либеральной оппозиции, ходила на митинги. Что случилось? Тебя Навальный сильно обидел?

— Я не была политическим деятелем никогда. Единственным исключением стал митинг, связанный с реновацией в городе [Москве]. Да, я не исключаю, что захотелось перемен в том числе из-за Навального.

— Понятно, что он тогда тебя затроллил. Твоя фраза «Все было хорошо, пока не появился Навальный» стала мемом. Но одно дело разлюбить кого-то из оппозиции, а другое дело — пойти работать на российских пропагандистов. Как так могла измениться позиция — прямо противоположным образом?

— Моя позиция изменилась, когда познакомилась с Маргаритой [Симоньян, главным редактором RT]. Это произошло при трагических обстоятельствах. Когда на Донбассе погиб бывший сотрудник «Газеты.Ru» Андрей Стенин , тогда я познакомилась с ней. Одни мои знакомые попросили как-нибудь связаться с ней. Общаясь с ней годами, я поняла, что у нас периодически расходятся позиции, но она мне нравится как человек. В ней нет подлости, жестокости, а по остальным пунктам надо искать компромиссы. Я с годами стала человеком более мягким и более компромиссным.

— Еще раз: повлиял ли ваш конфликт с Навальным на твой приход в RT?

— Да. Я бы себе соврала, если бы сказала, что не сказался. Я понимаю, одно дело — бороться за некую новую прекрасную Россию, Россию будущего. А другое — бороться, чтобы за Россию будущего боролся [только] ты. Бороться за персоналии. И более того, в борьбе нет места человеческим ценностям — очень мало остается пространства для интересов людей.

— Тем не менее, на государство ты никогда не работала.

— Я была назначена в СПЧ указом президента. И [вижу, что] интересы людей — они расходятся с интересами государства.

— Подожди, но я все же думал, что СПЧ защищает интересы людей, а не государства. А RT не особенно скрывает, что главная задача — пропаганда и поддержка действующей власти.

— Тот же самый телеканал RT, русская редакция, последние месяцы защищает интересы жителей в конфликте на Пироговской, . У RT было много сюжетов по гражданству [и лицам, которые не могут его оформить в России] — про так называемых соотечественниц [из стран бывшего СССР, которые имеют право на получение российского паспорта в упрощенном порядке] и их проблемы здесь.

— А по делу «Нового величия»?

— По делу «Нового величия» я была и остаюсь поручителем. И тогда Маргарита высказалась, что держать [обвиняемых] в СИЗО просто неправильно и негуманно.

— То есть вы выступаете с протестом тогда, когда это совпадает с точкой зрения Симоньян?

— Я могу этим заниматься и без того, чтобы об этом говорила Маргарита. И по тому же делу «Нового величия» я обозначила свою позицию еще до того, как ее высказала Маргарита. Опять же в благотворительном проекте [RT, созданном в конце 2017 года, который в марте 2019-го возглавила оппозиционная журналистка и общественница Мария Баронова] «Дальше действовать будем мы» я участвовала до того, как стала работать на RT. Я вписалась как член СПЧ месяца два или три назад.

— И все же, где у вас в редакционных вопросах двойная сплошная, за которую нельзя заступать. Или ее нет?

— Недавно был пример двойной сплошной по социальной проблеме. Моя двойная сплошная — не повредить герою. Даже если герой не понимает, что сам себе может навредить, как это было с публикацией [сайта «Батенька, да вы трансформер»], где героиня рассказывает, что она героиновая наркоманка и [с такой зависимостью] можно жить полноценной жизнью. Этот текст как таковой ничего не изменил.

— Понятно, но это немного абстрактно. А как определить в ежедневном режиме, что можно публиковать, а что — нет?

— Есть все-таки определенная этика. И принцип, что надо выслушать мнения всех сторон.

Во-вторых, чтобы после отъезда корреспондента не началась в селе массовая резня. Например, я считаю очень сложной историю про семью Перчиковых в Псковской области (историю Таси Перчиковой, которая попросила помощи у Владимира Путина, после чего о девочке и ее семье стали говорить СМИ, а люди со всей страны жертвовать деньги, из-за этого у семьи испортились отношения с односельчанами. Эту историю рассказывала и «Медуза»). Я не думаю, что был злонамеренный расчет, но там недопросчитаны последствия. Семью начали травить, а девочку, у которой некоторые особенности развития, вместо помощи начали еще больше провоцировать.

— Одна из основных ценностей для журналиста — свобода слова, на которую сейчас все больше посягает государство.

— Я пытаюсь жить так, как будто никаких барьеров нет. Я живу как максимально свободный человек. Почему у нас [в RT] нет цензуры? Например, потому что есть свобода общаться друг с другом. Например, я сейчас общаюсь с тобой.

— То есть ты воспринимаешь свободу слова как свободу общаться друг с другом? Хорошо. Я слышал, что к тебе приходили люди из мэрии [Москвы] с предложением пойти [на выборы в качестве кандидата] в Мосгордуму. Почему ты отказалась?

— Нет, это неправда. Выходили совершенно другие люди, являющиеся оппонентами московских властей. На меня выходили с предложением, и я обдумывала, не бросить ли вызов господину Метельскому [лидеру фракции «Единой России» в Московской городской думе], который тоже избирается депутатом. Я не могу исключать, что, возможно, в процессе, когда я обдумывала идею и советовалась с огромным количеством людей, каким-то таким образом кто-то решил доставить телеграмму. И в рамках сарафанного радио она трансформировалась [в предположение о выдвижении в депутаты Мосгордумы в числе кандидатов, лояльных мэрии города].

— И все-таки, как сильно ты изменилась за эти годы, чтобы пойти работать на RT?

— Мне кажется сейчас, что я не сильно поменялась. Я видела много более объективных, много менее объективных текстов как в независимых изданиях, так и в государственных. Именно поэтому никогда не чуралась пойти в эфир на «Россию 24». Не буду лукавить, говоря, что я всегда была объективной. Когда ведешь историю [как журналист] годами, у тебя некая позиция возникает.

— Но есть же предел какой-то, когда ты хочешь что-то донести, а тебе не дают это сделать или увольняют твоего сотрудника, который отказался слить свои источники. У тебя есть такой предел в RT, с той же Маргаритой Симоньян?

— Ну, [если судить] по первым полутора месяцам работы — все нормально.